Далеко от неба - Александр Федорович Косенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же, осведомлен. Пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить заинтересованных лиц в обратном. Отряд, по моим сведениям, будет передвигаться по совершенно неисследованной местности…
— Вынужден поинтересоваться, откуда у вас эти сведения?
— Помилуйте, Николай Александрович, об этом чуть ли не последний шаромыга на приисках осведомлен. У половины казаков семьи, дети…
Насколько мне известно, подобные караваны в этом направлении еще ни разу не снаряжались ввиду полной непроходимости здешних мест в летнее время.
— Что же заинтересовало именно вас, Викентий Борисович?
— Видите, вы даже помните мое имя.
— Служба.
— Понимаю. Хочу только напомнить, что по образованию я топограф. Изучение и отображение незнакомой местности некоторым образом входит в круг моих профессиональных обязанностей.
— Хорошо, мы с вами еще поговорим об этом. Сейчас — извините. Чертовски устал с дороги. Вторые сутки в седле. А вот, кажется, и сам Конышев…
К палатке подходил подъесаул, командир отряда сопровождавших золото казаков. Ему уже сообщили о появлении ротмистра.
— Какой неотложной необходимостью обязан нашей встрече, Николай Александрович? — спросил он, подходя к ротмистру и протягивая руку.
— Вы правы, необходимость действительно неотложная…
Они скрылись в палатке. Ильин, отошедший в сторону, но хорошо расслышавший последние слова ротмистра, остановился, словно в раздумье, и стал напряженно прислушиваться.
— Уха готова, ваше благородие, — пробасил неслышно подошедший к нему Иван Рудых. — Вам как? По отдельности или с общего котла будете, с обществом?
— Сколько раз, Иван, я просил не звать меня «благородием». Я такой же человек, как и все вы. Конечно, с общего. Пора уже привыкнуть.
— Так я это так, для порядку. По отдельности ловчее. Ложку не забудьте, как прошлый раз. А то казачки мигом сметут, пока ходите.
* * *— Вынужден вас огорчить, Александр Вениаминович, — с трудом стягивая промокшую шинель, сказал ротмистр. — Просуши, братец, — протянул он её заглянувшему в палатку молоденькому казаку. Потом тяжело опустился на походную кровать подъесаула и жестом пригласил того сесть поближе.
— Весь внимание, — сказал подъесаул. — Насколько понимаю, повод для вашего внезапного появления должен быть из ряда вон?
— Более чем, более чем. Не предложите ли стаканчик чего-нибудь согревательного? Промок до исподнего.
— Сергей! — крикнул подъесаул и приказал заглянувшему в палатку казаку: — Мою фляжку. В сумке, где карты и патроны.
— И еще, братец, — остановил казака ротмистр. — Покарауль затем хорошенько. Чтобы ближе чем на десять шагов вокруг палатки ни души. Понял?
— Так точно!
— Исполняй. Да побыстрее. Зуб на зуб не попадает. Кстати… — Он снова повернулся к командиру отряда. — Пока суть да дело, кто вам рекомендовал в отряд Ильина?
— Пришел сам, безо всяких рекомендаций. Объяснил, что весьма заинтересован в изучении местности, по которой мы вынуждены будем передвигаться. Между нами, Николай Александрович, я до сих пор в значительном затруднении. Приблизительный маршрут мы, конечно, наметили. Весьма и весьма приблизительный. На картах — сплошное белое пятно. Присутствие в отряде инженера-топографа мне показалось как нельзя более кстати. Его единодушно характеризовали как очень дельного специалиста.
В это время посланный казак внес фляжку с водкой и котелок с дымящейся ухой.
— Ушицу, ваши благородия, казачки сгоношили. Иван Рудых такого тальменя заловил — любо-дорого. Зверь!
Казак поставил котелок на походный стол, достал стаканы, тарелки, ложки, нарезал хлеб.
— Не забудь проследить, — сказал ротмистр, когда тот направился к выходу.
— Не извольте беспокоиться. С полным понятием. Хорунжий еще двух часовых на подходах выставил.
Подъесаул разлил по стаканам водку.
— С Богом! С благополучным прибытием!
Выпили. Ротмистр взялся было за ложку, но, подумав, отложил ее.
— В качестве предисловия. По дороге в меня дважды стреляли. На выезде с прииска и на Желтугинской гари. Слава богу, без последствий. Как, по-вашему, что сей факт означает?
— Кто-нибудь знал о вашем… вояже?
— Ни одна живая душа.
— Тогда непонятно.
— Это с одной стороны. С другой — очень даже согласуется со сведениями, которые я вам сейчас изложу. С вашего разрешения, повторю. Нервы стали ни к черту.
Он налил себе водки, залпом выпил, зачерпнул ухи, проглотил и, обжегшись, часто и глубоко задышал, раскрыв рот.
— Собачья служба. Все смотрят на нас, как на врагов, а без нас давно бы уже всю Россию, как великого князя, — на куски. Без сомнений и жалости. Я эту мразь революционную зубами готов. Жидовня, недоумки из студентов, недоучившиеся гимназисты, садисты, неврастеники, воры и убийцы, писателишки, возомнившие себя истиной в последней инстанции, для которых чем хуже России, тем лучше им. Ненавижу!
— Успокойтесь, Николай Александрович. В ваших словах много правды, но не все так ужасно. Хороших людей все-таки больше.
— Вы еще увидите, что они сделают с нашей Россией. По колена в крови побредем. Всеобщее одичание и ненависть начнутся. Поэтому нельзя, нельзя им спускать. Расстреливать, вешать безо всякой жалости. Сотни погибнут, миллионы спасутся.
— Я вижу, вас очень расстроило происшествие с вами. Эти выстрелы…
— К черту выстрелы! Я даже рад. Они подтверждают то, что я должен вам сообщить. Хотя, признаюсь, испугался. Страшно ехать по диким местам и ежеминутно ожидать выстрела в спину. Ладно, все это нервы, эмоции. Давайте к делу.
Теперь он заговорил почти шепотом:
— По совершенно достоверным сведениям от моего глубоко законспирированного агента, человека, которому я абсолютно доверяю, золото, которое вы по срочной государственной надобности должны доставить в Иркутск, никогда туда не попадет.
— Извините, ротмистр, не вполне вас понимаю.
— Во-первых, депеша о государственной необходимости и срочности — фальшивка. Точнее — не вполне фальшивка. Инспирирована в определенных правительственных кругах с целью… Вот цели, признаюсь, мне пока не вполне ясны. Кроме одной. Семнадцать пудов золота, которые вы сопровождаете, в пути должны бесследно исчезнуть. Кто за этим стоит, еще предстоит разобраться. Если, конечно, у нас появится такая возможность.
— В таком случае следует незамедлительно повернуть назад.
— Ошибаетесь,
