И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

очередной пример пагубного влияния священника на Пьера Сеньера, и с тем, что влияние действительно было пагубным, можно было убедиться хотя бы по тому, что ни разу еще Отец Дайодор не смог избавить Хозяина от физических страданий, хотя всем объявлялось обратное. На деле же Отец Дайодор заменял физические боли болями душевными, переводя все внимание своего подопечного на совершенно чуждые и ненужные проблемы, выдумывая их для Сеньера. И Марин, присутствовавшая на службе, обратила внимание на странный характер самой службы, потому как она совершенно не походила на традиционные католические мессы: постоянно шла речь про некое мессианство, про существование мессии среди людей, очевидные намеки на то, что мессией является никто иной, как Пьер Сеньер, что являлось откровенным святотатством и уже не могло относиться к учению церкви. И Марин поняла, что Отец Дайодор откровенно пудрил отцу мозги, отвлекая от насущных проблем. Но ничего она не сделала. Понимала, что ничего не может сделать – любое слово священника будет весомее звучать для отца, нежели слово собственной дочери. Такова была ужасная действительность. И становилось очевидно, что до помешательства Хозяина оставалось все меньше и меньше времени.

Возвращаясь к всеобщему недовольству решением Сеньера, стоит сказать, что были и те, кто воспринял его как отличный шанс для восполнения пробелов в выполнении трюков и ради хороших тренировок.

К примеру, Омар не стал гневаться. Он использовал появившиеся три часа для оттачивания недавно придуманных трюков с саблями, выполнять которые следовало очень осторожно и максимально близко к зрителю. Железная сетка, отделявшая раньше зрительские трибуны от манежа, отныне отсутствовала, а потому и правил безопасности прибавилось, особенно во время представлений с опасными животными (наподобие львов, тигров и слонов) и с большим количеством острых предметов. Омар впервые использовал для выступления сабли, до сего дня он применял лишь шпаги и ножи. Сабли были ближе к его родной культуре; точнее, с детства его учили обращаться с шамширом – арабской саблей с сильно изогнутым клинком. Четыре шамшира с умеренной изогнутостью бен Али заказал у Клода ради своей задумки. Заключалась задумка в том, чтобы исполнять некое подобие танца с саблями, держа по одной в каждой руке, одну во рту и одну удерживая пальцами левой ноги. В один момент он должен был встать на концы сабель, что держались в руках, после чего скрестить другие две сабли и издать ими характерный скрежет. Вторым трюком с саблями он намеревался заглотить свою любимую шпагу, стоя при этом на тех же шамширах, что и во время предыдущего трюка. Заглотив шпагу, Омар должен был аккуратно встать на ноги, а шамширы ловко метнуть в мишени. Этим он и занимался в свободное время.

Незадолго до открытия цирка в своем шатре Альфонс собрал всех своих племянников и сына. Все они должны были выступать в Большом шапито с крупной программой, так что им отведена была важная роль. Каждый из них намеревался покорить публику собой, заслужить признание и овации. Но не совсем по этой причине Альфонс решил собрать их всех.

– Мальчики мои, – обратился Альфонс к Венцелю, Жану, Блезу, Карлу, Герману и Феликсу, которые встали вокруг него, – я хочу донести до вас очень простую мысль, которую вы должны понять и закрепить до самого конца в своих головах. Больше не будет, как прежде. Мой брат, ранее служивший опорой всем нам, завещал мне беречь всех вас, поэтому я буду с вами откровенным. Наступают очень тяжелые и совершенно непредсказуемые времена в истории цирка; невозможно предсказать, что случиться завтра, а о долговременной перспективе и задумываться смысла никакого нет. Я хочу вас предупредить: что-то надвигается, словно смертельный шторм, спастись от которого смогут далеко не все. Не бойтесь, не поддавайтесь возможным страхам и ни в коем случае не попадайте под влияние других людей. Помните, что единственное, что у каждого из вас есть – это ваши братья и сестра, которая ждет всех вас дома. Цирк этот перестал быть нам домом, однако мы должны продолжать жить и служить ему, пока не выберемся из него. Мы – артисты, мы Лорнау, вот что самое важное. Работайте и дарите зрителям радость и веселье. Делайте то, что должны делать. Люди, ждущие за воротами, надеются увидеть зрелище, достойное внимания и потраченных денег, так что покажите, на что способны!

Завершив свою короткую речь, Альфонс обнял каждого из парней. После этого он отпустил их, задержав одного Венцеля. Лорнау-младший обратил внимание на его поведение: оно было необычным, если не подозрительным; речь Альфонса он слушал с некоторой долей презрения, умело скрываемого и выдаваемого за удивление и безынтересность, свойственные человеку его возраста по отношению к человеку старше.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Альфонс, положив руку на плечо Венцелю.

– Да, все хорошо, – ответил Венцель, лживо улыбнувшись. – А почему ты спрашиваешь?

– Мне показалось иначе, – Альфонс убрал руку. – Ты в последнее время все теснее общаешься с Омаром, и это мне нравится, он может очень многому научить. Но в то же время ты стал чаще видеться с доктором Моррейном, что не может мне не нравиться. Он подлый и лицемерный человек, я и твой отец много раз об этом тебе говорили, но ты продолжал и продолжаешь игнорировать эти предупреждения. Почему?

– Потому что я с ними не согласен, – резко ответил Венцель. – И я не хочу опять обсуждать это, дядя. Доктор Моррейн стал главным цирковым врачом, именно поэтому мы чаще видимся, никакой мистики. Но я прошу тебя – перестань так сильно опекать меня. Со мной все прекрасно. А теперь извини, пора идти к братьям, они ждут.

– Конечно, не смею задерживать тебя, – с горечью произнес Альфонс.

Венцель слегка поклонился и покинул шатер. Снаружи послышались упреки в излишней медлительности Венцеля со стороны братьев, а спустя пару секунд раздался громкий смех, слышать который Альфонсу было чрезвычайно приятно.

Перенос открытия цирка на полдень отрицательно сказался на посещаемости. Дело в том, что люди, рассчитывавшие утром оказаться внутри «Парадиза», увидев, что ни в девять, ни в десять, ни даже в одиннадцать часов утра ворота не открылись, попросту разошлись по своим домам и делам обратно в город. Поэтому за шесть часов работы цирка (то есть до шести часов пополудни) цирк посетило, по подсчетам сотрудников кассы, немногим более двух тысяч человек при расчете на количество минимум в два с половиной раза больше. Соответственно, и денег намного меньше поступило в цирковую казну за эти шесть часов.

Примерно в четыре часа пополудни Ларош встретился с Клодом и передал