Чужак. Сапсан и нетопырь - Север Снег

Образ-мысль — он впитывает жизненную силу лежащего врага.

— Нет! Не сейчас!

Образ-мысль — бой и слабость в теле, летящий в лицо клинок…

— Но не могу же я показать им… кто я… мы…

Образ-мысль отступает, остается ощущение недовольства и тревоги…

К этому моменту Квинт закончил свое дело и подошел к Дару. Дар не сказал ничего, но Квинт понял его невысказанный вопрос.

— Иначе — нельзя. Мы бы не успели дойти до башни, а они бы уже очнулись и подняли тревогу. Такое заклинание держится не дольше пяти минут. Да ты бы видел, что эти твари делают с нашими, с пленниками и с мирными жителями — мы в Раменье это знаем слишком хорошо! Ты бы тоже считал каждого самалита бешеной собакой, которой надо побыстрее перерезать глотку…

Вспомнив подслушанные "милые воспоминания" стражников о захваченном ими городе, Дар не ничего говорить. В конце концов, не ему судить здешние обычаи войны.

— Даже меньше чем пять минут. Заклинание не больше трех минут бы продержалось, мне пришлось экономить силы. — Боевой запал у Элеаны прошел, и она снова выглядела тем, кем она была — усталой и измученной девчонкой, которую жестокие обстоятельства ввергли в кровавый хаос войны… войны, в которой Дар был только случайным посторонним свидетелем. Впрочем, теперь уже и участником.

Дар рассеянно посмотрел на лежащего перед ним толстого степняка — того, которого он убил сам. По всей видимости, это был начальник — его одежда была получше, а оружие — побогаче. Дар вспомнил, что ему нужен ремень и начал снимать его с убитого. Саблю он, как и раньше, собрался кинуть, но его заинтересовал вделанный в рукоять камень — у него явственно ощущалась магическая аура. Он выдвинул клинок из ножен и тот матово блеснул серебристым блеском.

— Квинт, посмотри, эта сабля не лучше твоей нынешней будет?

Квинт подошел, глянул, и глаза у него загорелись.

— Вот это находка! Адамантитовый клинок! Это же целое состояние!

— Да еще со вставкой из кнумериума — с магическим усилением, — добавила со знанием дела Элеана. Она уже несколько приободрилась снова.

— Ну, так возьми его себе, — сказал Дар, отметив, что они с Квинтом незаметно перешли на "ты". — Я же не фехтовальщик, мне она без надобности.

Квинт вдруг как-то странно взглянул на него. Потом совершенно неожиданно произнес тоном, который Дар еще от него не слышал, снова переходя на "вы":

— Я вас правильно понял, господин Дар, что вы мне дарите добытое вами в бою оружие?

— Да, — Дар был слегка растерян. — я что-то неправильно сказал? Тогда приношу мои извинения, я плохо знаю ваши обычаи…

Вместо ответа, Квинт опустился на одно колено, взял из рук Дара саблю, которую тот держал, не зная, что с ней делать, и поцеловал клинок. Затем поднялся и произнес, глядя прямо в глаза Дару:

— Именем бога Хора, покровителя нашего рода, и перед лицом свидетеля, принимая это оружие в подарок от товарища в бою, клянусь носить его с честью и никогда не обращать против того, кто мне его вручил. Клянусь считать вручившего мне оружие, братом по крови и членом моего рода! — еще раз поцеловав клинок, Квинт продолжал смотреть на Дара, ожидая чего-то.

— Я, м-м-м, слышу вашу клятву, Квинт, и тоже считаю вас моим братом, — неуверенно проговорил Дар. — Я что-то еще должен сказать или сделать?

Квинт вздохнул и улыбнулся. Улыбка, совсем мальчишечья, неожиданно преобразила его лицо. Он обнял Дара за плечи и ответил:

— Нет, побратим, всё верно. Главное — сказать от сердца. — Потом, осмотрев еще раз саблю, добавил: — Такой клинок должен иметь свое имя. Я нарекаю тебя — "Молния"!

