Отчаянный корпус - Игорь Лощилов

Махтин разделил своих людей: часть послал к речным воротам, чтобы воспретить отход разбойникам, а с основными силами ворвался в станицу с другой стороны.

— Будешь моим начальником штаба, — объявил он Пете и приказал фельдфебелю передать ему ротную книгу, в которой велись все дела. Петя, настроенный на участие в своем первом военном деле, попытался что-то пробормотать, но капитан решительно пресек пререкания.

Станица предстала перед ними в самом жалком виде. Хаты встретили закопченными саманными стенами, их соломенные крыши горели. По дворам суматошно металась живность, ее испуганным крикам вторил отчаянный бабий плач. Махтин развернул полуроту в цепь и приказал прочесать станицу. Разбойники спешно обратились в бегство, взяв с собой все, что попалось под руку. Удалось захватить лишь нескольких, самых нерасторопных. Отличился Кузьма, который первым привел какого-то замешкавшегося абрека. Пленник был здоров и упитан, каким образом справился с ним маленький Кузя, приходилось только гадать, но, похоже, в силу своего нового господина тот уверовал и подчинялся ему беспрекословно. Кузьма подвел его к остову спаленной хаты, где стоял Петя, и начал давать наставления:

— Ты покуда здесь посиди и не дай бог отойти хоть на шаг. Жди меня тута и молись, коли хочешь, но больше чтоб ни-ни…

— Он что, по-нашему понимает? — удивился Петя.

— Нет, ничего не понимает, — сокрушенно развел руками Кузя, — куда ему…

И отправился за очередным пленником.

Петя томился от вынужденного безделья, тем более что вокруг шел бой, слышались крики и гремели выстрелы. Внезапно он увидел в нескольких шагах от себя смуглого мальчонку, который делал какие-то ужимки, словно порывался что-то сказать. Петя сделал навстречу несколько шагов, а тот, отбежав в сторону, вдруг повернулся и, задрав рубаху, показал ему смуглый зад. Оскорбленный Петя бросился вперед, чтобы наказать хулигана, а мальчишка в мгновение ока скрылся за углом ближней хаты. Едва Петя завернул туда, как был повержен наземь крепким ударом грабителя. По счастью, ему на выручку пришел фельдфебель, заметивший исчезновение Пети.

— Дурак ты, ваше благородие, — терпеливо выговаривал Петрович, приводя его в чувство. — Энти абреки — сволочной народ, своих дитев не жалеют, не говоря за других. Видят, что ты молодой да гладкий, вот и решили полонить, у них глаз на барчуков наметанный, опосля бы выкуп заломили. Господин капитан не зря тебя к ротной книге приставил — глядеть вкруг себя да на ус мотать. Он завсегда большое попечение о молодых имеет, чтоб до времени на лету не пришибли. Жалко ведь… Так что ты более не брыкайся, а учись. На твой век войны хватит, еще навоюешься…

Петя слушал вполуха, болела ушибленная голова, да и стыдно было из-за того, что сумел опозориться в своем первом боевом деле. Капитан не стал его ругать, велел посадить на лошадь и отправить восвояси. Наездником Петя был никудышным, в корпусе верховой езде обучали только в строевой роте, и научиться ей по-настоящему он не успел. Ну что ж, не признаваться же в своем неумении, взгромоздился он на лошадку и потюхал, как бог на душу положил. Сначала вроде бы ничего, со стороны-то себя не видел, а как приехал, сполз на землю едва живой — оказалось, что копчик себе разбил и колени стер до крови. Вот какими ранами обернулось для него первое боевое дело — с головы, можно сказать, чуть ли не до пят получил увечья. Промаялся он полдня и ночь, а с утра решил начать новую жизнь.

Договорился с Махтиным, что будет обучаться верховой езде, владению саблей, стрельбе и прочим военным премудростям. Тот разрешил, даже обрадовался, что люди будут при деле, все лучше, чем вино попивать да языки чесать. Однако долгой науки для Пети не вышло, ибо пришла новому главнокомандующему весть о том, что Шамиль со своими военачальниками скоро прибудет в аул Дарго для важного совещания. Тогда Воронцов приказал войскам поспешить в этот самый аул, чтобы всю чеченскую верхушку прихватить и тем самым быстро кончить войну. Задачу эту поручили линейным войскам, кто находился ближе всего к аулу, в том числе Махтину и его роте. На сборы времени не дали, подняли по тревоге и — вперед.

Экспедиция, казалось, сулила удачу. Марш совершили быстро, горцы вели себя смирно и о движении войска как бы не ведали.

