Чужаки - Никита Павлов

— Виновник тогда как раз сам подъехал, — помолчав, тихо ответила Марья. — Это из-за ихних дурацких нарезов лесосек Марфу убило. Зря мы ему тогда бока не измяли, сам напрашивался. Один был, а нас сто человек. По пинку, сто пинков, ему бы и хватило. Зла в нас еще настоящего к ним нет. Вот в чем беда. Доведут народ до белого каленья, тог да узнают, где раки зимуют. А сейчас им что? Привыкли над народом изгаляться, в слезах, в крови людской купать ся. Думают, конца-краю этому не будет, — Марья резко взмахнула рукой. — Неправда! Кончится им эта масленица, придет и великий пост. Тогда и царь-батюшка не поможет.

За все придется рассчитываться, и за Марфу тоже.

Слушая Марью, Шапочкин думал:

«Кто она, эта Марья? Забитая нуждой, малограмотная работница. Живет в лесу — ни книг, ни газет не читает, а мыслит правильнее многих наших интеллигентов. Вот они, новые люди. Вчерашний раб, а завтрашний народный вожак. Человек с горячей любовью к народу и жгучей ненавистью к врагам. Тысячу раз прав Владимир Ильич, когда говорит, что народ и народная правда непобедимы».

Шапочкин был искренне взволнован. Не ожидал он услышать такие слова в среде лесорубов. Тем легче ему было доказать необходимость общей борьбы с царским правительством, как главным виновником народного несчастья. Ему начали задавать вопросы.

— Про царя-то правильно сказал, а что про чужаков молчишь? Куда ни плюнь, везде чужаки. Управляющий — англичанин. Механик Рихтер — немчура. Плавильщик — итальянец с фамилией черт-те знает какой… На железке орудует. Кари-Мари — француз. И в других местах тоже.

Все как есть кровососы, а у нас и своих таких девать некуда. Почему это так? — спрашивали лесорубы.

На эти настойчивые вопросы Валентин вначале даже не нашелся что ответить.

Подавив нахлынувшее чувство растерянности, Шапочкин посмотрел на возбужденные лица лесорубов: что им сказать?

— Нельзя, товарищи, всех иностранцев под один гребень причесывать. Разобраться надо. За границей рабочий класс тоже есть, да и лесорубов там немало. Им тоже нелегко живется. Мы только не видим. Те, которые здесь, — это же буржуйские прихвостни. Таких много и у нас. Плаксин, например.

— Да что там Плаксин? — вмешался в разговор Маркин. — Все правители наши такие. Это они помогают иностранцам грабить нас. А почему? Да потому, что сами они и есть главные грабители.

— Словом, одни кровососы, а другие живоглоты, — вставила Марья.

— Во, правильно, — обрадовался Маркин. — Одного поля ягода!

— Так-то оно вроде так, Данило Иванович, но если хорошенько подумать, так чужаки-то, пожалуй, еще хуже. Они сюда, как воронье, налетели, чтобы нахвататься — и домой. До нас им никакого дела нет, — сказал дедушка Иван.

— Верно, те, которые сюда хозяйничать приезжают, именно такие, — согласился Маркин. — Вот, например, управляющий наш: решил весь лес около завода вырубить.

— А кто же его там рубить-то станет? — удивился дедушка.

— Пропади они пропадом, чтобы мы туда рубить поехали, — вспылил старик. — Что мы враги, что ли, заводскому люду.

— Значит, мы можем так и передать рабочим, что вы на эту удочку не пойдете? — спросил Маркин.

— Так и передайте, — за всех ответила Марья. — Пусть англичанин, если ему надо, сам рубит. А мы палец о палец не ударим. Нашел дураков, балда проклятая.

Маркин посмотрел на Шапочкина, в его глазах мелькнула ирония.

Взволнованный рассуждениями лесорубов, Шапочкин добродушно улыбался.

Дедушка Иван напомнил было о сварившейся каше.

— Погоди, Иван Александрович, — попросил Маркин, — успеем с ужином. — О вашем заработке надо бы по говорить, — предложил он сгрудившимся у костра лесорубам. — Крепко обидел вас заводчик, воевать, наверное, придется.

— Кабы от этого толк был, так мы бы хоть сейчас, — оглядываясь на товарищей, сказала Марья.

— Будет толк, если дружно возьмемся, — уверенно за явил Маркин. — Забастовку объявить надо, требования предъявить, чтобы старые расценки восстановили и лесничего-подлеца убрали. Напирать надо. Какого черта на них смотреть?

Лесорубы заволновались, зашумели. Мысль о забастовке многим понравилась.

После обсуждения вопроса о забастовке, лесорубы решили ждать, что скажут заводские рабочие. Выработать окончательные требования решили поручить забастовочному комитету.

Прощаясь с гостями, лесорубы крепко жали им руки и просили приходить почаще.

