Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать? - Эрих Фромм

Позволю себе поведать еще об одном сновидении, которое проливает свет на ту же самую проблему. Это сновидение явилось одному высокопоставленному администратору, подчиненному одному лишь директору своей фирмы. В своей бодрствующей жизни этот администратор убедил себя в том, что он находится в очень хороших отношениях со своим боссом. Он его любит; у него никогда, не бывает с ним никаких проблем. Затем ему явилось это сновидение: его руки, одна с другой, связаны телефонным шнуром, на котором все еще болтается телефонная трубка. Далее, он видит своего босса, который казался спящим, лежа рядом с ним на полу. Администратор испытывает приступ неодолимой ярости. Он находит молоток, хватает его обеими руками и пытается с его помощью разбить голову директора. Его удар поражает цель, но ничего не происходит. Затем директор открывает глаза и иронически улыбается нападавшему.

Хотя этот человек мог полагать, что он был в хороших отношениях со своим боссом, его сновидение говорит нам о том, что на самом деле он ненавидел своего начальника. Он чувствовал, что директор подавляет его, сковывает его действия. Он чувствовал себя бессильным и находящимся во власти своего шефа. Такова реальность, которую этот человек прочувствовал в своем сновидении. В его бодрствующей жизни эта реальность, по-видимому, была от него скрыта.

Что именно такое дает нам состояние сна, чего не может дать состояние бодрствования? Мы свободны. Может показаться странным то, что мы скажем, но, в определенном смысле, мы свободны лишь тогда, когда мы спим. Это значит, что когда мы спим, мы больше не вынуждены участвовать в борьбе за существование, мы не должны завоевывать, нам не приходится защищать себя, приспосабливаться к обстоятельствам. Мы думаем и чувствуем то, что именно мы думаем и чувствуем. Наши мысли и чувства во время сна настолько субъективны, насколько они способны стать таковыми. Во сне нам нет надобности делать что-либо; мы можем просто существовать. Во сне у нас нет целей. Мы можем воспринимать мир таким, каким он реально нам кажется, каким мы на самом деле его видим, а не таким, каким он предстает по предположению в том случае, если мы и имеем в виду достижение определенной цели. Иными словами, можно сказать, что во сне подсознательное выступает на передний план. Нет совершенно ничего непостижимого в подсознательном. Это означает просто то, что во сне мы получаем доступ к тому, чего не знаем, когда мы бодрствуем. Или, в других словах, наоборот: в состоянии бодрствования мы не имеем доступа к тому, что мы знаем, когда спим. Можно было бы даже сказать, что в состоянии бодрствования сознание сна бессознательно, тогда как во сне сознание бодрствования бессознательно. Речь идет о двух различных типах сознания. Один действует в состоянии бодрствования, другой во сне.

Означает ли это, что мы во сне более иррациональны, сильнее подвержены своим влечениям? Да, иногда, но ни в коем случае не всегда и даже не в большинстве случаев, несмотря на то, что Фрейд полагал, что сны всегда мобилизуют иррациональное против рационального. Но как я упомянул выше, мы часто достигаем большего прозрения и большей мудрости во время наших снов, потому что тогда более независимы, потому что мы можем видеть и чувствовать, освободившись от шор. Даже во сне мы контролируем свои видения. Мы не осмеливаемся принять ту свободу, которую дарует нам сон, и потому мы изменяем и скрываем действительный смысл наших сновидений, т. е. действуем так, как мы поступили бы, если бы мы хотели помешать кому-то другому понять, что мы на самом деле имели в виду. В случаях, подобных этому, мы даже во сне проявляем нежелание поднять самих себя. Вот почему мы часто забываем свои сны, либо большинство из них не уложилось бы удобно в схему нашей бодрствующей жизни. Они лишь беспокоили бы и раздражали нас.

