Тугайно-тростниковый скиффл - Борис Денисович Белик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я рухнул на песок, схватил за шиворот Дусю. Дрожащими руками надел на неё ошейник, пристегнул поводок и пополз к добыче по-пластунски. Предстояло проползти метров сто. Удача сама шла в руки. Оставалось только развязать тесемки рюкзака и сложить туда дичь. Лихо орудуя локтями и коленками, я постепенно приближался к луже. В голове чередой проносились сладостные сердцу картинки: как после моих выстрелов с грохотом упадут, по крайней мере, четыре крякаша. Дуська помчится подбирать их, а я неспешно буду укладывать дичь в рюкзак. Представлял, как выбежит Николай поинтересоваться, в кого я стрелял, и как округлятся его глаза при виде добытых мною трофеев…
До тростника, скрывающего уток, под прикрытием которого я крался к ним, оставались считанные метры. На мгновение я прервал движение и прислушался. Ни одна травинка, ни один колосок не шевелился. Вокруг стояла мертвая тишина. Только отчаянно бухало сердце. Я не знал, что думать. Разумеется, утки слышали, как я подкрадывался к ним: пыхтел, сопел, прокладывая на песке борозду. И с каждой секундой эти звуки нарастали. Но почему же тогда они не взлетели? Этот назойливый вопрос застрял занозой в моей голове. «А может быть, за уток ты принял обычные кочки, торчащие из воды?» – вдруг заронил сомнение внутренний голос. Я укоротил поводок, чтобы Дуся не выбежала вперед, привязал его к ремню на поясе и двинулся дальше. Уже подполз к воде. До птиц было рукой подать. На секунду затих. Затем резко поднялся… Тишина. Самих уток я по-прежнему не видел из-за тростника. Шагнул в воду, Вскинул ружьё, плотно прижимая указательным пальцем спусковой крючок. Еще секунда, и утки с шумом должны подняться… Никакого движения сквозь стволы тростника не наблюдалось. «Неужели улетели? – продолжил я внутренний монолог. – Но когда? Я не отрывал глаз от водоема. Да и бесшумно они же не могли взлететь?». Сделав еще один шаг, я очутился бы в метре от птиц. Несколько секунд, не опуская ружья, стоял не шелохнувшись, собираясь с духом, а затем резко рванул вперед, сразу оказавшись в центре лужи. Из-под ног разом в мареве брызг с невероятным шумом утки сорвались с места.
Я выстрелил. Птицы выстроились в цепочку и круто забрали вправо, огибая хребет. На фоне темного склона их можно было едва различить, хотя все еще оставались в пределах выстрела. Пальнул второй раз. Птицы забрали вверх и одна за другой высветились на багровом небосклоне. Все восемь красавец грациозно уплывали вдаль.
Меня обуяла неведомая доселе досада. Я наполнил до отказа легкие благоухающим воздухом. Простер руки к небесам. И излил горечь неудачи в самых красочных и изысканных выражениях. Поток неутихающей обиды под мощным напором выплескивался наружу и будоражил окружающее пространство не менее трех минут безостановочно, что, надо думать, заставило всякую живность замереть в испуге или недоумении в радиусе двух-трех километров.
Накричавшись с чувством, я ощутил облегчение и даже какую-то легкость в теле.
Из тростников выполз Николай.
– Слышал, слышал, – сквозь смех произнес он.
– А ты знаешь, почему я промахнулся? – спокойно спросил я.
– Ну, и почему?
– А все потому, что раньше времени открыл рюкзак и собрался уже складывать дичь.
Так родился наш третий охотничий закон.
Если не хочешь спугнуть удачу – не открывай раньше времени мешок.
– Я полагаю, тебя в райцентре можно было услышать, – продолжил разговор Николай, – а не только в лагере.
– Кстати, о лагере. Ты знаешь, в какую сторону идти?
– Нет проблем. Откуда пришли, туда и пойдем.
– Ну да, километров двадцать пробежимся и будем в лагере.
– Можно пойти напрямик, – с той же уверенностью сказал Николай и указал на восток.
– Ну ладно, веди, Сусанин.
Сумерки сгущались. Двигаться в сторону наплывающей темноты представлялось не иначе, как перемещаться в кромешную неизвестность. Но Николай шагал уверенной поступью, и его напористость свидетельствовала о непоколебимости решения идти избранным путем.
Какое-то время решительность товарища вносила в мое душевное состояние спокойствие. Однако, прошагав в полной темноте пару километров, уверенность в правоте Николая стала постепенно таять. Еще через час я высказал сомнение в его способности ориентироваться на местности.
– Мы уже где-то рядом, – не сдавался Николай Константинович. – Нужно найти самое высокое место и осмотреться. Костер далеко видно.
– Как ты в этой темени собираешься искать вершины?
Николай ничего не ответил, и пока я пытался высмотреть точку, позволяющую возвыситься над окружающим пространством, он тихо растворился.
– Ты где? – окликнул я его.
– Я сейчас подойду, – раздался сдавленный голос Николая из преисподней.
Через пару минут он стоял рядом и отряхивал с одежды песок.
– Мы наверху, – сообщил «Сусанин».
Оказывается, мы стояли на какой-то возвышенности, а в метре от нас начинался крутой спуск, по которому он молча скатился вниз, и откуда сообщил о своем стремлении воссоединиться со мной.
– Никакого костра не вижу, – поделился я своими наблюдениями.
– Нам туда, – уверенно указал Николай на то место, откуда только что появился.
Но тут я вспомнил, что накануне нашего отбытия из лагеря мы договорились: на случай, если потеряемся, произвести подряд два выстрела.
Я взвел курки и отдуплетился. Николай тоже дважды выстрелил. Стали ждать. Закурили и принялись озираться по сторонам. Прошло минут десять, и вот вдалеке я узрел мигающую точку света. Сигнал исходил со стороны, противоположной той, куда призывал отправиться Николай.
– Славу Богу, мы спасены, – с радостью произнес я.
Мы поспешили на ориентир. Спустились с хребта и очутились в каком-то лесу. Это был не тугай, а заросли ивы. В иных местах стволы и ветви деревьев настолько переплетались, что сквозь них невозможно было пробраться и приходилось искать обходные пути.
Наконец нам удалось выйти из этого частокола на открытое пространство и прибавить ход. Но через полчаса я снова засомневался
– Мне кажется, мы сбились с пути.
Николай подал сигнал бедствия. Теперь наш спаситель мигал немного правее того направления, по которому мы рвались к нему.
Еще через пару произведенных дуплетов мы всё-таки наткнулись на Юрика, подающего фонариком спасительные сигналы.
Измотанные, голодные, мы с Николаем потянулись к столу. Юрий Иванович заботливо поставил перед нами миски с лапшой из фазанов. Мы набросились на еду и лишь к концу трапезы с чаркой водки собрались было поведать о своих злоключениях, но тут Юрик предложил к употреблению второе блюдо – каждому по жареной утке.
– Ну, Юрий Иванович, ты нас балуешь, – с восторгом заявил я.
– Такого яства ни в одном ресторане