Когда стали укладываться спать, выяснилось, что нет Алеши. Вначале мать подумала, что он засиделся у друзей, но и там его не оказалось.

— Куда это он запропастился? — спрашивала Марья свекра, но тот только разводил руками.

Гостей он уложил спать в своем балагане, рассказал им, как пройти к черемшанским лесорубам, пожелал спокойной ночи и пошел спать к Спиридону.

Заметив сидящую у костра Марью, Иван Александрович остановился.

— Иди, Марья, спать. Я знаю, где он, — и по-стариковски лукаво улыбнулся. — Знаю, а сказать вот не могу. Не разрешил. Ты, говорит, дедушка, пока что про это никому.

Ну-ну, иди отдыхай, не скоро он еще будет.

Алеша пришел на рассвете. Глаза его блестели, лицо еще больше осунулось.

— Ты где это шатаешься? — укоризненно спросила Марья.

Алеша полез за пазуху.

— Я, мам, домой бегал.

— Ты с ума спятил, — охнула Марья, — пятнадцать верст туда, пятнадцать назад. Зачем это тебе понадобилось? Да еще ночью.

Алеша вынул из-за пазухи сверточек:

— Я все время бегом, мама, шагом нисколько не шел.

Торопился. Бабушка хотела меня оставить ночевать, да я не согласился. На, отдай, он, поди, им- нужен. А нам для чего? Лежит без всякой пользы в земле…

Мать схватила Алешу за плечи и радостно прижала к своему сердцу.

— Настоящий ты у меня молодец, Алешенька. Поди, там каша осталась, поешь. Устал-то ведь как, родной.

Глава шестнадцатая

Неожиданно Петчер получил с нарочным письмо от дяди. Уркварт предлагал, чтобы племянник помог Грею приобрести Ургинское урочище. Он советовал немедленно поехать к помещику Якушеву и через него подкупить одного из министров, от которого зависела сделка. На взятку Уркварт выделил — сто тысяч рублей.

На следующий же день после получения этого письма Петчер выехал в имение помещика.

Когда слуга доложил хозяину о приезде англичанина, помещик обрадовался и приказал принять гостя с почетом. Чванливый Якушев любил похвастать перед новым человеком остатками-своего когда-то богатого имения.

Выполняя волю барина, камердинер, как всегда бывало в таких случаях, сопровождал гостя с целой толпой слуг. Он вел его в гостиную таким путем, чтобы Петчер мог увидеть большую часть господского дома, обставленного дорогой старинной мебелью. Петчер с удивлением рассматривал камердинера и его помощников, одетых в пеструю затейливую форму, когда из открывшейся боковой двери показалась расплывшаяся фигура самого хозяина.

В мягких чувяках, в широком с дорогой оторочкой халате, в красной тюбетейке на большой плешивой голове, с оригинальной тросточкой-хлыстом в руке Якушев двигался навстречу гостю, едва передвигая ноги, грузно переваливаясь с боку на бок. Во всей его фигуре, в движениях чувствовалась барская самоуверенность.

Подойдя к Петчеру, хозяин шаркнул ногой, что, по его мнению, должно было означать выражение особого уважения, и вложил свои короткие пухлые пальцы в протянутую Петчером руку. На широком лице помещика появилось какое-то подобие улыбки. Потоптавшись на месте и ударив неизвестно для чего хлыстом по полу, он опустился в большое мягкое кресло.

— Приятно, даже очень приятно познакомиться, господин Петчер. Садитесь, прошу вас, — вкладывая в рот душистый леденец, громко говорил Якушев гостю. — Слыхал о вас, как же, — бесцеремонно рассматривая Петчера, продолжал хозяин. — А видеть вот не изволил. Не приходилось, понимаете.

Петчер не успел ответить: за окном послышался звон бубенцов.

— Федосей Евдокимович Хальников прибыть изволили! — выкрикнул вошедший в гостиную камердинер.

— А! Япошка, япошка! — тряся огромным животом, захохотал Якушев. — Зови! Сейчас же зови! Вот кстати. Вы, господин Петчер, просто счастливый человек. Понимаете, вам удастся увидеть сейчас необыкновенного субъекта. С одной стороны, это полнейшее ничтожество и дрянь, а с другой-птица высокого полета. Коршун, самый настоящий стервятник. А ведь так себе, немудреный, ничем не примечательный человек. Козявка, понимаете. Япошка!

Слово «япошка», как видно, нравилось Якушеву: он то и дело повторял его.

— Лжет всегда, понимаете, как сивый мерин. Трое порядочных брехунов за ним ни за что не поспеют. Говорит одно, делает, понимаете, совсем другое. Если кому что обещает, то обязательно обманет. При том же, понимаете, подлиза и трус, каких днем с огнем не найдешь. Встретившись с вами, он лебезит, называет по имени-отчеству, а отвернется, понимаете, непременно скажет о вас какую-нибудь гадость. К тому же еще сластолюбец, каких свет не видывал.