Во время сна наши творческие силы возрастают. Мы развиваем такие способности, которые мы не распознаем и о которых на деле даже не подозреваем, когда бодрствуем. Я имею здесь в виду сновидение, которое явилось еще одному преуспевающее бизнесмену-администратору. (Сновидения, о которых я здесь рассказываю, стали мне известны не от моих пациентов, а из исследований, касающихся личностей администраторов.) Этот человек чувствовал себя очень счастливым потому, что ему сопутствовал успех. Судя по его доходу и той власти, которую он осуществлял, у него были все основания иметь такие ощущения, ибо мы обычно чувствуем то, что от нас ожидают, чтобы мы чувствовали. Итак, этот человек думал, что он очень счастлив. Затем к нему явилось это сновидение. В первой части этого сновидения он находится около небольшого озера. Озеро загрязнено. Окружение темное, мрачное, зловещее. Позднее, после сновидения он вспоминает, что это озеро очень похоже на то, вблизи которого жили его родители. Неприятное воспоминание относится не только к этому озеру, но также к тоскливому нищенскому облику дома его детства. Во второй сцене своего сновидения он находится в очень дорогом автомобиле, мчащемся вверх по горному склону по суперсовременному шоссе. Он мчится быстро; он преисполнен чувства власти и успеха; и он счастлив. Затем наступает третья сцена, которая возникает после того, как он достиг вершины горы. Неожиданно он оказывается в порнографической лавке. Его жена была вместе с ним в автомобиле, но теперь он один. Там больше нет никого. Все пыльно и грязно, и он чувствует себя совершенно одиноким и покинутым.

Это сновидение рассказывает нам о том, что этот человек чувствует по поводу своей жизни и своей судьбы. В простейших словах это сновидение перелагается в нечто, подобное следующему: когда я был ребенком, все вокруг меня было мрачно и грязно. Теперь я преуспевающий человек, который вознесся на вершину успеха с невероятной быстротой. Но в конце концов, когда вся эта погоня за удачей закончится, я попаду как раз туда, назад, в ту же самую грязь, в ту же самую нищету, останусь с той же самой тоской и в том же самом одиночестве, которые я испытывал в детстве. Все исчезнет, и я попаду в точности туда, назад, откуда я начинал. Сновидение не выражает желания. Вместо этого оно дает на творческом, художественном языке глубокое прозрение в пустоту жизни этого человека.

Можно было бы сказать, что многие люди способны к такого рода творческой деятельности, но в дневное время они подвержены давлению общества — того, что Хайдегтер назвал «другие», и потому у них нет смелости быть самими собой и сотворить что-либо самим. И, по сути дела, в этом — печальный укор нашему обществу, которое не позволят людям реализовать те творческие способности, которые они хранят в себе.

В своих сновидениях мы рассказываем самим себе о чем-то. Как сказано в Талмуде: «Сновидение, оставшееся без истолкования, подобно письму, которое не было прочитано». Слово «истолкование» не является, на самом деле, вполне корректным в данном контексте. Для нас нет необходимости истолковывать сновидения. Нет ничего, что нужно было бы истолковать. У нас нет надобности в истолковании китайского или итальянского, если мы изучили эти языки. Язык сновидений, язык, который можно изучить, который обладает своей собственной грамматикой, своими собственными формами, язык, который не описывает «факты», а сообщает об опыте. Язык сновидений легко изучить, и вам нет надобности становиться психоаналитиком, чтобы изучить его. Мы могли бы изучать его в школе в то же самое время, когда мы изучаем иностранные языки. Я чувствую, что если бы мы начали изучать язык сновидений, это дало бы нам огромное преимущество, ибо если бы мы понимали свои сновидения, мы лучше понимали бы и самих себя, и других. Я сказал, что это дало бы нам преимущества. Но это могло бы также принести некоторые неудобства. Как правило, нам, на самом деле, не очень хочется знать слишком много о себе и о других. Такое знание может доставлять нам неудобства. Но чем больше мы знаем о самих себе и чем меньше у нас иллюзий других, тем богаче, обильнее и полнокровнее были бы наши жизни. Далее, если бы мы понимали язык сновидений, мы не были бы ограничены односторонней интеллектуальной перспективой, которая стала доминирующей для мышления большинства людей в наше время, более чем когда-либо ранее — в прошлом. Мы не ограничены мышлением исключительно в понятиях, но развиваем свое внимание и к эмоциональному дифференцированию. Мы интегрируем интеллект с эмоциями и оставляем нереалистические альтернативы за своей спиной. Я ни в коем случае не предлагаю здесь придерживаться опасного антиинтеллектуализма, еще менее — новой сентиментальности. Хочу же я предположить, что язык сновидений способен научить нас кое-чему, что существенно для наших жизней, и теперь, более чем когда-либо, в своих сновидениях мы можем становиться поэтами.

Психология для непсихологов