Ужас по средам - Тереза Дрисколл

что он был так уверен в моем интересе к нему, и я попыталась взять себя в руки, даже начала представлять себе восхитительный звук, с которым «Шираз» польется в мой бокал, когда я вернусь домой.

– Теплая одежда. Термос с кофе. Дельфины. – Алекс наклонил голову. – Нравится?

Была примерно половина десятого вечера, на улице стоял жуткий холод. Я сразу поняла, к чему он клонит: в нескольких милях от нас, на побережье, было одно популярное местечко, куда люди приезжали, чтобы понаблюдать за дельфинами. Я и сама бывала там пару-тройку раз, когда устроилась на работу в этих краях, но мне не везло – дельфинов я не видела. Я удивилась – на улице темень, что вообще можно увидеть в такой час? И разве сравнится продуваемое всеми ветрами побережье с бокалом любимого «Шираза» бордового цвета в моей уютной гостиной?

Мысленно я уже сказала: «Нет. Однозначно нет». И тут я совершила ошибку – повернулась и взглянула Алексу в глаза. С моих уст тотчас слетело предательское «да». Вскоре мы уже сидели на скамейке на берегу моря, завернувшись в два огромных пледа, которые нашлись в багажнике его машины, и всего через полчаса увидели трех дельфинов, резвившихся в серебристой лунной дорожке. Настоящее чудо. Нарочно не придумаешь.

И я потеряла голову.

В первую ночь между нами ничего не было. Зато было во вторую. И в третью. И в четвертую тоже. А всего через две недели я переехала в его дом на высоком холме, откуда открывался прекрасный вид на море. Конечно, это был шальной поступок, совершенно для меня не типичный, но все было великолепно.

Вечерами, в сумерках, я обычно стояла у окна спальни, высматривая дельфинов, а Алекс подходил сзади, обхватывал руками за талию и клал голову мне на плечо. Тихое и совершенно неожиданное чувство полного удовлетворения.

– Но ты же его почти не знаешь! – возмущалась по телефону Лиэнн, когда я ошарашила ее новостью о том, что мы уже живем вместе.

Тогда я отправила сестре на телефон его фото плюс небольшую запись, где он играет на рояле «Стейнвей»[9] в своей музыкальной комнате. «Боже! – написала Лиэнн. – А у него брата-близнеца, случайно, нет?»

Вот так и вышло, что я поддалась чарам Александра Саннингема, даже не подозревая, какой ужас ждет меня впереди. Мы вместе готовили еду, постоянно смеялись и часто ходили гулять, нарядившись в толстые куртки и смешные вязаные шапчонки.

В то время я была стажером в одной местной газете и получала весьма скромную зарплату, так что вскоре ощутила все преимущества совместного проживания, не только финансовые, но и эмоциональные. Алекс зарабатывал на жизнь тем, что давал уроки игры на фортепьяно всем желающим, независимо от пола и возраста. Раз в неделю он ходил в местную начальную школу, где проводил уроки музыки, а еще аккомпанировал на фортепьяно скрипачам, саксофонистам и другим музыкантам из школьного оркестра во время сольных занятий. Те же ученики приглашали его аккомпаниатором, когда сдавали экзамены. Все остальные дни он проводил дома, за «Стейнвеем».

Занятия с учениками могли проходить в любое время, иногда в самые причудливые часы, и я привыкла, возвращаясь домой из редакции, заставать у нас в гостиной такую сцену: родитель какой-нибудь девочки или какого-нибудь мальчика мирно попивает кофе у нас в гостиной, пока ребенок колотит гаммы в музыкальной комнате.

Прежде мне никогда не доводилось делить жилье с кем-либо, кроме родителей, и меня поразило, как быстро я приспособилась. Наверное, не в последнюю очередь потому, что у каждого из нас была своя профессиональная жизнь. Жилье – часть большого краснокирпичного дома-террасы – Алекс получил в наследство от бабушки вместе со «Стейнвеем», так что мы были обеспечены куда лучше, чем большинство пар нашего возраста.

И, разумеется, мы много путешествовали – Лондон, Эдинбург, Барселона, Рим. Нашим отношениям было всего восемь месяцев, когда Алекс вдруг пригласил меня в Сорренто, где совершенно неожиданно сделал предложение. И я, удивив саму себя, согласилась.

«Тебе не кажется, что вы оба слишком торопитесь?» Моя сестра Лиэнн, которой Алекс теперь скорее нравился, чем нет, все же была настроена слегка скептически. Зато мама, тогда еще совершенно здоровая – диагноз «болезнь легких» был еще впереди, – меня поддержала. Она сама вышла замуж за моего отца, будучи беременной, «и все сложилось просто великолепно».

Мы запланировали свадьбу на весну, и я не уставала твердить всем, кто не отказывался меня слушать, это было совсем не рано; я чувствовала себя невероятно счастливой. На работе все складывалось успешно, к тому же у меня был жених, который производил фурор, куда бы ни пришел; а он писал песни и посвящал их мне. Как мне могло все это не нравиться?

А потом в нашей повседневной жизни произошла перемена, которой я поначалу не придала значения. Просто Алекс спросил меня однажды, как я отнесусь к тому, чтобы побыть «компаньонкой» для его младших учениц, чьи родители не всегда могут присутствовать на уроке. Речь шла о вечерах и о выходных. До сих пор помню, как он говорил, что родители абсолютно правы, требуя для своих детей надежных мер безопасности, да он и сам должен беречь репутацию.

Тогда я еще спросила его, надо ли мне будет сидеть с ними в музыкальной комнате в течение всего урока. Если да, то я могу взять книгу или еще чем-нибудь заняться. Алекс ответил, что нет, – позже мне пришлось во всех подробностях пересказать этот наш разговор полиции – достаточно будет, если я просто буду находиться в соседней комнате, как обычно поступали все родители. Дверь в музыкальную комнату будет распахнута, и это всех устроит.

Так и повелось. Время от времени кто-то из родителей привозил на урок ребенка, а сам отправлялся по делам, и тогда я усаживалась с книжкой или айпадом на диване в гостиной, откуда через распахнутую дверь могла наблюдать за ходом урока в музыкальной комнате. Алексу я доверяла безоговорочно и не сомневалась, что все это нужно скорее для его безопасности, чем для безопасности детей. Я искренне беспокоилась, что кто-нибудь из девочек может обвинить его в приставаниях, тем более что многие из них совершенно явно были в него влюблены.

Так продолжалось месяца два или три, пока не произошло одно событие, которое выбило меня из колеи. Позже, во время допроса в полиции, я поняла, что должна была прислушаться к чувству тревоги, которое вызвало во мне то происшествие, и с кем-нибудь поделиться.

Холодным октябрьским утром я вернулась домой из магазина – дело было накануне