Мое второе я - Татьяна Полякова

— Я считаю, человек не должен быть один, — пожала я плечами. — После смерти мамы и отъезда отца я чувствовала себя очень одинокой.

— Да-да, в этом все дело. Одиночество. От него не спасает увлеченность своим делом, особенно когда тебе уже за семьдесят и ты прикован к инвалидному креслу. Очень хочется, чтобы рядом был кто-то… тот, кто позаботится о тебе и кому ты оставишь дело всей своей жизни. — Он тяжело вздохнул. — У меня нет детей. Бог не дал. Моя вторая супруга мало интересуется искусством, и когда я умру, все это… — он окинул взглядом кабинет, — перейдет к чужим людям. Вот я и спешу с этой книгой, оставлю хоть какой-то след на земле.

— Но у вас ведь, наверное, есть друзья, разделяющие ваши интересы?

— В долгой жизни есть свои минусы. Я пережил всех своих друзей. По крайней мере, тех, кого считал настоящими друзьями. — Он вновь вздохнул. — Простите мои старческие жалобы…

— Что вы, Аристарх Давыдович, — ахнула я. — И вы вовсе не старик, то есть я хотела сказать…

— Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я думал, что в семьдесят лет жизнь лишена смысла. В общем-то, так оно, наверное, и есть. Но наш благородный француз помог мне его обрести.

— Вы так грустно это сказали, — добавив во взгляд печали, заметила я.

— Милая моя девочка, в моем возрасте остается так мало радостей. — Тут он сгреб мою руку, а я насторожилась, уж не собрался ли старикан за мной приударить? Он инвалид, будем надеяться, что греховные мысли его не посещают. И если вдруг у него появится интерес ко мне, то, скорее, платонический. Ладно, я не против того, чтобы немного повздыхать на пару и посетовать, что не довелось нам родиться в одно время… — Ну, вот, я вас расстроил, — улыбнулся хозяин. — Глазки такие грустные… милая Маша, я не хочу, чтобы вы подумали, будто я жалуюсь. В особенности на свою семейную жизнь. Евгения Мироновна прекрасный человек и по-своему меня любит.

— Я в этом не сомневаюсь, — кивнула я. — Иначе бы вы на ней не женились.

— Как вы очаровательно наивны, — усмехнулся он. — Что, значит, молодость… У меня случился инсульт, результат вы видите, инвалидное кресло, родных нет. Близких друзей тоже. Знакомые нашли мне сиделку. Молодая женщина приехала сюда вместе с сыном из Молдавии. За год до этого у нее погиб муж, его родственники претендовали на часть дома, начались скандалы, угрозы. Вот она и подалась сюда. Несколько месяцев она за мной ухаживала. Я успел к ней привыкнуть, а она ко мне. Просто встретились два одиночества, как в песне поется. И я на ней женился. Хотел, чтобы после моей смерти у нее не было проблем, по крайней мере материальных. Разумеется, были и эгоистические соображения, кто-то ведь должен ухаживать за инвалидом и находиться рядом в его последний час. Так что у нас что-то вроде делового соглашения, — засмеялся он.

— Сын Евгении Мироновны живет с вами? — спросила я.

— Нет. Я категорически против. Аркадий неплохой парень, но задержался в детстве. Есть такие люди, которые и в двадцать пять ничего не в состоянии для себя сделать, с учебой у него не заладилось, с работой тоже. Больше двух месяцев его ни на одном месте не держат. Каждый раз он находит этому причины. Евгения Мироновна, как всякая мать, винит кого угодно, но только не дражайшее чадо. А он бессовестно пользуется ее любовью. Я знаю, она экономит на себе, чтобы помочь ему деньгами. Если бы это был мой сын, я бы давно прекратил все это, но… приходится закрывать глаза на чужие слабости. Он снимает квартиру, но оплачиваю ее я. И выдаю ему небольшую сумму на карманные расходы. Вряд ли он испытывает ко мне благодарность за это. С его точки зрения, я мог бы давать куда больше, если уж женился на его матери. Если бы он занялся делом, я бы охотно помог, но он прирожденный бездельник. Хотя парень добрый, не думаю, что он спешит увидеть мать вдовой, — подмигнул мне Аристарх Давыдович. — Его все устраивает, лишь бы валяться на диване или ночи напролет сидеть перед компьютером. Ну, будет… что-то я разболтался…

Мы вернулись к письменному столу и вновь занялись бумагами. Примерно через час Аристарх Давыдович сказал:

— Мне надо спуститься в магазин. Не хотите составить мне компанию?

— С удовольствием, — кивнула я. — У вас там прекрасная коллекция фарфора, — добавила я.

Служащие магазина меня, конечно, узнают, старика следовало к этому подготовить, а заодно попытаться кое-что выяснить.

