Анклав - Энн Агирре

Мужской голос – низкий, насмешливый – возразил:

– Молодец, волчонок. Но она тебе без надобности, сосунок. Подрасти сначала.

Он подошел и сел рядом. И я поняла – вот этого человека надо бояться. Он очень, очень опасен. Он сорвал с меня повязку, и я в ужасе отшатнулась, увидев его лицо. Его покрывали шрамы – не боевые, как у Невидимки, а специально нанесенные. Глубокие, подкрашенные красным – словно в них стояла кровь. Жуткие, варварские, отвратительные. Может, эти отметины и несли какой-то смысл, но мне он был неведом.

В его глазах – бледных, цвета дождевой воды – отражалось пламя костра, и огоньки плясали в темной глубине зрачков.

– Смотри-ка, очнулась… Откуда ты взялась такая? Где научилась драться, как Волк?

Он стащил завязку с моих волос – прямо как когда-то Невидимка. Но, в отличие от того раза, я не почувствовала ничего похожего на неожиданную радость. Ко мне грубо лезли, и к тому же больно выкручивали шею, прихватив прядь волос в горсть. Он осматривал меня, непристойно разворачивая мое лицо к свету то одной щекой, то другой. Внутри все застыло от страха под этим взглядом. Светлые глаза хищника оценивали странную животинку – не человека.

Я изо всех сил постаралась, чтобы в моих глазах прочиталось: парень, не делай этого. Все кончится плохо, и даже хуже, чем ты думаешь. Но на него это не произвело ровно никакого впечатления. Я свирепо вытаращилась, а он в ответ расхохотался. Я лежала на спине, связанная, беспомощная, и одна мысль колотилась в голове: через мой труп. Не для того я дралась насмерть и вырвалась из подземной тьмы, нет. Он сорвал повязку с моего рта, и мне удалось выговорить:

– Из-под земли.

Вот так. Как плевок.

Грубые черты его сложились в гримасу любопытства. Он прошептал:

– Тогда ты не просто производитель. Тогда от тебя будет больше проку. Смотри, не забывай, кто тебя спас.

Он выпрямился и громко – на всю волчью стаю – объявил:

– Возьмите и отмойте ее. А потом я лично займусь ее дрессировкой.

Меня схватили и поволокли прочь. Я чувствовала каждую кочку, каждую неровность – ох и насажают мне сейчас синяков… Над головой мелькало что-то похожее на высоченный потолок – не очень-то оглядишься, когда тебя тащат и встряхивают. Но места вокруг было предостаточно. И тут меня перестали волочь и бросили. Голова опять треснулась о пол.

Кто-то поставил меня на ноги, опустился на колени и принялся развязывать щиколотки. Этот кто-то отличался умом и сообразительностью – не зря сзади зашел. Иначе я как пить дать шею бы переломала метким ударом ноги. Обернуться и посмотреть, кто же это там копошится, у меня все-таки получилось – правда, голову прострелило резкой болью. Оказалось, со мной возилась девчонка. Малорослая, худющая, вся в синяках. Некоторые, судя по цвету, ей наставили пару дней назад, другие выглядели совсем свежими. Шрамов на ней я не увидела – видно, бандиты оставляли подобную привилегию за мужчинами.

Она не стала развязывать мне руки. «Умница. Хотя, конечно, как сказать…» Если ее били, а она терпела и не жаловалась, ее не назовешь умной. С другой стороны, человек привыкает ко всему. Если она родилась здесь, среди бандитов, то наверняка воспринимает все как должное – другого порядка вещей попросту не знает. У меня вот случилась смена мировоззрения – и я поняла, как нелегко изменить свои взгляды на жизнь.

Не выказывая абсолютно никаких чувств, девчонка подступила ко мне с кинжалом – кляп изо рта она вынимать не стала. Вскоре вся моя одежда осыпалась на пол драными и резаными лоскутами. Потом она меня вымыла – все так же равнодушно, словно бы я была куском непонятно чего, который пытаются приспособить к делу. Я попыталась дергаться в путах – бесполезно, она лишь придвинулась поближе и спокойно закончила то, что начала.

Потом девица облачила меня в длинную рваную рубаху наподобие той, что болталась на ней. Рубашка едва закрывала колени – я никогда прежде не оставляла открытыми ноги. К тому же поддевать под этот балахон ничего не полагалось. Я поняла, что это не просто так. Приступ панического страха едва не смыл мою решимость, но я взяла себя в руки. И тут до меня дошло, в чем смысл этого постыдного ритуала. Они забрали мои личные вещи, мою одежду. И понизили меня в ранге, уподобив их тупо-покорным, услужливым бабам. Но шрамы на руках у меня остались. Их они забрать не смогут. Потому что я эти шрамы – заслужила.

