Клеймо Чернобога - Роман Волков

— Иван Сергеевич, вы совсем не хотите помочь следствию. — Следователь! — перепугался Костя. Неужели уже узнали о взрыве татарской «Волги»? Или вдруг Петрович запытал Хайдара до смерти? Парню пришлось подкрасться к двери и вслушаться в разговор.

— Вас вчера ударил Абу Адзияров?

— Да так, пихнул маленько, — у деда неожиданно появился говор дремучих крестьян, этаких хитрецов, которые только с виду простаки. — Пихнул, и пихнул, товарищ следователь, бывает! Пусть молодежь резвится! Я молодым-то когда был, тоже всем старикам на селе зубы пересчитал! Дело-то такое!

— Перестаньте паясничать! Я вижу, у вас синяк под глазом, он сильно вас ударил.

— Ну, ударил, я ж на него претензий не держу.

— Иван Сергеевич! Судмедэкспертиза уже показала: характер ранений у Адзиярова таков, что можно утверждать — нанес их человек, знакомый с техникой диверсионного ножевого боя.

— Это что ж за зверь такой?

— Иван Сергеевич! У меня есть информация: в деревне говорят, что вы служили в элитных спецподразделениях Советского Союза!

— Да ба-а-а! — совсем по-стариковски ахнул дед. — Кто ж вам такое сказал-то? В деревне что ль наплели? А нет у вас информации, что Абу ваш любимый двоих парней наших степановских до смерти избил, а дело за недостатком улик закрыли? А что девчонку пятнадцатилетнюю в подвале неделю держал, и ее весь джамаат его перетрахал, и тоже дело закрыли, за отсутствием состава преступления? Нет такой информации?

— Я задал вам вопрос, а ответа еще не услышал.

— Вон чего! Ну понятно, что-то мы не хотим слышать, а про что-то всему миру разнесем! Вот вам ответ: я в связи служил! В связи! Кто еб. тся в пыль и грязь — наша доблестная связь! Вот смотрите (дед зашуршал в шкафу и бросил папку со своими документами на стол) все здесь все сказано. Не верите — пишите запросы в Министерство Обороны, ФСБ, ФСК — куда хотите! Да и что вы мелете! Пьяный я был вчера, на ногах не стоял! Да и что, уже другого обвинить не можете? Восьмидесятилетнего дедку? Да я Абу вашему до плеча не доставал!

— Хорошо, — после минутной паузы, потраченной на изучение документов, наконец сказал следователь, — я вижу, с вами каши не сваришь. Подпишите здесь. И здесь. Пишите «С моих слов записано верно». Я должен поговорить с вашим внуком, где он?

— В соседней комнате. Костя, войди сюда! — Костя вошел, недоумевая, как же дед мог услышать, что он здесь. Следователь в самом деле оказался кавказцем, уже с проседью, и с золотым передним зубом. Иван Сергеевич глянул на внука и сказал:

— Так, ответь на вопросы следователя, капитана Халикова. Говори только то, что ты видел и в чем на сто процентов уверен.

— Когда вы вернулись домой? — спросил Халиков, записывая вопрос на желтоватом бланке. — Что делал ваш дед?

— Примерно в десять вечера, — ответил Костя. — Дед…

— Ну, ну, отвечайте.

— Дед был пьяный. Он на кухне пил водку. Мы минут пять поговорили и пошли спать.

— Дед никуда не выходил?

— Нет, не выходил.

Следователь махнул рукой, попросил Костю подписаться под протоколом и вышел. Когда машина выехала со двора, дед горестно кивнул.

— Вот так, внучек! Совсем уже одурели! В диверсанты меня записали!

Костя смотрел на него с вытаращенными глазами. Слова следователя муравьями копошились у него в голове. Дед — диверсант? Хладнокровный убийца? Да ведь не мог же он, в самом деле, вечером, выйдя во двор, не мотаться в туалете, а, накинув плащ-палатку, добраться до коттеджа Абу и располосовать его, как свинью! А потом вернуться домой, и лечь спать, как ни в чем не бывало.

— Дед! — но ведь и папа и мама мне всегда говорили, что ты — связист! Что разрабатывал секретные методы правительственной связи! Это — правда?

— Правда.

— А почему этот следователь сказал, что ты — диверсант?

— А! — Дед махнул рукой. — Ну, было дело, может, пару раз и сболтнул в деревне, что в разведку ходил. Знаешь как — для поднятия собственного престижа. И это мне сначала на руку играло. Уважительней относились. А тут на тебе: чуть в тюрьму не поволокли.

— Дед, а откуда у тебя этот кинжал? — Костя вынул из рюкзака клинок.

— А… Да в училище я выиграл. Там нам за несколько дней одну штуку надо было сделать. Поспорил с капитаном, что схему соберу без чертежей. Важная схема была. Он ножик этот поставил, а я часы отцовские. Ну и все довольны остались, капитан майором стал, а я — старшим сержантом. Эх, давно было это…Теперь ножом этим немецким мясо режу.

— Дед, а кто же Абу то зарезал?

— Откуда я знаю? Свои, видно, были. Не забивай себе голову, внук. Одно неприятно, что бы не случилось, всегда мы страдаем, черные людишки.

