Не сердитесь, Имоджин - Шарль Эксбрайя

Шарль Эксбрайя

He сердитесь, Имоджин

Об авторе

Шарль Эксбрайя (1906–1989) — один из ведущих мастеров французского детективного жанра, очень популярный во Франции и переведенный на многие языки мира.

Шарль Эксбрайя родился во Франции, литературную карьеру начал в Женеве как драматург, затем много занимался журналистикой. С середины 50-х годов, вернувшись во Францию, целиком посвящает себя детективному жанру. Мировую известность ему принес удостоенный в 1958 году Гран-при» за лучший приключенческий роман года детектив «Вы помните Пако?». С тех пор популярность его неуклонно росла.

Эксбрайя считается создателем во Франции особого жанра — юмористического детектива. В атом стиле написаны цикл романов про Имоджин Мак-Картри (шотландская серия) и романы об итальянском детективе Ромео Таркинини (итальянская серия).

1. Не сердитесь, Имоджин!

2. Имоджин вернулась!

3. Опять вы, Имоджин?!

4. Вы несносны, Имоджин!

5. Наша Имоджин.

6. Обручение Имоджин.

1. Жвачка и спагетти.

2. Кьянти и кока-кола.

3. Самый красивый из берсальеров.

4. Эти чертовы флорентийки.

5. Квинтет из Бергамо.

6. Веронская красавица.

7. Надень шлепанцы, Ромео!

Глава первая

Имоджин Мак-Картри, за характер и рыжую, как морковка, шевелюру прозванная сослуживцами The red bull[1], уверенной поступью приближалась к своему пятидесятилетию. Необузданным нравом она была обязана той страсти, которую питала к своей родине Шотландии — что позволяло ей свысока глядеть на коллег-англичан, — и безграничному благоговению перед памятью отца. — Тот же до самой своей смерти относился к дочери как к преданной бесплатной служанке.

Капитан Генри Джеймс Герберт Мак-Картри женился поздно. Он служил в Индии и в Шотландию являлся лишь раз в два года в отпуск. При этом он был слишком поглощен рыбалкой на озере Лох-Веннахар, чтобы терять время на поиски жены. Мысль о женитьбе посетила его с первыми приступами подагры. Болезнь сделала капитана несносным брюзгой и вместе с тем пробудила мечты о прелестях семейной жизни — того самого домашнего очага, подле которого его будут холить и лелеять. Вдохновленная перспективой скрасить свое вдовство половиной военной пенсии, некая Филлис Оттон согласилась взять на себя заботы о капитане на закате его карьеры. Однако случай опрокинул все добрые намерения бедняжки Филлис, и она покинула этот мир, едва произведя на свет дочку. Генри Джеймс Герберт в момент этого прискорбного события находился где-то далеко в Лахоре и, узнав, сильно рассердился на покойную: она явно злоупотребила его доверием. Новорожденную — которую, один Бог знает почему, окрестили Имоджин — отдали бабушке с дедушкой, обитавшим в небольшом местечке Калландер, этой жемчужине графства Перт, что в горном районе Шотландии.

Почти одновременная кончина обоих родителей Филлис совпала с приступом хандры у капитана Мак-Картри. Он неожиданно подал в отставку, как только до него дошли слухи, будто бы полк шотландских стрелков, где он имел честь служить, вот-вот лишат законного права носить килт[2].

Возвратившись в Калландер, отставной офицер обосновался в небольшом домишке родителей в северной части городка, прямо у дороги, что ведет в Киллинг. Когда Имоджин исполнилось пятнадцать, папаша решил самолично заняться ее воспитанием.

— Адам, судя по всем признакам, был коренным шотландцем, — вот первая непреложная истина, которую капитан вдалбливал в голову дочери. — Иначе как объяснить, что именно шотландцы навсегда остались самым толковым народом на земле и испокон века пользуются особой симпатией Создателя?

Убедившись, что эта аксиома достаточно прочно укоренилась в сознании девушки, капитан поведал ей главное, а именно: самой привилегированной среди всех шотландцев кастой оказались жители горной Хайландии, к которым по счастливому стечению обстоятельств они оба и имеют честь принадлежать. Конечно, и среди тех, кто живет там, внизу, в Лоуландии или даже в Бордере, тоже порой встречаются вполне приличные люди, но у них нет и уже никогда не будет того совершенства, той искры божьей, коей от природы награжден любой, даже самый распоследний шотландец, если ему повезло родиться в горах. Что же до англичан, то их капитан считал каким-то серым сбродом, лишь благодаря своей численности верховодящим в Соединенном Королевстве. А уж валлийцев, имевших несчастье родиться в Уэльсе, Генри Джеймс Герберт и вовсе держал за племя, не достигшее даже того примитивного, весьма относительного уровня цивилизации, до которого — конечно, не без труда — с грехом пополам добрались англичане. На самых нижних ступеньках лестницы британских добродетелей прочно обосновались ирландцы. Дальше — объяснял капитан — раскинулось море, а за ним простирался пестрый мир дикарей с различными оттенками кожи и повадками. Понятливая девушка быстро усвоила, что эти дикари делятся на отдельные племена с главными поселениями в местечках под названием Париж, Мадрид, Брюссель и Рим.

