Мальчик и революция. Одиссея Александра Винтера - Артем Юрьевич Рудницкий

Вопрос Винтеру: Что Вы можете показать по этому поводу?

Ответ Винтера: Я отрицаю, что я был фактическим ассистентом кинорежиссера, в этой должности я только числился. Ответственность за совершенное Шером упущение в произведенных съемках первой партии материала по картине “Аэроград” я с себя слагаю. Все планы производившихся Шером съемок разрабатывались им единолично.

Последней фразой Винтер также давал понять, что если на пленке оказались секретные объекты, то отвечать за это должен только оператор.

Что тут скажешь… Трудно винить арестованных в том, что они на допросах топили друг друга. В НКВД людей ждала страшная участь, и избежать ее старались всеми силами, даже ценой оговора бывших коллег. А кто на самом деле говорил правду и всю ли правду… сегодня это установить не представляется возможным. И нужно ли?

Теперь пришло время рассказать, что тайна пропажи пленки в конце концов была раскрыта, хотя следователи НКВД об этом так и не узнали. И вот почему.

Ранним утром 4 октября встречать хабаровский поезд пришла Анна Мельникова, сохранившая, если не забыли, фамилию мужа. Хотя она развелась с ним, но, как видно, с новым супругом жизнь не сложилась (чем ее разочаровал Шпак, история умалчивает) и захотелось вернуться к «бывшему». С целью возобновления если не супружеских, то достаточно близких отношений.

Дату его приезда она выяснила на «Мосфильме», решив, что ее внезапное появление произведет на Винтера желаемое, то есть непременно приятное, впечатление. Однако уже на перроне, увидев, что он не один и его встречают, засмущалась, сообразив, что время и место для реанимации былых чувств выбрано неудачно. Тогда, воспользовавшись тем, что Винтер с Шером и Морозовским зашли в вагон за очередной партией багажа, Анна Васильевна поддалась сиюминутному порыву. Схватила тот самый чемодан и зашагала с ним прочь. Была уверена, что это чемодан Винтера, поскольку ей показалось, что именно он выносил его и ставил на перрон, и выстроила в уме нехитрую комбинацию, которая вообще-то могла сработать, конечно, при других обстоятельствах. Расчет строился на том, что Винтер примется искать чемодан, переполошится и она, выждав некоторое время, день или два, обрадует его радостным известием, что ничего не пропало. Разумеется, он рассердится, но вместе с тем поймет, в каком она отчаянии, раз совершила столь нелепый поступок, как хочет замолить свои грехи, и они попробуют начать с чистого листа.

Когда истекли эти несколько дней, Анна Васильевна попыталась дозвониться до Винтера на киностудию, но всякий раз ей отвечали, что Александр Абрамович занят и подойти к телефону не может. Что было правдой, потому что его постоянно допрашивали. Тогда она лично отправилась на «Мосфильм» и там узнала о грандиозном скандале. Побоявшись признаться в содеянном (сажали и за меньшую глупость), прибежала домой, открыла чемодан, обнаружив, что в нем лежит именно пленка, а не грязные рубашки, носки и прочие мужские предметы первой необходимости. Долго не знала, что предпринять. Между тем время шло, Винтера арестовали и бросили во внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке. Тогда Анна обратилась к его сестре, Асе, и та посоветовала сразу идти признаваться. Но бывшая супруга испугалась. Не поверят в ее рассказ, подумают, она знала, что крадет чемодан с пленкой, которую, допустим, уже успела скопировать для вражеских агентов.

Женщины пошли к Довженко – каяться и просить ходатайствовать за Винтера. У режиссера были влияние, связи. Но и он не решился, сказав, что Винтера все равно не освободят. Новые обстоятельства чекисты истолковали бы, как свидетельство более крупной и многослойной вредительской интриги и продолжили бы расследование. При этом круг подозреваемых включал бы уже и Анну, и Асю, и самого режиссера, который и без того входил в группу риска. Принимая во внимание чекистский менталитет, скорее всего, события приняли бы именно такой оборот.

Ася ушла от Довженко в слезах, а с Анной вконец разругалась. Считала, что жена, хоть и бывшая, несмотря ни на что, должна была пойти и все рассказать. Но в итоге никто ничего не сделал, а пленку Довженко пустил в дело – нельзя было не использовать отснятый материал при монтаже «Аэрограда», который в ноябре того же года вышел на большой экран. Все эффектные кадры вошли в фильм. Фамилии Винтера и Шера в титрах, естественно, не указывались – много чести для арестантов.

Следователи, не подозревавшие о безумной эскападе Анны Мельниковой, надеявшейся весьма специфическим образом вернуть мужа, все больше склонялись к тому, что главную роль в пропаже пленки сыграл оператор. У него были мотив и определенный интерес. А кино-администратор не выигрывал ничего. Только терял. Судя по всему, чекисты об этом догадывались, но выпускать никого из своих лап не собирались, исходя из народной мудрости – «коготок увяз, всей птичке пропасть». И принялись раскручивать дело с другого конца.

Теперь сосредоточили внимание на том, что в дороге Винтер рассказывал Шеру о своей работе в «органах». Значит, выдал государственную тайну. Оператора заставили дать подтверждающие показания. Тут все серьезнее стало. Тучи над головой Винтера сгущались и дело было уже не в пленке. Нет ничего необычного в том, что в поезде попутчики общаются, делятся какими-то жизненными подробностями, дорога к этому располагает. Скорее всего, бывший сотрудник ЧК и ОГПУ/ НКВД никаких секретов не выдавал, но как можно было это доказать? Понятие презумпции невиновности советская следственная и судебная система на дух не переносила как буржуазный пережиток и предрассудок, и выстраивать систему доказательств, удобную для обвинения, было проще простого.

О своей службе в Одесской губчека говорил? Говорил. А о службе на китайской границе? Тоже говорил. Значит, еще много такого мог сказать, чего говорить не имел права. Подследственный может сколько угодно заявлять, что, мол, он только дружески болтал с попутчиком и ничего более. Может, не просто так болтал. Может, со смыслом. Может, это был вербовочный заход. Кто знает…

Винтера после применения испытанных чекистских средств заставили признаться в том, чего на самом деле не было.

Из протокола допроса А. А. Винтера-Кесельмана от 19 ноября 1935 года

Вопрос: Из показаний Шера видно, что Вы рассказывали ему о своей работе в НКВД и о характере выполнявшихся Вами заданий, являющемся государственной тайной. Подтверждаете ли Вы это?

Ответ: Да, подтверждаю. Я действительно рассказывал ему о том, что выполнял секретные поручения НКВД, также я рассказал ему о характере этих поручений.

Вопрос: Объясните, почему Вы это сделали?

Ответ: Объяснить не могу. Я понимаю, что этим своим поведением нарушил государственную тайну, выдав ее Шеру. В этом