Отчаянный корпус - Игорь Лощилов

Петя дал сигнал к отходу и сам поспешил к спасительному лесу, тут-то его и зацепило. Он сначала ничего не почувствовал — просто какой-то толчок в ногу, только через мгновение пронзила жуткая боль, будто все тело с головы до пят окатило крутым кипятком. Он вскрикнул, жалобно, по-детски — не успел ведь привыкнуть к боевому ремеслу. Солдаты услышали, рады бы помочь молодому начальнику, так ведь у самих дел по горло, надо горцев держать под огнем, чтобы не догадались об их малочисленности. А Пете своя боль белый свет застит, кричит что есть мочи. Не выдержал Кузя — знать, говорит, нашего барчука до костей проняло, нужно спасать. И пополз к нему на выручку. На счастье, тут солдаты подоспели, капитан Махтин, когда услышал перестрелку, их подослал. В общем, горцев отогнали. Осмотрели Петю — рана серьезная, кровищи целый сапог натекло, а много ли внутри повреждено, того им знать не дано. Срубили две сосенки, перевязали веревками — вот тебе и носилки. Приготовились было нести Петю к докторам, да Петрович остановил. Когда еще, сказал, до этих докторов доберемся, мы по-старому сделаем, чтоб наверняка донести. Посыпал Петину рану порохом и поджег. Тот в новый крик. «Ничего, — сказал фельдфебель, — всякому своя рана больна, только мертвому ничего». В общем, успокоил.

Понесли Петю к колонне, там ведь где-то санитары со своими инструментами, дай бог, окажут помощь барчуку. Вышли они из леса и как раз наткнулись на Воронцова, прискакавшего на очередную стрельбу. Махтин доложил: так, мол, и так, разогнали разбойный сброд, теперь путь впереди чист.

— А это кто? — спросил граф, указав на носилки.

— Юнкер Тихонов. Это он обнаружил засаду и первым принял бой.

— Молодец, голубчик Тихонов! — воскликнул граф. — В силу дарованного мне государем права произвожу вас в прапорщики. — И обернулся к адъютанту: не забудьте, дескать, вставить в приказ.

Петя, поглощенный чудовищной болью, сразу и не понял графской милости, только простонал в ответ, солдаты же не растерялись и гаркнули:

— Покорно благодарим ваше сиятельство!

А когда граф отъехал, положили они носилки на землю и взялись за фляжки, чтобы обмыть новопроизведенного. Плеснули и Пете, но тот пить не стал, только закашлялся и спросил, какое ныне число. Ему ответили: с утра Петровки зачались, нешто своих аманин не помнишь? Петя нашел в себе силы улыбнуться, ибо в этот день в кадетских корпусах ожидали высочайший приказ о производстве в офицеры. Выходит, нынешнее звание как раз вышло к сроку. Солдаты этого не успели узнать, ибо рассыпались по колонне в надежде пристроить раненого. И напрасно — все немногочисленные повозки оказались забитыми. Ничего не поделаешь, Махтин отдал своего коня, солдаты привязали одни концы носилок к стременами, за вторые взялись сами — все легче! И решили дойти так до ближайшего на пути аула, там обязательно найдется арба, а к ней какая-нибудь животина.

Вот идут это они, а жарко, а пыльно, от большого многолюдия духота стоит неимоверная, будто воздуха на всех не хватает. Вдруг сзади опять стрельба да гам — знать, новое разбойное нападение. Остановились солдатики со своей ношей, чтобы узнать, в чем дело, а заодно передохнуть. Особого беспокойства у них не было, там ведь граф Воронцов, он знает, как с абреками управиться. Граф и вправду угодил в самое жаркое место, лошадь под ним убило, так он на адъютантскую пересел. Слава богу, отогнали и этих злодеев. Командиры людей поторапливают — вперед, дескать, вперед! Скоро равнина начнется, очень уж им хочется поскорее опасное место миновать. Двинулись дальше, да как ни спеши, колонна по узости места идет, значит, не быстро. Нагоняет их граф Воронцов, видит необычную повозку без колес и спрашивает опять, кого везут. Солдаты бодро ответили:

— Раненого прапорщика Тихонова.

— Поздравляю его подпоручиком! — объявил граф и наказал уже другому адъютанту записать о новом производстве.

Тот записывает, солдаты гаркают свое: «Покорно благодарим», а граф мчится вперед к новой перестрелке.

