Суфии - Идрис Шах

Хуссейн обошел весь мир в поисках учителя, которому было предназначено передать его послание через поколения, и был уже почти на грани отчаяния, как вдруг услышал какой-то шум. Старый Негодяй отчитывал одного из своих учеников за его шутки.

– Насреддин! – ревел Негодяй. – За твое непочтительное отношение я обрекаю тебя на всеобщее осмеяние. Впредь, как только будет рассказана хоть одна из твоих бессмысленных историй, шесть других должны будут за ней последовать, чтобы твоя нелепость стала всем очевидной.

Считается, что мистический эффект семи насреддиновских историй, изученных в определенной последовательности, столь велик, что его достаточно для подготовки человека к озарению.

Подслушав этот разговор, Хуссейн понял, что в каждой ситуации заключаются средства противодействия ей и что именно таким способом все зло Старого Негодяя можно будет представить в его истинном свете. И тогда он решил сохранить истину с помощью Насреддина.

Хуссейн призвал к себе Насреддина, когда тот спал и передал ему часть своей бараки, суфийской силы, которая проникает через номинальный смысл вещей. С тех пор все рассказы о Насреддине стали произведениями «независимого» искусства. К ним можно относиться как к шуткам, но они также обладают и метафизическим смыслом; они бесконечно сложны и имеют отношение к природе завершенности и совершенства, которые исчезли из сознания людей вследствие разлагающей деятельности Старого Негодяя.

Если рассматривать бараку с обычной точки зрения, ей как будто бы присущи «магические свойства», в действительности же это единство и топливо, а также субстанция объективной реальности. Одно из ее качеств состоит в том, что человек, наделенный ею, или любая вещь, содержащая бараку, сохраняет ее в первоначальном количестве независимо от тлетворного воздействия на нее духовно не возрожденных людей. Из этого следует, что даже простое повторение насреддиновских шуток приносит с собой определенное количество бараки; размышление над ними это количество увеличивает. Так с помощью данного метода учение Насреддина, переданное по линии Хуссейна, отпечаталось навечно в носителе, чтобы его невозможно было полностью извратить. Подобно тому, как вода в любом виде сохраняет свою сущность воды, в насреддиновских историях сохраняется некий постоянный минимум определенного нечто, которое отвечает на призыв и может увеличиваться, если этому уделять внимание. Этим минимумом фактически является истина, через которую лежит путь к реальному сознанию.

Насреддин – это зеркало, в котором человек видит самого себя. Это зеркало отличается от обычного тем, что чем больше всматриваешься в него, тем яснее проступают в нем черты настоящего Насреддина. Это зеркало сравнивают со знаменитой чашей персидского героя Джамшида, в которой отражается весь мир, и в которую «вглядываются» суфии.

Так как суфизм основывается не на искусственном поведении, зависящем от внешних деталей, а на всестороннем подходе, насреддиновские истории следует как проживать, так и думать о них. Далее, переживания, связанные с каждой историей, внесут свой вклад в возвращение мистика «домой». Способность к высшим формам восприятия свидетельствует о том, что первый шаг на этом пути суфий уже сделал. Эта способность дает ему возможность правильно оценивать ситуацию в результате вдохновения, а не формального размышления. Вследствие этого его действия иногда могут озадачивать наблюдателей, работающих на обычном уровне сознания, и тем не менее результаты этих действий будут правильными.

Одна из насреддиновских историй, показывающая, как суфии добиваются правильных результатов, благодаря действию особого механизма («неправильного метода» в глазах непосвященных), во многом объясняет кажущуюся эксцентричность суфиев:

К Насреддину, когда он исполнял обязанности судьи, пришли два человека. Один из них сказал: «Этот человек укусил меня за ухо, и я требую компенсации». Другой заявил: «Он сам себя укусил», Насреддин отложил разбирательство и удалился в свои апартаменты, где провел полчаса, пытаясь укусить себя за ухо. Это привело к тому, что он упал и разбил себе лоб. После этого он вернулся в присутствие.

«Проверьте человека с укушенным ухом, – приказал Насреддин, – если у него разбит лоб, значит он сам себя укусил и на этом дело будет исчерпано. Если же это не так, значит его укусил другой и пострадавшему должно быть выплачено три слитка серебра».

Правильное решение было вынесено с помощью, казалось бы, нелогичных методов. Насреддин пришел к верному решению вопреки внешней логике вышеописанной ситуации.

В другой истории Насреддин, взяв на себя роль глупца (суфии называют это «путем позора»), в яркой форме показывает, что собой представляет обычное человеческое мышление:

Один человек предложил Насреддину угадать, что у него в руке.

– Назови мне хоть одну примету, – попросил мулла.

– Я назову несколько, – сказал шутник. – Форма и размеры этого предмета напоминают яйцо, у него вкус и запах яйца, внутри он белый и желтый. В сыром виде внутри него находится жидкость, которая твердеет от нагревания. Более того, этот предмет снесла курица…

– Знаю! – перебил мулла. – Это, наверное, какое-нибудь пирожное.

Я попытался провести подобный эксперимент в Лондоне. В трех табачных лавках подряд я просил продать мне «цилиндры из бумаги, наполненные частицами табака, длиной около трех дюймов, упакованные в картон, на котором может быть что-нибудь напечатано».

Никто из этих людей, торгующих сигаретами целый день, не смог понять, чего же я хотел. Двое из них направили меня в другие места, один – к своему оптовику, а другой – в магазин, специализирующийся на экзотических предметах импорта для курильщиков.

Возможно, что слово «сигарета» является спусковым крючком в описании бумажных цилиндров, наполненных табаком. Но спусковой крючок привычных ассоциаций нельзя использовать точно так же в работе с восприятием. Ошибка здесь состоит в том, что одну из форм мышления, великолепно работающую в подходящих случаях, переносят в другой контекст и пытаются ее там использовать.

Руми приводит рассказ, напоминающий насреддиновскую историю с яйцом, но выделяет другой важный момент. Сын одного царя был отдан на воспитание мистическим учителям. Спустя некоторое время они сообщили, что уже ничему больше не смогут научить его. Для того чтобы испытать сына, отец предложил ему отгадать, что у него в руке.

– Эта вещь круглая, металлическая и желтая.

– Должно быть, это решето, – сказал мальчик.

Суфизм настаивает на сбалансированном развитии внутреннего восприятия и обычного человеческого поведения.

Предположение о том, что любой живой человек является восприимчивым, отрицается суфиями, как уже было показано. Человек может быть клинически жив и в то же время мертв, с точки зрения способности к восприятию. Ни логика, ни философия не помогут ему обрести эту способность. Один из аспектов приводимого ниже рассказа иллюстрирует это:

– Как я смогу узнать, жив я или уже умер? – рассуждал Мулла вслух.

– Не будь таким