Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

Полицейские из расстрельных команд отводили назначенных им жертв на гребень одного из мусорных холмов, разбросанных по территории карьера, и выстраивали у края двухметрового обрыва спиной к себе. По команде полицейские с близкого расстояния стреляли им в затылки. Тела падали с обрыва вниз. После расстрела на то же место приводили следующую группу евреев, и тем перед смертью приходилось смотреть на растущую внизу гору трупов своих родственников и друзей. Лишь после какого-то количества расстрелов стрелки переходили на другое место.

Казни шли своим чередом, когда гауптвахмистр Келлер спустился с холма, где находились пулеметные гнезда, чтобы поговорить с гауптвахмистром Юрихом. Пока они вдвоем, стоя вблизи, наблюдали за расстрелами, Юрих жаловался на Волауфа. Капитан, отдав приказ начать это «дерьмо», сам «слинял» в Серокомлю и сейчас отсиживается в отделении польской полиции{267}. Лишенный возможности покрасоваться перед молодой женой, которая на этот раз с ним не поехала, Волауф, судя по всему, не горел желанием присутствовать при казнях. Впоследствии Волауф утверждал, что у него не сохранилось ни малейших воспоминаний об акции в Серокомле. Возможно, его мысли тогда уже были заняты предстоящей поездкой домой, в Германию, куда он хотел вернуться вместе с женой.

Расстрелы продолжались до 15 часов. Никто не озаботился захоронением трупов, и мертвецов просто оставили лежать в гравийных ямах. В Коцке полицейские сделали остановку, чтобы пообедать. Вечером, по возвращении в места расположения, им раздали выпивку{268}.

Через три дня после расправы в Серокомле гауптвахмистр Йобст* из 1-й роты, переодевшись в штатское и взяв в сопровождение только польского переводчика, отправился из Коцка на тайную встречу, которая должна была стать ловушкой для участника польского движения Сопротивления, скрывавшегося где-то между деревнями Серокомля и Тальчин. Ловушка успешно захлопнулась, и Йобст смог задержать разыскиваемого. Однако на обратном пути в Коцк через Тальчин полицейский попал в засаду и был убит. Польскому переводчику удалось спастись, и поздно ночью он добрался до Коцка с известием о гибели Йобста{269}.

Около полуночи гауптвахмистр Юрих по телефону связался со штабом батальона в Радзыне и доложил об убийстве Йобста{270}. У Келлера, разговаривавшего с Юрихом после звонка, сложилось впечатление, что в штабе не собираются проводить никаких карательных мероприятий в деревне. Однако вскоре из Радзыня перезвонил майор Трапп, сообщивший, что из Люблина поступил приказ расстрелять в качестве возмездия 200 человек{271}.

Ранним утром 26 сентября на том же самом перекрестке на окраине Коцка собрались те же самые подразделения, которые четырьмя днями ранее отправились с этого места в Серокомлю. На этот раз ими командовал не капитан Волауф, который к тому моменту отбыл в Германию. Вместо него операцией руководил лично майор Трапп, прибывший в сопровождении своего адъютанта лейтенанта Хагена и офицеров штаба батальона.

По прибытии в Тальчин всем полицейским 1-й роты показали тело гауптвахмистра Йобста, брошенное на улице на окраине поселка{272}. Все выходы из населенного пункта перекрыли, а его жителей-поляков заставили выйти из домов и собраться в здании школы. Многие мужчины успели покинуть деревню{273}, но оставшихся привели в школьный спортзал, после чего Трапп приступил к отбору жертв.

Очевидно, перед Траппом и лейтенантом Хагеном стояла задача не обострять слишком сильно отношения с местным населением, поэтому при проведении отбора они советовались с польским старостой. В результате их внимание привлекли лишь две категории поляков: прибывшие из других мест и временные жители Тальчина, с одной стороны, и «не имеющие достаточных средств к существованию» – с другой{274}. Как минимум один раз Трапп отправлял полицейского, чтобы успокоить женщин, которых держали в соседних классах, откуда доносились их рыдания и отчаянные крики{275}. В результате было отобрано 78 поляков мужского пола. Их отвели за пределы поселка и расстреляли. Как вспоминал один из немецких полицейских, жертвами стали только «беднейшие из бедных»{276}.

Часть полицейских с лейтенантом Бухманом вернулась прямиком в Радзынь, а другие остановились перекусить в Коцке. Посреди обеда они узнали, что убийства на сегодня еще не закончились. Судя по всему, Траппу, которому до выполнения нормы возмездия в 200 человек было еще далеко, пришла в голову остроумная мысль, как достичь нужной цифры, не испортив вконец отношения с местным населением. Вместо того чтобы расстрелять еще больше поляков в Тальчине, лучше расстрелять евреев из Коцкого гетто{277}.

Один из немецких полицейских – водитель, следовавший в Радзынь, – утверждал, что остановился у гетто на окраине города, чтобы предупредить о предстоящей акции{278}. Но для запертых в гетто людей такие предупреждения, конечно же, были совершенно бесполезны. Поисковые команды немецкой полиции вошли в гетто и стали хватать всех, кто им попадался, независимо от возраста и пола. Пожилых евреев, неспособных дойти до места казни, расстреливали тут же. Один полицейский позднее показал в суде: «Я должен был участвовать в облаве на евреев, но у меня и тут получилось просто слоняться по улицам. Мне совершенно не по душе были эти акции, и поэтому я не выдал на расстрел ни одного еврея»{279}.

Однако, как и прежде, те немногие, кто уклонился от участия в расправе, не могли помешать тем, кто отнесся к поставленной задаче со всей ответственностью. Пойманных обитателей гетто выводили из него и собирали в большом доме, который торцевой стороной выходил в обнесенный стеной двор. Группами по 30 человек евреев отводили во двор и заставляли лечь у стены. По приказу лейтенанта Бранда расстрел производили вооруженные автоматами унтер-офицеры. Тела оставили лежать до следующего дня, когда из гетто доставили рабочих, чтобы те похоронили покойников в братской могиле{280}. Майор Трапп немедленно доложил в Люблин о том, что в качестве возмездия за предательское нападение на Йобста в Тальчине казнено трое «бандитов», 78 польских «пособников» и 180 евреев{281}. По-видимому, человек, который рыдал во время массового убийства в Юзефуве и которого по-прежнему смущали неизбирательные казни поляков, больше не чувствовал никаких препятствий к тому, чтобы расстрелять почти две сотни евреев ради перевыполнения поставленной нормы.

Но если майор Трапп постепенно смирялся с ролью палача польского еврейства, лейтенанту Бухману это не удавалось. После Юзефува он сообщил Траппу, что впредь не будет участвовать в карательных акциях без прямого приказа от самого Траппа. Кроме того, он попросил о переводе. По сравнению с остальными у Бухмана было важное преимущество, позволявшее ему