Пропавшая глава - Роберт Голдсборо

Оставив ему фотографию Клариссы, я остановил такси и, одиннадцать минут спустя, был уже перед домом Чарльза Чайлдресса в Гринвидж-Виллидже. Нажав кнопку с табличкой «Карлуччи — суперинтендант», я почти сразу услышал в ответ сдавленное «Да?»

— Я по поводу Чарльза Чайлдресса, — сказал я в микрофон, а в ответ услышал поток междометий, которые, при всем желании, привести здесь не в состоянии. Прождав ещё минуту, я уже собрался было повторить манипуляцию с кнопкой, когда дверь распахнулась, и передо мной возник Карлуччи.

— У меня дел по горло! — прорычал он с места в карьер. Мне показалось, что со времени нашей недавней встречи он не переодевался. — Тут всё время всякие шастают… Постойте-ка, вы ведь уже ко мне приходили! Вы, кажется, из страховой компании, да?

Я уверенно закивал.

— Извините за беспокойство, но это не займёт у вас много времени. Мы сейчас разыскиваем родственников мистера Чайлдресса, которые могли его здесь навещать. Вы не узнаете эту женщину?

Карлуччи нахмурился, затем, прищурившись, вгляделся в карточку.

— Вообще-то я не слишком обращаю внимание на всех, кто тут ходит, я говорил вам. У меня вечно работы невпроворот. Но эта дамочка, кажется, мне знакома. Держу пари, что она здесь бывала. Собственно говоря…

— Да?

Он поскреб здоровенной ручищей небритый подбородок, затем ещё раз взглянут на фотоснимок.

— Не могу сказать наверняка, потому что было темно, но несколько недель назад, даже около месяца назад, я тут вечером возился с крыльцом, как вдруг в вестибюле послышался какой-то шум. Я подошёл взглянуть, и увидел эту женщину — это была она, хотя волосы были покороче подстрижены, которая, стоя в дверях, кричала на мистера Чайлдресса, вышедшего её проводить.

— Не помните, что именно она кричала?

Карлуччи заметно смешался.

— Вообще-то мне было откровенно неловко. Она вопила как недорезанная коза. Терпеть не могу таких. Причём на меня она ни малейшего внимания не обращала, словно меня и не было. Потом разрыдалась, пробормотала сквозь слезы что-то вроде: «Мне от тебя вовсе не деньги нужны». А затем напустилась на бедного парня, обзывая его отборными выражениями, самое мягкое из которых было «ублюдок поганый». Вот здесь вот она стояла, — Карлуччи показал пальцем, — и орала. Во весь голос орала. Ее, наверное, в паре кварталов отсюда было слышно.

— А что потом?

Он пожал плечами.

— Убралась. Слава Богу — потому что мне хотелось сквозь землю провалиться. А мистер Чайлдресс только посмотрел на меня, повернулся и пошел к себе, даже не сказав ни слова. Впрочем, что он мог сказать? Мне даже сейчас неловко вспоминать об этом. Мерзкая сцена. Слушайте, а можно мне задать вам один вопрос?

— Пожалуйста. Я ведь вам уже несколько задал.

Карлуччи скрестил на груди могучие руки и смущенно прокашлялся. Затем спросил:

— Вы не думаете, что он из-за этой дамочки мог застрелиться, а?

— Об этом стоит поразмышлять, — кивнул я. — А больше вам её не приходилось видеть?

— Точно не помню, — задумчиво произнес Карлуччи. — Мистер Чайлдресс… он водил знакомство со многими женщинами. Не подумайте, я ничего плохого сказать не хочу. Одна женщина, например — он мне про неё рассказывал, — приходила работать на его компьютере. Писательница, как и он сам. По фамилии Райс, кажется, или как-то в этом роде. Мистер Чайлдресс предупредил меня, что дал ей ключ от своей квартиры. Потом ещё одна красотка захаживала. Они были вроде как обручены с ней. Настоящая красавица — темные волосы и личико, как у голливудской звезды. Не знаете, может она и вправду какая знаменитость, а?

— Увы, не знаю. А не помните, не приходила ли хоть одна из них в тот день, когда он застрелился? — спросил я, намеренно повторяя вопрос, который уже задавал ему шесть дней назад.

— Нет. Видите ли, в тот день я на несколько часов отлучался. В скобяную лавку ходил, а потом к сестре заскочил. Она тяжело заболела, бедняга.

Что ж, испытание на постоянство в показаниях он выдержал.

— А за день или два до смерти мистера Чайлдресса к нему никто не заходил?

Карлуччи снова пожал плечами.

— Нет, но уже говорил вам, что не слишком обращаю внимание на посетителей. В конце концов, не мое дело следить за тем, кто тут к кому ходит.

Я сказал, что согласен с ним, и, поблагодарив, отбыл восвояси.