Дед побрел к себе в комнату, неловко вкладывая кинжал в ножны, а Костя, так ничего и не понимая, пошел к машине, где его ждали Леха и Влада.

ПЕНЗА. Полдень

Выстрелы прозвучали оглушительно, речной песок продрал ладони. Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла. Эти строки, написанные Севиным земляком — Лермонтовым, как колеса паровоза, ритмично крутились в голове беглеца под стук сердца и хрип дыхания. Он вылетел из воды на четвереньках, прорвался сквозь кусты и бросился бежать вдоль дороги, скрываясь за редкими тополями и разбрасывая во все стороны струи воды. Время пошло на секунды. Сева, миновав глубокий поворот, расслабленно встал у обочины и выкинул в сторону руку с оттопыренными пальцами. Машин было мало, но Фортуна сегодня не дремала: сразу же плавно притормозил старенький «Москвич». Сева плюхнулся на сиденье и промямлил:

— Отец, мне до Ахун (восточный район города), э-э-э, до леса подбрось. Сотка устроит тебя?

Водитель, седенький старичок, закивал, и толчками тронул свой экипаж вперед.

— Ты, отец, это… Прости только, я тебе салон, э-э-э, залью маленько. Видишь, мокрый я весь. Пацаны меня сейчас, козлы, в речку столкнули. Понимаешь, нет?

Старик кивнул.

— Такая короче, фигня. Пацаны мои, стояли на набережной, я Гошу толкнул Толстого, а эти два барана меня взяли, и пихнули со всей дури. Типа, говорят, не знали, что я в воду упаду. Вообще, блин, скажи, отец! Офигела молодежь!

Старик кивал, вцепившись в истертую баранку. Когда уже стал виден сине-зеленый океан сосен, Севино сердце сбавило обороты.

— Вон, братан, вторая пятиэтажка, ага. Которая к лесу поближе. Вот здесь тогда встань, ага.

Водитель притормозил и скрипучим голосом произнес:

— Горазд же ты брехать, парень. Что ж думаешь, если старый, значит — дурак?

Сева напрягся, внешне только больше размякнув:

— Э-э-э, не понял, братуха.

— Все ты понял. Что ж, думаешь, я выстрелы не слыхал, что ли? Лягавых на мосту не видел? А руки-то чем у тебя натерты, не наручниками? А?

Сева предпринял последнюю попытку:

— Какие лягавые, какой мост? Ты что, бредишь, что ли?

— Не лепи горбатого. Видал я тебя, как ты в речку ласточкой сиганул.

Сева на несколько секунд растерялся. А потом улыбнулся.

— Твоя правда, отец. И денег у меня нет, тебе за провоз отдать, ты уж прости меня. Потом отдам, обещаю.

Старик довольно хмыкнул.

— То-то. За что ж страдал-то, родимый?

— За русских, отец. Цыган я порешил, что девочку изнасиловали. Слышал, может, про злодея — русского фашиста? Я это.

Старик молчал, отвернувшись в сторону.

— Отец? Чего молчишь-то? Прости уж, бежать мне надо. А деньги отдам. Потом, обещаю.

Старик обернулся, мутные глаза его были полны слез.

— Сынок, — прошептал он, — сынок, да я… — Он рванул из-под сиденья пакет, полный мятой мелочи и вывалил Севе на колени. — Бери, бери все, тебе сейчас нужнее. Бери, сынок и беги скорей, скоро волки нагрянут…Я ведь и Юлечку-то знал… Как тебе еще помочь, родной?

Сева аккуратно перевалил деньги обратно в истертый пакет.

— Спасибо, батя. Не надо. Скажи, как тебя найти, чтоб долг отдать? Или хоть так в гости загляну?

Старик махнул рукой.

— Беги, беги, родной.

Сева низко, как мог, поклонился и бросился в лес. Он сразу углубился в посадки, рванул по узким тропинкам, стараясь не терять силы. Все здесь было ему знакомо, здесь он бегал в юности на лыжах, сдавал эстафету в институте, собирал грибы, и ходил с друзьями в поход — праздновать многочисленные дни рождения. Бежать надо было еще долго. Уже подняли по тревоге курсантов школы милиции, уже прыгают в машины кинологи с собаками, уже перекрывают дороги. Будем надеяться, что до вертолетов дело не дойдет. Бежать надо было еще около трех часов.

После поворота на Заречный досчитать до шестой вышки ЛЭП и углубиться в лес. У двух сосен, растущих из одного корня, повернуть налево. Отсчитать около ста шагов. А дальше просто — дальше чуть заметные метки красной краской. Раз, два, три. Вот она, большая сосна, прямо у подножия стоит нетронутая пустая бутылка из-под пива. Считаем тридцать мелких шажков длиной в стопу. Отлично. Даже пробка из-под пива лежит на месте. Чуть разрыхлить дерн — и вот она, саперная лопатка! А дальше копать, копать, пока штык не воткнется в мякоть чемодана, обмотанного целлофаном! Открывается просто — все цело! Сработал весь план, который весь был построен только на авось! Нет, нет, рано еще переводить дух!