Ярость огня - Розария Мунда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Антигона? Простите, что заставил ждать. Проходите.
Атрей лично поприветствовал меня в своей гостиной. Они с Мирандой сидели за небольшим чайным столиком. Миранда ободряюще улыбнулась мне, и я присела на один из обитых мягкой тканью стульев с прямой спинкой.
Нам никто не прислуживал, а потому Атрей собственноручно налил мне чай.
– Итак, – начал он, когда я взяла чашку. – Песнь 24.
И я мгновенно поняла, что он хочет поговорить об «Аврелианском цикле». И моем самовольном путешествии, чтобы вернуть тело Джулии.
Однако в его голосе не слышалось недовольства. Его экземпляр поэмы, знакомый мне по тем временам, когда он проводил занятия у Четвертого Ордена в прошлом семестре, лежал на столе между нами. На обложке книги виднелась стандартная печать Министерства, которой были отмечены все запрещенные материалы. Атрей лично одобрил запрет «Аврелианского цикла» ради сохранения политической стабильности. Однако это не отменило того факта, что он обожал эту поэму и знал ее наизусть.
– И это сработало?
Я кивнула:
– Я процитировала строки о безопасном проходе. Новопитианцы… поняли. И обеспечили наше возвращение домой.
На лице Атрея появилась загадочная улыбка, словно он о чем-то вспомнил.
– Отлично.
И меня снова охватило странное и совсем ненужное тепло, как во время совещания Военного Совета: удовольствие от его одобрения.
«Этот человек пытался убить твоего друга. Дважды».
– Как лидер нашего народа, – заговорил Атрей, – я часто раздумываю о том, как важно распознать в человеке талант. Как важно выносить непредвзятые суждения. После последнего заседания Военного Совета я долго размышлял о том, как это несладко. Именно об этом мы и беседовали с Мирандой. Как предрассудки старого уклада перекочевали в наше настоящее. Даже руководствуясь лучшими побуждениями, мы можем… разглядеть таланты только там, где нас учили их видеть. А иногда не замечаем там, где их быть, по нашему мнению, просто не может. Даже если талант сияет яркими красками прямо перед нами.
Я начала понимать, куда он клонит, и почувствовала, как меня захлестывают эмоции. Я опустила голову, не желая, чтобы Атрей это заметил.
Я знала, что он хотел от меня, – его намеки были настолько прозрачны, словно он произносил это вслух. Ли для него был потерян, и сейчас он активно искал нового союзника.
Но также я знала и то, что Атрей был не из тех людей, кто лжет и не выражает лишних чувств на публику. Он искал союзника, а его признания были абсолютно честны.
В моей жизни было немало преподавателей, подобных Сидни, и слишком много совещаний, вроде последнего совещания с Холмсом, которые недооценивали и игнорировали меня, а потому его слова показались мне живительной влагой, пролившейся на высохшую землю.
«Ли. Этот человек пытался убить Ли…»
– Поэтому, Антигона, я бы хотел извиниться. Ты неоднократно доказывала, что обладаешь всеми качествами, которые я надеялся увидеть в истинном стражнике. Ты предана идеалам Революции. Готова пожертвовать собой ради них. Готова, одним словом, пойти на все ради достижения высшей цели. Конечно, между нами возникали моменты недопонимания, как часто случается у революционеров, что мы с Мирандой можем подтвердить, спустя долгие годы совместной работы, и моменты разногласий будут всегда. Но меня восхищает, как ты держалась во времена наших разногласий, как защищала справедливость. И хотя мы по-разному смотрели на происходящее, я убедился в том, что ты – образец того, как должен вести себя истинный стражник: думать самостоятельно.
Атрей склонил голову и улыбнулся:
– Надеюсь, я могу рассчитывать, что ты будешь поступать так и впредь.
Было что-то неистово страстное, почти уродливое в удовлетворении желания, которое я похоронила так глубоко в своей душе, что почти забыла о его существовании.
Я испытывала это чувство, глядя на записку от Миранды Хейн, которую прочитала после турнира, испытала его и сейчас, когда Атрей заверял меня в том, чего я уже и не ждала, о чем уже и не мечтала.
«Талант, который сияет яркими красками».
По возвращении в Обитель, прежде чем отправиться на вечеринку к Доре, я приняла горячую ванну, чтобы очистить мысли. Мои волосы, наполовину сгоревшие во время турнира Первого Наездника, уже отросли, но были все еще достаточно коротки, чтобы их можно было высушить полотенцем. Я возвратилась в женское общежитие и развернула подарок Доры.
Внутри лежало черное шелковое платье длиной до пола, с широким и высоким горлом. Натянув его на плечи, я порылась в ящике Алексы в поисках зеркальца, которые были под запретом, а затем начала разглядывать свое отражение. Дора сделала правильный выбор: черный цвет подчеркивал цвет моих волос, а ворот платья сделал меня чуть старше.
«Ты обладаешь всеми качествами, которые мы надеялись увидеть в истинном стражнике».
В дверь постучали.
– Войдите.
Вошел Ли в парадной форме, совсем один. Его подбородок был чисто выбрит, а темные волосы – аккуратно зачесаны назад. Золотая отделка черной мантии и знаки отличия на форме сияли в полумраке комнаты, словно множество звезд. В таком облачении Ли всегда смотрелся особенно гармонично. Словно сошел с гобелена, на котором были изображены времена прежнего режима, и оказался в настоящем, готовясь принять командование и здесь.
Он оторвал взгляд от моего лица, и его взгляд медленно скользнул по моему платью. А затем он снова посмотрел мне в глаза.
И как только ему удается вогнать меня в дрожь одним лишь взглядом?
А затем я вздрогнула от чувства вины, словно меня окатили ледяной водой, которая потекла по моей спине. «Что он подумает, узнав, что последний час я таяла от комплиментов человека, который предал его? Будет ли это предательством по отношению к Ли, если теперь я держу спину гордо после слов, сказанных Первым Защитником?»
– Ты готова?
– Я… да. Одну минуту.
Втянув голову в плечи, я непослушными пальцами пыталась застегнуть последнюю пуговицу платья. Ли приблизился ко мне. И, отведя мои руки в стороны, начал застегивать пуговицу сам. Я стояла неподвижно, чувствуя его невесомые прикосновения к моей шее, и, затаив дыхание, вспоминала…
Пуговица наконец была