Глава 15

Таксист — невероятно болтливый болгарин, хваставший, что свободно изъясняется на шести языках — доставил меня домой без десяти одиннадцать. Я уже достал ключ и нацелился в замочную скважину, когда дверь передо мной распахнулась.

— Арчи, — затараторил Фриц, пытаясь перекрыть беспорядочный стук молотков и визг электродрели, — как я рад, что ты успел прийти до того, как он спустится из оранжереи. У нас женщина. — Он указал жестом в сторону гостиной. — Она пришла в десять тридцать пять и потребовала встречи с тобой или с мистером Вульфом. Она настоящая пери[11], во всяком случае — самая красивая женщина, которая когда-либо переступала порог этого дома. Мисс Роуэн, конечно, не в счет.

— Льстец, — усмехнулся я, беря себе на заметку посмотреть «пери» в словаре. — А зовут её случайно не Дебра Митчелл?

Фриц засиял. Его вера в меня укрепилась ещё больше.

— Мне следовало догадаться, что вы знакомы. Ты притягиваешь красоток, как пламя мотыльков. Жаль только с друзьями не делишься.

— Честно говоря, тебе бы с ней пришлось нелегко, — предупредил я. — Красоты ей, и правда, не занимать, но вот характер — не сахар. Кстати о красавцах, — я жестом указал в потолок. — В каком он сегодня настроении?

— Примерно в том же, что и вчера, — торжественно ответил Фриц. — Не знаю даже, что беспокоит его больше — поломка лифта или этот кошмарный грохот. Он очень раздражителен, от малейшего пустяка вспыхивает.

— Да, и женщина в доме вряд ли добавит ему настроения, — заметил я. Что ж, пойду пообщаюсь с пери.

Открыв дверь гостиной, я сразу увидел Дебру Митчелл, которая, сидя на софе, листала «Нью-Йоркер». Одета она была в плиссированную юбку цвета слоновой кости и красный свитер. При моем появлении, она подняла голову, но улыбаться не стала.

— Простите, что заставил вас ждать, — любезно произнес я, вдыхая аромат её духов, напомнивший мне любимые духи Лили. — К сожалению, меня не известили о вашем приходе.

— Я и сама об этом не знала, — холодно ответила она. — Решилась внезапно, в один миг. Конечно, мне следовало позвонить, но я предпочитаю видеть лица своих собеседников. Так вот, мне хотелось бы знать, как далеко вы с Ниро Вульфом продвинулись в своем расследовании убийства Чарльза.

Последнюю фразу она произнесла тоном человека, привыкшего к беспрекословному повиновению. Что ж, в напористости отказать ей было нельзя, а вот по части такта она вполне могла поучиться… скажем, у Джиллиама.

— Формально ни я, ни мистер Вульф не должны отвечать на ваш вопрос, сказал я, — поскольку вы не наша клиентка. Однако мы стараемся, по мере возможности, избегать формальностей. Если позволите, я узнаю, освободился ли уже мистер Вульф.

— Надеюсь, вы не собираетесь снова заставить меня ждать в одиночестве? — резко спросила она. — Как этот француз, который впустил меня в дом.

— Вообще-то он не француз, а швейцарец, — в тон ей ответил я. — И вдобавок, без сомнения, лучший повар на свете.

Вульф не раз говорил, что «гость это драгоценный камень на подушке гостеприимства»[12], однако этот конкретный драгоценный камень, несмотря на весь свой блеск, имел столь существенные изъяны, что мне не улыбалась роль не то что подушки, но даже дверного коврика.

— Я отлучусь не больше, чем на пару минут, — пообещал я. — Можете засечь время на своих прекрасных часиках.

С этими словами, я раскрыл дверь в прихожую и был таков. Узнай Фриц, что она обозвала его французом, между ними всё будет кончено. Я принял обет молчания.

Проделав восемь шагов по прихожей, я вошел в кабинет. Вульф как раз усаживался за свой письменный стол.

— Доброе утро, Арчи, — пророкотал он, звоня, чтобы Фриц принес пиво. — Ты хорошо спал?

Я с удовольствием отметил, что даже в минуту кризиса он сохранил привычную учтивость.

— Спал я сном младенца, — заверил я. — Однако сейчас, несмотря на очевидную важность, это не главное. В гостиной сидит посетитель, который, возможно, является ключевой фигурой в нашем расследовании. На мой взгляд, крайне важно, чтобы вы его приняли.

Вульф нахохлился.

— Кто она? — прорычал он.

— Не помню, чтобы я употребил такое местоимение, — произнес я, прикидываясь обиженным.

— Арчи, ты прозрачен, как хрусталь в чехословацкой люстре. Повторяю свой вопрос.

— Дебра Митчелл, — вздохнул я. — Чистит свои прехорошенькие перышки. Ей не терпится знать, как далеко мы с Ниро Вульфом, с вами, то есть, продвинулись в своем расследовании убийства её бывшего нареченного.