Утраченный звук. Забытое искусство радиоповествования - Джефф Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот дестабилизирующий эффект получает продолжение в конце передачи в момент, который должен стать моментом успокоения. В своем заключительном слове Уэллс обращается к слушателям в роли ведущего, сообщая, что только что переданный апокалиптический сценарий был тщательно продуманной шуткой на Хэллоуин:
Дамы и господа, говорит Орсон Уэллс, вышедший из роли, чтобы заверить вас, что «Война миров» не имеет другого смысла, кроме как служить вам праздничным подарком. Это равносильно тому, как если вас разыгрывает приятель, который, завернувшись в простыню, с диким криком выскакивает из-за куста. Поскольку нам не удастся вымазать все окна наших слушателей мылом или снять все калитки с заборов, «Меркюри тиэтр» нашел свой вариант розыгрыша. Мы на ваших глазах уничтожили мир и полностью разрушили «Коламбия бродкастинг систем». Я надеюсь, вы успокоитесь, узнав, что мы это сделали понарошку и что и мир, и Си-би-эс невредимы.
Заявление Уэллса об отказе от ответственности, казалось бы, превращает трансляцию в детскую шалость, мистификацию, в которую не стоит верить, но прежде, чем мы успеваем утешиться его словами, он опровергает собственные слова, напоминая, что «мы на ваших глазах […] полностью разрушили» нью-йоркские студии Си-би-эс, и оставляя возможность, что вторжение могло быть не совсем вымышленным. Играя роль ненадежного рассказчика, Уэллс в своей ремарке с расчетливой двусмысленностью обращается к отношениям между миром сюжета и внесюжетным миром слушателя, предпочитая размыть границу между тем, что могло бы быть, и тем, что есть. Таким образом, обещание завершить передачу, озвученное в привычном заключительном слове радиоведущего, было скомпрометировано оговоркой Уэллса. Тот же прием Уэллс использовал и в «Дракуле», заверив слушателей, что вампиры — не более чем плод воображения, а затем без предупреждения включив звук воющего волка и вновь заговорив низким голосом самого графа: «Дамы и господа, волки существуют, как существуют и вампиры!» Сюжетный мир без предупреждения переходит в дикторскую рамку, акустическую область, предположительно находящуюся за пределами сюжетного пространства. Шутка Уэллса как в «Дракуле», так и в «Войне миров» — всего лишь гэг, но кроме того — серьезное исследование границ радиовыразительности[245].
В своих радиопьесах Уэллс интересовался не столько историей, сколько динамикой репрезентации. Для «Войны миров» он позаимствовал у Маклиша вымышленного радиодиктора, но использовал его в противоположном ключе. Уничтожив Карла Филлипса и «Студию один» Си-би-эс, Уэллс буквально деконструировал фигуру радиокомментатора. Благодаря ловкости рук Уэллс перевернул радиовещание с ног на голову. Эф-си-си сделала Си-би-эс предупреждение, а крупные сети пообещали в будущем тщательнее следить за границами между фактом и вымыслом. Экстренные новости, как и слова радиокомментаторов, будут подвергаться проверке. Тем временем «Театр „Меркурий“ в эфире» получил спонсорскую поддержку от компании Campbell’s Soup, а не от DuPonts, как шутили газеты, и обрел растущую базу поклонников, несмотря на акустические проделки Уэллса. Если Уэллс намеренно травмировал радио, то, пожалуй, он сделал это в момент наивысшего подъема радиовещания, когда самопровозглашенный статус Си-би-эс как «сети новостей» пользовался таким же авторитетом, какой Би-би-си приобретет после Второй мировой войны. Может, Уэллс и кусал руку, которая его кормила, но при этом жил, ориентируясь на модернистское недоверие к прозрачности.
Эффект доминирования применялся на радио в первую очередь для стабилизации порядка сигнификации. Звук был опасен для значения слова, но гений Уэллса заключался в его способности использовать напряжение между звуком и смыслом. Используя высокие литературные произведения, Уэллс проникал в систему смысла только для того, чтобы привнести туда хаос. Его радиофонический гений процветал в зазоре между акустическим беспорядком и литературным смыслотворчеством. Если проект Маклиша заключался в перекодировании классической трагедии через усвоение радио как коммуникационной метафоры, то радиоработы Уэллса черпали свою энергию в раскодировании. Вместо того чтобы переводить смысл с одного носителя на другой, как это делал Маклиш, Уэллс использовал литературную классику, чтобы разоблачить наивность репрезентационных кодов радио, которые, как правило, отделяли вымысел от реальности. Радио нуждается в голосе хозяина, в дискурсивной позиции власти, чтобы никто не перепутал вымысел с реальностью. Бросив вызов дискурсивному господству с помощью скомпрометированных голосов Сьюворда и Дракулы, а также Филлипса и ведущего, Уэллс лишил любой голос права на последнее слово. Тем самым он вывел радио на новую траекторию.
Глава 4. Вы там: Эдвард Р. Марроу и эффект близости
Теплым сентябрьским днем 1940 года тысяча немецких самолетов вторглась в воздушное пространство Великобритании. Небо потемнело в день, который стали называть черной субботой. «Хейнкели» двигались так медленно, что можно было разглядеть железные кресты на их крыльях. Зрелище, говорят, было ужасающим, а рев бомбардировщиков — громоподобным. «Я никогда не видел столько самолетов, — писал один из пилотов RAF[246]. — Когда мы прорвались сквозь дымку, в это трудно было поверить. Насколько хватало глаз, были видны только немецкие самолеты, налетающие волна за волной»[247]. Для изумленного Мориса Вуда, находившегося неподалеку от Биг-Бена, самым поразительным в этом зрелище была «величественная упорядоченность» строя бомбардировщиков[248].
Через несколько минут Ист-Энд окутало дымом. Издали Лондон озарился огненно-красным сиянием, а над Темзой поднялись огромные клубы дыма. Это было впечатляюще, даже красиво, признавался очевидец, находившийся в четырех милях от первой волны бомб[249]. Вблизи же царил хаос. Можно было услышать свист, а затем удары и глухой стук немецких бомб. Когда завыли сирены воздушной тревоги, пожары охватили верфи, фабрики, склады и квартиры. Пламя было чудовищным[250]. Улицы были усеяны обломками, кирпичами и битым стеклом, все было черно-желтым. С пешеходов взрывной волной срывало рубашки и брюки. Целые дороги двигались, как корабли в море, поднимаясь и опускаясь, а бомбардировщики продолжали налетать[251]. Люфтваффе нанесли удар по Лондону, оставив более 1000 убитых и 200 раненых. На следующую ночь «Хейнкели» вернулись, причем целыми волнами. Они возвращались ночь за ночью в течение двух месяцев непрерывных бомбардировок. К моменту окончания Блица в мае 1941 года
