Осень на Шантарских островах - Борис Казанов

Промысловики, раскрыв рты, изумленно уставились на Сынулю. С минуту никто не сказал ни слова.

-- В самом деле, переживает он, братцы, -- нарушил молчание Борис Иванович. -- Сергеича всегда слушай: он правду говорит...

-- Сынуля переживает, слышь? -- раздалось со всех сторон.

-- Хотел ягод нарвать, а ему не разрешил Сергеич...

-- Вишь, палец порезал... Может, из-за этого?

-- Обиделся он, что места не дали возле борта...

-- Не-е, это он из-за бабы переживает...

-- За бабу не переживай, -- веско сказал Борис Иванович. -- Эти, что с запада, не в пример нашим -- по своей знаю... И до сих пор чудно мне от этого...

-- Не переживай, браток! -- растроганно проговорил молодой матрос и поднялся, уступая Сынуле место. Рослый, с загорелым грубым лицом, в голландке и широких штанах, свешивающихся через голенища сапог, он обнял Сынулю за плечи, потом вытащил из чехла зверобойный нож и протянул ему. -Бери на дружбу! -- торжественно сказал матрос. -- Товарищ ты мне теперь: и на земле, и на воде жизни за тебя не пожалею...

Сынуля принял подарок, доверчивой улыбкой отзываясь на добрые слова. Эти слова словно перевернули ему душу. И казалось, все, что скопилось в этой душе за всю его жизнь, разом отодвинулось по сторонам, а посреди разгорались теперь эти прекрасные слова дружбы... Сынуля смотрел перед собой радостно заблестевшими глазами, а потом почувствовал какой-то свет за спиной и, не выдержав, оглянулся назад: над островом Мухтеля торжественно падал первый снег...

ТИХАЯ БУХТА

Бот опрокинуло волной неподалеку от берега. Человек пятнадцать моряков и девушка-фельдшер, которые сидели в нем, бросились к берегу вплавь.

Первым выбрался из воды механик, потом рулевой, а затем и все остальные. Последним был старший помощник -- он вывихнул руку, к тому же почти не умел плавать и едва не утонул. На берегу механик затеял перебранку с рулевым: механик обвинял рулевого в том, что бот перевернулся. Рулевой нехотя огрызался -- он сидел на корточках у самой воды и потрошил папиросы, вытряхивая на газету подмокший табак. Остальные моряки занимались кто чем.

Помощник сидел на валуне и стаскивал тесные сапоги -- эта работа стоила ему последних сил. Помощнику было скверно: ныла рука, но еще больше разболелись от холодной воды ноги. Боль была такая, что он не знал, куда себя деть, прямо слезы выступили на глазах. Сапоги он стащил кое-как и теперь оглядывался по сторонам, стесняясь развернуть портянки... В прошлом году, после отпуска, он добирался к месту промысла на пассажирском теплоходе, и судно по дороге загорелось. У него на ногах сгорели резиновые сапоги, но он долгое время не чувствовал боли. Даже когда в числе других пострадавших летел на материк. В вертолете его смущало присутствие молоденькой медицинской сестры, которая без конца поливала ему ноги водой, -- куски запекшейся с кожей резины дымились... Боль пришла на операционном столе. Врач сказал: анестезию делать не будем, вам надо все время чувствовать боль, чтоб бороться, -- иначе не выдержит сердце... Операция была страшная. Он лежал под прожектором, вцепившись зубами в подушку, чувствуя, что, если выпустит ее, будет кричать... Его даже упрашивали, чтоб кричал, но он постеснялся: в палате были женщины, а он моряк все-таки...

Бот плавал кверху килем саженях в двухстах от берега, но расстояние это незаметно уменьшалось -- шло приливное течение. Прибой время от времени выбрасывал что-либо из перевернутого бота: топор, ведро, банку с пиротехникой... Выбросило и термос с кипятком -- прямо к ногам рулевого. Тот взял термос не глядя, будто до этого нарочно положил его возле себя, и протянул механику:

-- На, выпей, чтоб зло отлегло...

Механик, который совсем было успокоился к этому времени, снова взбунтовался: оттолкнул термос, пролив кипяток себе на руки, заорал на рулевого:

-- Иди поймай бот!

-- Пусть его белый медведь ловит, -- отмахнулся рулевой.

Механик, матерясь, бросился к старшему помощнику:

-- Пиши докладную в управление! -- закричал он. -- Уснул рулевой, и бот перевернулся из-за него...

-- Какая еще докладная! -- досадливо отмахнулся помощник. -- Слышь, не кричи так... -- попросил он, морщась, придерживая ушибленную руку.

-- Не кричи... А если б он людей утопил, тогда как? -- не отставал механик.

Помощник поднял голову и внимательно посмотрел на него.