Петю не покидал радостный настрой — ведь это было его первое по-настоящему боевое дело. Стычка с разбойниками в станице не в счет, о ней не хотелось даже вспоминать. Сейчас же все походило на настоящую войну. Войска шли бесконечной колонной, которую нельзя было охватить взглядом. Через некоторое время, когда вышли к Регельскому перевалу, открылась такая картина, что дух захватило. У ног прямо на восток был спуск к аулу, далее виднелась вся лесистая Ичкерия, пересеченная горными грядами и долинами. К северу тянулась большая Чечня с долиной, на которой блестела серебристая лента Терека, и где-то далеко на горизонте виднелась синяя полоса — то ли край неба, то ли Каспийское море. День был ясный, небо безоблачно, и с высокого постамента, на который взошли войска, даль просматривалась на сотню, а то и более верст.

Этот радостный настрой, ожидание чего-то необычного, готовность к подвигу владели Петей в течение всего марша и несколько потеснились разочарованием, когда по прибытии в Дарго ни Шамиля, ни его окружения там не оказалось. Наверное, кто-то вовремя предупредил чеченских вождей о движении русских войск. Осмотрелись, подождали и повернули обратно, не век же сидеть в разбойничьем гнезде. Вот тут-то и ждали их сюрпризы. На только что пройденных свободных дорогах вдруг оказались лесные и каменные завалы, в то время как их разгребали, войска подвергались нападению летучих отрядов горцев. В горных узостях не было возможности развернуться, растянутую колонну разбойники методично щипали без всякого урона для своей стороны, ибо прятались в чащах и после нападения стремительно исчезали. Сам Воронцов, мужественно шедший вместе с войсками, несколько раз подвергался нападению и только чудом остался цел. По всему выходило, что русских специально заманили в глубь Ичкерии, чтобы по возвращении наносить стремительные удары. Они потеряли сотню солдат, прежде чем осознали грозящую опасность. Воронцов заставил выставить сторожевые посты и боевое охранение, как того предписывала военная наука, и стал метаться по колонне, проверяя организацию службы. Движение, хотя и замедлилось, но приобрело необходимую стройность.

Через некоторое время настал черед идти в боевое охранение и роте Махтина. Сам капитан двинулся вперед, а по бокам выслал дозоры. Пете с несколькими солдатами вышло идти справа. Дорога шла по распадкам, когда горы оказывались в непосредственной близости, или по ущельям с крутыми склонами, а иногда через лес — все способствовало внезапности появления горцев и мешало дозору двигаться на приличном удалении, чтобы заблаговременно предупредить колонну об опасности очередного нападения. Петя отнесся к заданию серьезно, о том, чтобы словчить и облегчить себе путь, не помышлял. Он вообще весь этот поход проводил в предчувствии чего-то необычного, способного разительно переменить его судьбу.

Солдаты из Петиной команды к ретивости юного начальника проявили снисходительность, так бывают терпеливы родители к проказам ребенка, и последовали за ним. Внезапно сосняк, по которому они шли, стал редеть, впереди открылось просторное небо. Петя остановил свою команду и выслал Кузьму на разведку. Отсутствовал тот недолго, вернулся назад и коротко объявил:

— Абреки!

Более толково он объяснить не мог, и Петя, затаив дозорных, осторожно двинулся вперед. В самом деле, едва кончился лес, как впереди за скальной россыпью он увидел горцев, видимо, готовящихся к очередному наскоку на русские войска. Что делать? Петя долго раздумывать не стал — одного солдата послал к Махтину с сообщением о засаде, а сам решил вступить в неравный бой в надежде на то, что звуки выстрелов привлекут внимание капитана быстрее, чем это сделает посыльный.

Он рассредоточил солдат по опушке, приказав ждать сигнала, а сам осторожно двинулся вперед, чтобы действовать наверняка. Его целью был горец, отдававший приказания резким гортанным голосом. Впереди был небольшой бугорок, Петя расположился за ним и стал наводить ружье на вражеского предводителя. Действовал он в полном соответствии с недавними уроками, полученными во время кратковременного обучения от фельдфебеля, и результат не замедлил сказаться — после его выстрела вражеский начальник взмахнул руками и повалился на землю. О, как всполошились горцы, как залопотали и, казалось, все как один были готовы броситься на обидчика, но тут открыли огонь солдаты из русского дозора, и тем пришлось поневоле умерить свой пыл. Завязалась перестрелка, силы, однако, были неравными, и малочисленному русскому дозору выстоять против разбойничьей оравы никак не выходило.