Идут они дальше, идти все тяжелее: жара донимает, а пуще того — жажда. Уж и разговоры все стихли, только шум от тысяч ног да скрип на зубах от пыли, густым облаком повисшей над колонной. Вдруг из лесной чащи, что подступила к дороге, выкатила арба, а на ней ликующий Кузя. Он, непоседа, все время шарил по окрестностям и вот поблизости нашел какого-то осетина, косившего траву. Кузя, хоть и маленький, а ружье большое, направил его на осетина, тот от страха убежал с поляны и скрылся в чаще. Вот эту самую арбу Кузя и реквизировал для нужд армии. Очень ко времени реквизировал, потому как солдатики совсем выбились из сил. Переложили они раненого товарища на арбу и побрели дальше. Не прошли и сотню шагов, как встречает их главнокомандующий своим неизменным вопросом:

— Кого везете, братцы?

— Подпоручика Тихонова, — отвечают братцы, хоть и не так отчетливо, как прежде, — устали.

— Поздравляю вас поручиком, милейший Тихонов, — произнес Воронцов привычную фразу, сразу заставившую оживиться солдат.

— Покорно благодарим ваше сиятельство! — радостно воскликнули они, так что даже страдающий от боли Петя посветлел ликом.

— Потерпите, братцы, скоро привал, — утешил их граф и поскакал дальше по своим командирским делам.

Слова о скором привале всех обрадовали. Люди взбодрились, марш перестал казаться до невозможности утомительным. Судьба, однако, приготовила им еще одно испытание — вдруг, когда до остановки оставалось совсем уже ничего, у арбы отвалилось колесо. Может быть, осетин так удружил и незаметно вытащил чеку, а может быть, и сама арба развалилась. Слава богу, что солдаты успели Петю подхватить и не дали упасть на раненую ногу. Что за незадача нынче?! Ну ладно, скрестили солдатики руки, сделали из них сиденье и понесли поручика к забелевшим палаткам. И ведь как им нынче на начальство везет — снова вышли на главнокомандующего. Он встретил их неизменным вопросом:

— Кого несете, братцы?

Тут уж сам Петя не выдержал и четким, хоть и слабым голосом, выговорил:

— Поручик Тихонов, ваше сиятельство …

— Как себя чувствуете, голубчик? — поинтересовался граф.

— Слава богу, — только и успел простонать бедняга.

— Все будет хорошо, — утешил его граф и приказал солдатам: — Несите капитана в лазарет, — а сам повернулся к адъютанту, чтобы поведать об очередном производстве Тихонова. Тот нашел в себе силы, чтобы простонать слова благодарности, и граф ласково улыбнулся ему в ответ.

Принялись за обустройство. На этих кратковременных привалах и ночевках тяжелее всего приходилось лекарям — нужно разбить палатки, перегрузить в них раненых и хоть как-то облегчить страдания несчастных. Особо сложных операций тут не делали. Повозки прибывали одна за другой, с приближением каждой все яснее и отчетливее раздавались стоны, перемежаемые криками.

— Пить, пить… — слышатся слабые голоса.

Санитары спешат с медными чайниками, в иных горячая вода, в других теплая водка, вся жидкость мгновенно выпивается.

— Довольно, довольно, — осторожничают санитары, — как бы на первый раз не повредило.

— Больно, братки, ох, как больно, — стонут несчастные и еще крепче прижимают кружки к губам.

Между ними прохаживает лекарь, сегодня у него много работы.

— Жаркий, крепко жаркий был день, — качает он головой, заглядывая в переполненную офицерскую палатку, и дает распоряжение разбить новую. К нему обратились солдаты, доставившие Тихонова:

— Куда нести, ваше благородие?

Тот раздумывал недолго:

— Да вот хоть сюда, там уже некуда…

Скоро заполнилась и новая палатка, так что пришлось класть несчастных чуть ли не друг на друга.

Подъехал еще один фургон, с него тяжело слез высокий поручик и, доковыляв до Петиной палатки, попросил места. Какое еще место, когда все кругом забито? Кто-то поинтересовался: из какого полка?

Тот ответил: из Навагинского. Этот полк в прошлом деле показал себя плохо, запоздал с помощью тенгинцам, отчего те понесли значительные потери. Такие промашки в боевом содружестве помнятся долго, и ответ на просьбу прозвучал соответственный:

— Навагинцам между нами места нет.

Офицер немного помялся и расстегнул сюртук. Под ним была окровавленная рубашка и перевязанная грудь.

— Господа, — тихо проговорил он, — утром я ранен двумя пулями, но не оставил фронта и вывел свою роту к нашей общей колонне. Судите, достоин ли я лежать рядом с вами?

В ответ раздались одобрительные крики, офицеры потеснились, явилось шампанское, и бутылка пошла по кругу. Откуда могла она взяться среди войска, терпящего нужду в самом необходимом? Оказывается, вместе с ним двигались бойкие маркитанты с осликами, нагруженными корзинами с вином. За него приходилось расплачиваться золотом, но здесь не скупились, ибо в боевых условиях оно имело совсем другую цену.