Механик был великан -- старик двухметрового роста, с широкой бородой, с румянцем во всю щеку. Одет он был точно по инструкции: непромокаемая куртка, нагрудник, специально разбитые на колодках новые сапоги, которые в случае чего можно было легко сбросить в воде... Он был словно заранее готов ко всему... "Ты б уж точно не утонул", -- подумал старший помощник. Он отвернулся от механика и поискал взглядом по сторонам.

-- Куда это фельдшерица девалась? -- спросил он.

Девушка находилась неподалеку. Она выжимала мокрое платье, захватывая подол горстями, -- вода брызгала, ей на голые ноги. Сапоги стояли рядом, отжатые портянки были по-солдатски обвернуты вокруг голенищ...

Помощник, так и не выкрутив портянок, снова натянул сапоги и подошел к ней.

-- Не испугалась? -- спросил он.

-- Сама ведь напросилась... Голова кружится -- от тишины, видать... Тихо как тут!

-- Положено, чтоб здесь тихо было, -- ответил он. -- А вон оно как получилось... Эта бухта называется Тихая, в лоции записано...

-- Видишь как... -- словно удивилась она и снизу вверх посмотрела на помощника. -- Что это у тебя, вывих? Дай руку, я тебе вправлю сейчас...

-- Вот спасибо... Я тебе мужа хорошего сосватаю... -- пообещал помощник. -- Беременная ты, Лилька, что ль? -- спросил он вдруг.

-- Уже восьмой месяц... -- Она неловко оправила платье.

Фельдшерица была молоденькая девушка, лет девятнадцати. Лицо ее -круглое, с выпуклыми, словно готовыми пролиться капельками синих чернил, глазами, сизые от холода ступни, величиной с детскую ладошку, обрисованная мокрым платьем грудь, нелепо торчавшая из распахнутого грубого ватника, -все это трогательно и беззащитно открывалось взгляду... Помощник загляделся на нее.

Эта девушка работала у них на судне с весны, а до того служила в армии -- медсестрой в санчасти, и, как теперь припоминал помощник, говорили, что случилась у нее там несчастная любовь, и вроде эта любовь так подействовала на нее, что она даже пробовала покончить с собой... Девушка была робкая, пугливая, но работу свою делала исправно. Впрочем, работы у нее почти никакой не было, поскольку болезни среди моряков -- явление редкое, и большую часть времени она проводила запершись в каюте, стараясь никому не показываться на глаза. За все эти месяцы помощник видел ее несколько раз мельком, а теперь у него было такое чувство, будто он ее вообще видит впервые...

Они даже не слышали, когда матросы выловили бот и с криками потащили его по малой воде. Когда помощник и фельдшерица подошли, бот уже стоял на плаву, но что-то у них не ладилось с двигателем. "Видно, штуцер сломали", -решил помощник.

Штуцер сломался, к тому же обломок его попал в фильтр. Теперь надо было снять фильтр, чтоб вытащить обломок. Ключи утонули, отыскалось долото. Гайки замерзли, ни одна не откручивалась. Механик орал на всех. Он вырвал у рулевого долото, чтоб сделать все самому, но с первого же удара расшиб себе молотком палец, заматерился и отошел. В конце концов сладили с обломком, нашелся и запасной штуцер, но в спешке его уронили в трюм. В трюме было полно солярки, матросы шарили руками по доскам, мешали друг другу.

Достали штуцер, но тут куда-то запропастились прокладки от форсунки. В сердцах попробовали запустить двигатель без этих прокладок -- солярку разбрызгивало фонтаном... Надо было довести работу до конца, но все вдруг отступились от нее. Какое-то оцепенение охватило команду: все сидели по местам и ничего не делали.

Только радист не терял присутствия духа. Его, казалось, вообще мало интересовало происходящее. Это был человек, настолько преданный своей профессии, что, кроме нее, уже ничто не могло его заинтересовать. На судне очень удивились, когда радист вдруг пожелал отправиться со всеми по ягоды. А ему были нужны не ягоды, а возможность подумать в тишине над проблемой, занимавшей его уже несколько недель: как отремонтировать испорченный локатор? Они сейчас не терял время даром: расстелив схему локатора на коленях, что-то отмечал карандашом и беспрерывно дул на озябшие пыльцы. Это был парнишка в форме курсанта мореходного училища -- щуплый, с белыми редкими усиками, с косичками давно не стриженных волос на затылке...

-- С локатором нелады, -- сказал он. -- Всю ночь грел его -- ни кругов, ни развертки... Хорошо еще, что в эту бухту вскочили...

-- Разве не учили тебя?

-- Мы этот локатор проходили в общих чертах... Такие локаторы сейчас мало где есть, списаны давно...

-- Нет, ты скажи, старпом: чего они в управлении думают? -заволновался артельщик, пожилой, сухонький, в ватнике с воротником из невыделанной тюленьей шкуры. -- Разве можно на этом судне в такую погоду ходить?