— Так вы там уже были? — произнес хозяин с намеком на удивление, но удивление, скорее, было приятным, никакого намека на беспокойство.

— Заходила на днях с одним знакомым. Он хотел встретиться с человеком по имени Николай Иванович, он ведь у вас работает? Но на месте его не оказалось, и мой знакомый очень расстроился.

— Вы имеете в виду Николая Ивановича Климова? — поднял брови старик и на меня уставился. — Вот уж действительно мир тесен. А зачем он понадобился вашему знакомому? Он что, интересуется антиквариатом?

— Не думаю. Просто у него слишком много денег, и он не знает, куда их деть, вот и вообразил себя знатоком древностей.

— Да? Странная история вышла с этим Климовым, — задумчиво произнес хозяин. — Он работал у меня пятнадцать лет и вдруг уволился. Без всякого предупреждения. Пришел на прошлой неделе весь какой-то взъерошенный, ничего толком не объяснил. Пробовал с ним поговорить — бесполезно. Оставил заявление и ушел. Я, признаться, испугался, что у него что-то случилось, просто так люди не увольняются. Даже Гену к его сестре отправил, узнать, все ли в порядке. Она сказала, он уехал.

— Возможно, какие-то личные обстоятельства, — пожала я плечами.

— Неприятно говорить об этом, но в тот же день я обнаружил пропажу.

— В магазине?

— Нет. Пропала одна вещь из моего кабинета. Ничего особенного. Записная книжка, которая принадлежала деду моего умершего друга. Материальной ценности она не имеет, но мне была дорога, много лет назад друг подарил мне ее, зная мой интерес к подобным вещам.

— Но если она не имеет ценности, с какой стати он ее взял?

— Вот и я гадаю, зачем она ему понадобилась, — кивнул хозяин.

— А вы уверены, что взял ее Климов?

— Конечно. Кто еще? Супруге она без надобности, ее сыну тем более, Геннадий подобными вещами не интересуется, а больше в доме никого не было. Климов знал, где я храню эту записную книжку, накануне своего увольнения он видел ее у меня в руках и, конечно, заметил, куда я ее убрал. А через пару часов после его ухода я заметил пропажу.

— Вы обратились в милицию?

— Конечно, нет. Я надеюсь встретиться с ним и поговорить. Нелепая кража не идет у меня из головы, но даже больше, чем пропажа записной книжки, беспокоит исчезновение Климова. Вчера я звонил его сестре, она понятия не имеет, где он может быть. Очень странная история, — повторил он.

— А что было в этой записной книжке? — спросила я в надежде, что хозяин примет этот вопрос за обычное женское любопытство.

— Что-то вроде дневника, который дед моего друга вел на протяжении нескольких лет, начиная с 1915 года. Никаких тайн в ней не содержалось, там были выдержки из обычных алхимических трактатов, он этим очень увлекался. И описания собственных опытов.

— Действительно, странный выбор для кражи, — согласилась я. — У вас здесь есть по-настоящему ценные вещи…

— И немало, смею заметить.

Мы направились к лифту. По дороге я пыталась решить, как отнестись к рассказу старика. То ли он в самом деле не догадывается о том, что случилось с Климовым, то ли его слова лишь хитрый ход, в надежде отвести от себя подозрение. Если записная книжка — это чей-то дневник, не содержащий загадок века, то убить человека, чтобы его вернуть, мог только псих, а Аристарх Давыдович такого впечатления не производил, напротив, выглядел на редкость здравомыслящим. Значит, либо убили Климова вовсе не из-за этого дневника, либо убийца пребывал в заблуждении относительного его ценности. Сообщать в милицию о пропаже Никитин не стал, и этому тоже должна быть причина, хотя и его объяснение вполне годится: Климов работал у него много лет, и он не хотел выносить сор из избы, намереваясь решить вопрос миром. Вмешательство милиции старику может выйти боком, если Климов в курсе всех его финансовых операций, которые не всегда могли быть законными.

В этот момент Никитин открыл дверь лифта и с улыбкой взглянул на меня:

— Прошу.

Лифт был совсем маленьким, мне пришлось прижаться к металлической стенке, чтобы хозяин смог вкатить коляску. Старик привычным жестом закрыл дверь, стальную решетку, нажал кнопку с цифрой «один», а я обратила внимание, что кнопок три. Та, что располагалась в самом низу, была без цифры. Зато рядом замочная скважина, значит, воспользоваться кнопкой можно, лишь имея при себе ключ.

— Разве в доме три этажа? — задала я вопрос.

— А вы приметливая, — усмехнулся старик, и мне вдруг стало не по себе от этого замечания, пожалуй, не стоит спешить с вопросами. — Внизу у меня мастерская. Люблю на досуге заняться реставрацией. Правда, силы уже не те.