Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

– Что? Но как я… я же не…

– «Я»? Что – «я»? Мыш принял пулю, предназначавшуюся вам, мисс Карпентер, – строго произнес я. – Он не думал о себе, когда это делал. Он рисковал жизнью, защищая тебя. Хочешь остаться моей ученицей – так постарайся обходиться без предложений, начинающихся на «я», и отплати ему за храбрость, уняв его боль.

Она побледнела.

– Гарри…

Я отвернулся, обошел Мыша кругом, опустился на колени у его головы и осторожно придержал его, поглаживая.

Молли неуверенно перевела взгляд с меня на Мёрфи. Сержант Мёрфи смотрела на нее невозмутимым полицейским взглядом, и Молли поспешно опустила глаза. Потом посмотрела на свои руки, на Мыша и заплакала.

Потом встала, подошла к кухонной раковине, налила воды в кастрюлю и поставила на плиту кипятиться. Очень старательно вымыла руки по самые локти. Дождавшись, когда вода вскипит, она вернулась с кастрюлей к нам, сделала глубокий вдох, устроилась рядом с раненым псом и взялась за дело.

Для начала она выстригла шерсть в той области, куда попала пуля, и начисто выбрила остатки. Мыш несколько раз дернулся. Я видел, как Молли болезненно морщится при каждом движении Мыша; руки ее, правда, продолжали уверенно делать свое дело. Ей пришлось расширить ранку скальпелем. Мыш взвыл от боли, когда лезвие полоснуло его, и Молли крепко зажмурилась на две или три секунды, прежде чем продолжила операцию. Сунув в рану пинцет, она достала пулю. Та оказалась совсем крошечной, меньше ногтя у меня на мизинце – покореженный цилиндрик из блестящего металла. Когда Молли выдернула ее, Мыш застонал.

Она еще раз промыла и продезинфицировала ранку. Мыш дергался и кричал – таких полных боли звуков я от него еще не слышал.

– Прости, – пробормотала Молли, смахивая слезы. – Прости.

Разрез оказался длинным – ей пришлось сделать три стежка. Молли сделала их как могла быстрее, чтобы не мучить Мыша. Потом еще раз продезинфицировала шов и накрыла его тампоном, который приклеила к выбритой коже медицинским пластырем.

– Все, – тихо произнесла она, наклонилась и зарылась лицом в густую шерсть на шее у Мыша. – Ну вот. Теперь все будет хорошо.

Мыш очень осторожно повернул голову, ткнулся носом ей в руку и несколько раз стукнул хвостом по полу.

– Мёрф, – сказал я. – Оставишь нас на минуту?

– Конечно, – тихо отозвалась она. – Я все равно собиралась выйти позвонить.

Она кивнула мне и вышла на улицу, не забыв по дороге прикрыть дверь из гостиной в мою маленькую спальню, где лежал Морган.

Я сидел рядом с Мышом, гладя его по тяжелой башке.

– Ладно, – сказал я Молли. – Что случилось?

Она выпрямилась и посмотрела на меня. Вид у нее был такой, словно ее вот-вот стошнит. Из носа текло.

– Я… я вдруг подумала, Гарри, что… ну, если предатель действительно хотел, чтобы все в Совете перегрызли друг другу глотки, лучший способ добиться этого – заставить одного из них совершить что-нибудь такое… непростительное. Например, заставить Моргана убить чародея Лафортье.

– Ба, – сказал я. – И как это мне ни разу в голову не приходило, хоть я и старше тебя, и занимаюсь этим с тех времен, когда ты под стол пешком ходила, а ты в этом деле меньше четырех лет.

Она покраснела.

– Да. Это так. Но потом я подумала, что лучший способ использовать такое влияние – это попробовать его не на Моргане, – продолжала она. – А на людях, которые должны на него охотиться.

Я повел бровью.

– Ладно, – кивнул я. – В этом месте мне полагалось бы спросить тебя, понимаешь ли ты, насколько трудно манипулировать волей и разумом любого мало-мальски зрелого человека. Большинство чародеев, достигнув восьмидесяти- или столетнего возраста, считаются более или менее иммунными к такого рода фокусам.

– Я этого не знала, – смиренно сказала Молли. – Но… то, о чем я говорю, не требует серьезных изменений психики. Это не должно быть заметным. Не обязательно ведь превращать человека в законченного психа и убийцу. Я хочу сказать, это было бы слишком очевидно, да? Вместо этого вы бы постарались просто… чуть-чуть изменить людей, преследующих Моргана, чтобы они были немножко больше похожими на то, какими вы хотели бы их видеть.

Я прищурился. Интересный ход мысли.

– Например?

– Ну… – пробормотала она. – Если кто-то изначально вспыльчив и готов лезть в драку, вы бы усиливали эту сторону его характера. Придали бы этому больше значимости, чем оно имело бы без постороннего вмешательства. Если кто-то предпочитает политические маневры, чтобы добиться преимущества в той или иной ситуации, вы выставляете на первый план именно это свойство. Если кто-то чем-то недоволен, обижен, вы делаете акцент на этих мыслях, эмоциях, чтобы он действовал в соответствии с ними.

С минуту я обдумывал ее слова.

– Так, во всяком случае, сделала бы я, – добавила Молли, потупившись.

Я внимательно посмотрел на девушку, которую обучал своему ремеслу. Обычно при взгляде на Молли я видел ее улыбку, ее чувство юмора, юность, веселье. Она дочь моего близкого друга. Я хорошо знаю ее семью и часто бывал гостем в их доме. Я видел ее старание в учебе, ее огорчения, ее радости.

Но никогда до