Покончив с преподаванием основополагающих азов начального образования, папаша Имоджин в редкие часы досуга, остававшиеся у него от рыбной ловли и поглощения виски в компании закадычных дружков-собутыльников, просвещал наследницу по части истории шотландских кланов, дабы своевременно привить ей чувство законной гордости. Дело в том, что прославленный Роб Рой, некогда проезжая где-то поблизости от Калландера, не обошел своими милостями одну из представительниц семейства Мак-Картри, благодаря чему славный род их ведет начало прямо от самих Мак-Грегоров[3].

Лелея мечту когда-нибудь написать мемуары, которые наконец-то раз и навсегда покроют всех англичан неувядаемым позором, отставной капитан не возражал, чтобы в свободное от прочих полезных занятий время Имоджин обучалась стенографии и машинописи, и рассчитывал впоследствии использовать ее как дармовую секретаршу. Однако, к счастью для мира в Соединенном Королевстве, Генри Джеймс Герберт скончался от цирроза печени, не придумав даже названия для будущей обличительной книжки. Свою к тому времени уже тридцатилетнюю дочку он оставил практически без средств к существованию, предварительно с чисто отцовским эгоизмом отшив всех претендентов на ее руку. Смельчаки, едва появляясь на горизонте, бывали тотчас же отвергнуты под тем предлогом, что не принадлежали к кланам, достойным родства с Мак-Грегорами. Впрочем, поклонники рыжеволосой дылды утешались довольно быстро, ибо отец держал ее в большой строгости и из дома без присмотра никуда не выпускал.

Имоджин зла на покойного не таила, свято чтила его память и полностью унаследовала от родителя весьма кичливый нрав, безмерный шотландский патриотизм и страстную преданность славному клану Мак-Грегоров. Тем более что все это оказалось ее единственным наследством — если не считать старого семейного дома с давно запущенным, заросшим вереском садом.

Однако Всевышнему угодно было дать еще одно подтверждение тому особенному расположению, которое оно питало к семейству Мак-Картри: в один прекрасный день Имоджин обнаружила в «Таймсе» объявление, сообщавшее всем интересующимся, что в Лондоне состоится конкурс на замещение должности машинистки-стенографистки для работы в административном штате Адмиралтейства. Собрав свои скудные сбережения, мисс Мак-Картри отправилась в столицу, победила всех английских соперниц и получила место с твердым жалованьем, позволявшим ей раз в году возвращаться в любимый Калландер, где она неизменно проводила свой летний отпуск. С той поры минуло уже лет двадцать, и Имоджин, которую начальство весьма ценило за усердие и серьезность, успели перевести в разведывательную службу Адмиралтейства. С искренним — ну, или почти искренним — простодушием она представила бесхитростным обитателям Калландера дело так, будто теперь служит в самой настоящей разведке. Чем и снискала определенное почтение земляков, тем более что никто из них, в сущности, толком не знал, чем там, в этой самой разведке, занимаются.

Поселившись в Лондоне, Имоджин никогда не меняла жилья и провела все время своего добровольного изгнания в Челси, в маленькой квартирке на Полтон-стрит, аккуратно внося плату хозяйке — миссис Маргарет Хорнер. Летом и зимою мисс Мак-Картри неизменно поднималась ровно в шесть утра. Вскочив с постели, она бросалась к окну и, осторожно отодвинув тюлевую занавеску, выглядывала на улицу. Чаще всего за окном шел дождь, и это давало Имоджин полное право, презрительно пожав плечами, констатировать:

— Каков народец, такова и погодка!

Почему-то в эти моменты она самым искренним образом упускала из виду, что в ее родной Шотландии погодка обычно бывала еще похлеще. Почистив зубы и накинув халатик — чтобы, упаси Боже, не предстать перед ним в недостойном виде, — Имоджин отправлялась пожелать доброго утра незабвенному папаше, который взирал на нее с фотографии с глуповатой ухмылкой, свойственной всем чрезмерно налегающим на виски. Но для дочери в этой улыбке отражался весь дух Хайландии, а взгляд его чуть вытаращенных глаз прямо-таки излучал неукротимую шотландскую энергию.