Из смерти в жизнь - Олаф Степлдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дух человеческий, вопреки надежде, с опасением взирал в будущее.
Четвертая интерлюдия. Время и вечность
Сегодня! Завтра!
Сегодня являет всю нынешнюю вселенную в бесконечных подробностях, в немыслимом изобилии. Сегодня – это поле, дом и огромное небо. Сегодня зачинают человека, сегодня он рождается, любит, ненавидит, умирает. Бесчисленные электроны с протонами деловито выполняют повсюду свои невообразимые фокусы. Планеты притягиваются к своим солнцам. Плывут, вращаются галактики.
Сегодняшний день содержит в себе и все прошлое: королеву Викторию, Вавилон, ледниковые периоды, зарождение звезд из первичных туманностей и первый взрыв творения.
А завтра? Там непроглядный туман, из которого может появиться что угодно.
Вспоминая или открывая прошлое, мы сталкиваемся с тем, что существует вечно, хотя бы и в прошедшем времени. Оно такое – и никакое иное. Наш взгляд на него может быть ошибочен, но оно само таково, каково есть, хоть и отделено от нас темным занавесом. Ни людские законы, ни сам Всемогущий не в силах сделать прошлое иным, чем оно есть и вечно останется. Сам Бог, существуй он, не очистит меня от поступков, о которых я теперь сожалею.
А будущее? Оно не за туманом, оно – ничто. Оно еще не создано. Мы сами, предпочитая тот путь этому, участвуем в его создании. Хотя мы сами, быть может, лишь проявления прошлого, живущего в нас, именно мы, такие как есть, творцы будущих событий, которых нет в сегодня. Сегодня будущее – не что иное, как одна из бесконечного множества возможностей, латентно присутствующих в настоящем. Или, может быть (откуда нам знать?), присутствующих даже не латентно, а вполне определенно.
Вчера осязаемо: оно здесь, за моей спиной, хотя отступает все глубже в прошлое, пока я ухожу вперед через ряд сменяющих друг друга сегодня.
А завтра?
Вчера у меня на завтрак были каша и поджаренный хлеб, как и накануне и за день до того. Вчера я, как мне было указано, сел на поезд в Престон. Я рассчитал, как добраться до станции в нужное время. И, поскольку тысячи других нитей плана сошлись без ошибки, машинист, ожидавший свистка и сигнала кондуктора, перевел рычаги. Поезд тронулся. В этом поезде я оказался сидящим напротив милой незнакомки – не по инструкции и не по плану. Мы скоро разговорились, заглядывая друг другу в глаза, – не о любви, а о работе сиделки в госпитале, и о том, как должно выглядеть общество, и о ее христианском боге, и о будущей жизни и вечности. До нашей встречи, до того, как столкновение наших умов высекло искру, нашего разговора никем не планировалось. Но здесь, в мимолетном настоящем, мы начали его, построили его. И теперь вселенная навсегда обогатилась, потому что наш разговор теперь содержится в прошлом, в отступающем вчера, со всем его неожиданным и неповторимым теплом и светом.
С ней у меня не было прошлого, кроме вчера, и не было будущего, но с тобой, знакомая и любимая, мои корни глубоко в прошлом, а цветы – в будущем.
Примерно на пятнадцать тысяч вчера назад ушел день, где ты – маленькая девочка с ручками-палочками и водопадом волос. Ты, в зеленом шелковом платьице, входишь в дверь, греешь руки у огня и поглядываешь на меня. Но и теперь та минута кажется такой реальной, словно это было вчера! Ведь эта частица вечной реальности, как ни странно, всегда доступна мне через пятнадцать тысяч вчера.
А завтра?
Успею я завтра, как планирую, на автобус до Честера или опоздаю? Или он не захватит меня, или вообще не приедет? А если, захватив меня, столкнется с катафалком или фургоном зверинца? И что если вырвавшиеся на свободу тигры и львы начнут охоту на прохожих? И что если я почувствую огромные когти в своем теле, пойму из дыхания зверя, что для меня нет больше завтра? Или, может быть, неизвестная болезнь одолеет меня за ночь? Или упадет бомба? Или законы природы вдруг переменятся, так что камни сорвутся с земли, дома обратятся в столбы щебня и пыли, а море ринется в небеса. Или само небо распахнется как занавес, открыв Господа на престоле его, и обвиняющий палец укажет прямо на меня? Или в какой-то миг завтрашнего дня все просто закончится? И больше ничего не будет, никакого будущего.
Я не могу с уверенностью ответить на эти вопросы. На них не ответит с уверенностью ни один человек. И все же, если я поставлю миллион фунтов против пенни, что мир будет продолжаться, и полмиллиона фунтов за то, что он не слишком изменится, едва ли это сочтут безрассудным риском.
Вчера те события, которые так явны и живы сегодня, были еще непредсказуемы, не предопределены. И потому мы скажем, что вчера они еще не случились. И все же, все же бывают минуты, когда мы смутно ощущаем, что как прошлое вечно реально в прошедшем времени, так и будущее уже существует, хотя и отделено от вечно-подвижного настоящего. Мы движемся вперед, туман перед нами отступает, открывая вселенную, продолжающую нынешнюю вселенную, и нам кажется, что она всегда была здесь, поджидая нас. Сумей мы каким-нибудь чудом или инфракрасным прожектором пробить эту туманную стену, мы бы увидели эту будущую вселенную такой, как она есть. Во всяком случае, мы не в силах избавиться от этого чувства. Мой разговор с милой и серьезной попутчицей – разве он не ждал меня всегда, нераздельно привязанный к будущему, как теперь необратимо вплетен в прошлое? Не ожидала ли меня эта поездка с тех пор, как я родился?
Что если игра внешних причин определила и нашу счастливую встречу как случая, что имел место вечно, хотя и был тогда отнесен в будущее? Что если все было точно так же, когда саксы впервые вступили на этот остров, и когда сам остров принял свой нынешний облик, и когда родилось солнце?
И пятнадцать тысяч вчера назад, когда мы с тобой впервые взглянули друг на друга, не было ли наше уже будущее таким, какое оно есть сейчас? Оно, конечно, было связано с будущими нами и потому недостижимо… но разве не ожидало оно нас уже тогда? Никто ведь не считает, что центр земли, хоть и недостижим, не существует, пока кто-то до него не добурится.
На самом деле я даже не могу сказать, что в миг нашей первой встречи будущее было совершенно недостижимо. Ведь заглянув в твои глаза, я (как я