Затем он прицепил ножны к поясу и убрал клинок. Лицо его приняло прежнее сосредоточенное выражение. Он подошел к выходу и поднял руку, призывая к вниманию. Дар поспешно застегнул новый ремень, и приготовился. Элеана тоже подобралась. Был в ней, как и в Квинте, несгибаемый внутренний стержень воли, который не позволял сдаваться в самых безнадежных обстоятельствах. И как раз этим, его команда — Дар мысленно употребил это название, само пришедшее ему на ум — уже стала Дару близка и дорога…

А еще Дар в очередной раз пожалел, что сапоги малорослых степняков ему решительно не подходили — надоело беречь свои босые ноги. Тут ему пришла в голову новая мысль.

— Стойте, — бросил он спутникам. — Давайте быстро переоденемся и прихватим вещей в дорогу — потратим еще минут пять, но кто его знает, куда нас выведет ход.

— Разумно, — согласился Квинт, немедленно приступая к перетряхиванию разбросанного в беспорядке барахла стражников. — Я сам должен был об этом подумать.

Элеане подобрали одежду самого малорослого стражника. Она попросила у Квинта его новый клинок, который имел остроту бритвы, и одним махом решительно обрезала полы у лохмотьев своего платья, превратив его соблазнительное супер-мини. После чего, натянула сверху штаны и куртку, а свои туфли сменила на грубые сапоги. Дар нацепил куртку пузатого начальника, у которого забрал саблю — она единственная на него налезла. Штаны, хоть и коротковатые ему, он оставил прежние. У Квинта проблем с подбором одежды вообще не возникло. На всё про всё ушло, как и предположил Дар, не больше пяти минут. В этот момент выходная дверь неожиданно отворилась, и в проеме выросла фигура нового персонажа.

— Не бейте меня, господин, я уже иду! Я встаю! — мальчик забился в ужасе, ощутив на плече руку надсмотрщика. — Я сделаю всё, что прикажут! Я буду стараться!..

— Гуд, успокойся, Гуд, — это сон, всё в порядке! — мальчик раскрыл глаза, напрягшись, не понимая, где он. Неужели он посмел уснуть во время работы?

Но над ним был высокий светлый потолок, а не низкий свод подземной казармы. И лежал он не на грязной соломе, а на чистой простыне. Воспитатель Люк стоял над ним, тревожно глядя на ребенка. Он подходил поправить простыню на спящем, когда тот неожиданно забился в кошмаре.

— Это только плохой сон, повторил он, — рисуя над мальчиком знак "уходящей тревоги".

— Да, — Гуд расслабился, сонное наваждение уже начало проходить. — Мне снилось… что я опять там…

— Ты никогда больше не окажешься там, Гуд. Никогда! Спи, я тебе помогу. — Люк положил ладони на виски мальчика и мысленно произнес формулу. Струна жизненной энергии скользнула между его руками, ее басовитый музыкальный тон рассеивал темные страхи и страшные воспоминания. Гуд закрыл глаза и провалился в глубокий сон без сновидений.

Люк еще раз обошел комнату, в которой спали восемь мальчиков в возрасте от семи до десяти лет. Было жарко, многие раскрылись во сне и полоски залеченных шрамов — следы плетей на спинах и на руках, были видны вполне отчетливо в полумраке спальни. Залечить шрамы в душах было куда труднее… Но кошмары, по всей видимости, уже никого больше не мучили. Лук еще раз прислушался — всё спокойно. Потом подошел к открытому окну, и задумчиво оперся о подоконник. Теплый ночной ветерок приносил с моря рокот прибоя и запахи водорослей. Интернат стоял на пологом склоне южной части острова, от моря и остальных комплексов Детского Города его отделяла лесополоса, сохранившая свой первозданный вид наверное еще со времен Первой и Второй Станций. Люку снова вспомнилось, как сам он когда-то в другом месте слушал такой же рокот прибоя… Да, там был еще запах рыбы, и сети, мокрые, в кровь раздиравшие руки… Правда, в отличие от девятилетнего шахтера Гуда, он не был рабом, и дышал в детстве свежим воздухом, а не пыльной духотой шахты… Люк встряхнул головой, отгоняя прошлое, и направился в воспитательскую.