«Выживают сильнейшие», – повторила я про себя. Это, конечно, правило Охотника, а я больше не Охотница, но выбраться отсюда я смогу только благодаря усвоенному на тренировках упорству. Сколько раз ни сшибал меня с ног противник покрупнее, сколько раз ни получала по носу, я все равно вставала на ноги. И дралась свирепей. Разучивала новый прием. Новый финт. И за всю жизнь только Кран смог меня победить.

Теперь-то я думала, что надо было наброситься на тех мелких с подручными предметами и изметелить как следует – но после драки кулаками не машут. И я не должна поддаваться страху. Да, я попала в совершенно новые обстоятельства, но я смогу выжить и здесь. Нет, не просто смогу. Я обязательно выживу.

Наконец девчонка вытащила у меня изо рта кляп. Я сплюнула – тряпка оставила во рту несвежий вкус нестираной материи. А потом присмотрелась к девушке. Красивая. Точнее, была бы такой, если бы не били так часто. Бедняжка отводила глаза – боялась меня, что ли?

– Я – Двойка, – сказала я. – А тебя как зовут?

Она вскинула изумленный взгляд – словно не ожидала, что я умею разговаривать:

– Теган…

– Что они сделали с моим другом?

– Оставь это. Думай о своих проблемах, у тебя их полно.

Ну и ну. Я даже улыбнулась. Она вытаращилась на меня, как на сумасшедшую.

– Да я знаю, знаю. Но друг-то мой где? Он хотя бы живой?

– Пока – да. Они отложили охоту на потом.

У меня кровь застыла в жилах.

– Это что еще значит?

– Они пустят ему кровь и погонят вперед. А потом Волки бросятся в погоню – пойдут по кровавому следу. А когда найдут – убьют.

Волки. Непонятно, что это значит, но эти бандиты так себя называют. Теган говорит правду – в этом сомневаться не приходилось. Я изо всех сил попыталась не выдать враз нахлынувшее отчаяние.

– А со мной что сделают?

– Ну, Ловчий заявил на тебя свои права, – пожала она плечами. – Так что, похоже, ты будешь с ним, пока ему не наскучишь. Обычно женщина достается Волку, который ее привел в логово. Ловчий не так уж часто пользуется правом вожака.

Ах вот оно что имелось в виду, когда главарь сказал: «Смотри, не забывай, кто тебя спас». Интересно, я что, еще и признательна должна быть за такое? Вот уж нет…

– А потом?

– Ну а когда ты надоешь Ловчему, они, наверное, будут за тебя драться. Ты же новенькая.

– А что, с Ловчим никто не желает подраться?

Я-то, кстати, была бы не против такого поединка. Один на один – вряд ли он меня одолеет. На голове болючая шишка, но все равно я его завалила бы. Просто он прячется за спинами целой толпы бандитов. А так – да ни за что бы они нас не схватили. И зачем я распустила сопли насчет нападавших мелких? Бежать нужно было! Впрочем, какая уже разница. Ничего не исправишь.

– Они дрались. Раньше. Теперь перестали. Это бесполезно. Ты не сможешь одолеть его.

Схватка

Плечи у меня горели.

Ловчий приказал только вымыть меня – и больше ничего. Поэтому Теган не знала, что со мной делать дальше. Мы просто сидели и ждали. Волки тем временем занимались приготовлениями к кроваво-спортивному увеселению. И если я ничего не придумаю, Невидимку этим вечером ждет смерть. Он умрет в полном одиночестве. Потому что когда-то ради меня соврал старейшинам.

А я не хочу, чтобы он умирал из-за меня.

Мы сидели у костра. Огромное здание пустовало, дождь барабанил по крыше. Я осторожно повертела головой – хотела отыскать хоть что-то, чтобы освободить запястья. Но за спиной не оказалось ничего подходящего. А вот передо мной – о, передо мной обнаружился осколок стекла. Пальцы обрежу. Но веревки он рассечет тоже.

Я наклонилась вперед. Теган не обращала на меня внимания. Она завороженно смотрела в лижущее поленья пламя. Хотелось бы верить, что огонь будет занимать ее еще долго и я сумею завершить задуманное.

Сердце гулко бухало. Медленно-медленно, осторожно-осторожно я подобралась к осколку. Дотронулась до него пальцами ног. Поерзала – чтобы не расслышали скрежет стекла по земле: я же потащила его за спину. Время уходило, время работало против меня, оно ускользало, утекало – а я упорно пилила путы.

По пальцам текла кровь – значит, я все-таки порезалась. Неизвестно, правда, насколько сильно. Но зато руки намокли, и я сумела выпутаться из ослабших веревок.

И тут, к моему удивлению, Теган спросила:

– Ну что, руки освободила?

Я замерла:

– Ты знала, что я делаю. Почему не остановила?

– А мне никто не приказывал это делать, – отозвалась она, и в ее голосе мне почудилась насмешка. – Он приказал отмыть тебя. И все. Им бы стражу поставить, но они же идиоты. Ты для них просто слабая женщина.