Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать? - Эрих Фромм

Теперь мне хочется рассказать о садисте, который не только проявлял власть над другими, но и наслаждался возможностью унизить человека. Таков был Генрих Гиммлер. Вот коротенькое письмо, написанное им графу Адальберту Коттулинскому, офицеру СС, занимавшему важный пост: «Дорогой Коттулинский, вы перенесли серьезное сердечное заболевание. Ради вашего здоровья я приказываю вам полностью прекратить курить в течение двух последующих лет. Потом вы представите мне доклад врача о состоянии вашего здоровья. На основании этого доклада я решу, можно ли вам снова начать курить. Хайль Гитлер!». Перед нами случай не только осуществления контроля над другим человеком, но и его унижение. Гиммлер обращается к этому взрослому человеку как к школьнику, несмышленышу. Стиль его письма социально окрашен возможностью принизить человека. Гиммлер устанавливает свой контроль над человеком. Он даже его врачу не разрешает проследить за здоровьем Коттулинского и решить, можно ли его пациенту снова начать курить. Гиммлер оставляет это решение за собой.

Если говорить о бюрократе, то следует отметить у него еще один признак садизма — отношение к людям как к вещам. Для бюрократа люди становятся предметами. Такой садистский интерес пробуждается в бюрократе только при столкновении с беспомощной личностью. Садист обычно оказывается трусом перед тем, кто стоит выше него, но слабые или те, кто зависят от него, — дети, больные, а в ряде политических случаев — политические оппоненты, — все они возбуждают садиста. У него нет чувства жалости, как у каждого нормального человека, и его не возмущает сама идея нападения на беззащитного, как бы к этому отнесся каждый нормальный человек. Для садиста, напротив, беспомощность — это качество, дающее ему возможность осуществить абсолютный контроль над тем, кто оказался в его власти.

Для садиста в одежде бюрократа характерно еще одно стремление — чрезвычайная забота о порядке. Порядок — это все, это единственная вещь, нужная в жизни, единственное условие, дающее возможность бюрократу осуществлять полный контроль. Люди с чрезвычайной склонностью к порядку обычно боятся жизни, потому что подлинная жизнь не подчиняется упорядоченности. Она преподносит людям сюрпризы, ее решающий фактор — спонтанность. Единственно, что мы точно знаем, это то, что обязательно умрем, а жизнь нам преподносит все новые и новые события. Индивид садистского типа, будучи не в состоянии общаться с другими, и видящий во всех и во всем простые объекты, ненавидит все живое, потому что оно опасно для него. Он любит только порядок.

В качестве примера бюрократа-садиста можно назвать Гиммлера! Он очень любил вести свой дневник. Он начал его в четырнадцать лет и десять лет заполнял его самыми банальными записями. Он записывает, сколько съел булочек, пришел ли вовремя его поезд. Каждую мелочь, происходившую в его жизни, он должен был записать. Даже в своей. юности он регистрировал свою корреспонденцию, записывая каждое письмо, которое он отправил или получил. Вот это порядок! Следует заметить, что это организованность определенного типа, характерного для старомодного бюрократа, для которого жизнь ничего не значит, кроме порядка, а закон для него — все.

Здесь уместно напомнить, что, когда Айхмана в Иерусалиме спросили, считает ли он себя в чем-либо виноватым, — а с ним беседовал очень знающий психолог, и Айхман понимал, что ему надо все сказать откровенно, он ответил: «Да, я чувствую себя виноватым». Его спросили: «В чем именно?». Он ответил: «Когда я был мальчиком, я дважды прогулял школу». Такой ответ показал его как не очень умного человека, что не пошло ему на пользу в его ситуации. Если бы он мог выглядеть умным, то он бы сказал, что был виноват в том, что убил так много евреев. Но его ответ был искренним. Для него было нормальным вспомнить о случае, когда он нарушил порядок. Для бюрократа существует только один грех — нарушение установленного порядка, разрушение установившихся правил.

Последнее, что я хочу сказать о садисте, — это его непомерная услужливость. Садист желает установить свой контроль над слабым, но у него мало жизненной энергии, чтобы самому не подчиняться кому-то, кто сильнее его. Так Гиммлер идеализировал Гитлера. Если садист не находит личность, которую бы он боготворил, он обращается к истории, к прошлому, к силам природы, ко всему, что его сильнее. Он подчиняется всегда одному правилу: я должен повиноваться высшей силе, какой бы она ни была, но мне должны подчиняться те, кто слабее меня. Такова система существования садиста-бюрократа, и таким же образом живет холодный садист.

Описанный здесь мною тип садиста можно проиллюстрировать портретом Гиммлера, описанном Карлом Я. Буркхардтом в период его пребывания в Данциге в качестве специального уполномоченного Лиги Наций. «Он оставляет жуткое впечатление своей невероятной услужливостью, своей ограниченной сознательностью, своей нечеловеческой методичностью, своим поведением, напоминающим работу автомата». Это описание сущности холодного садиста. Некоторые люди могли бы спросить: может быть Гиммлер был бы другим человеком, если бы оказался в другом положении, если бы никогда не существовало такого явления, как национал-социализм? Наша профессиональная интуиция дает нам право сказать, что из него мог бы поручиться образцовый гражданский служащий. Без особого труда можно себе представить, как на его похоронах его непосредственный начальник и министр сказали бы о нем: «Он был хорошим отцом, любящим своих детей и отдавшим все свои силы своей работе и учреждению, в котором он служил». Именно так могло случиться с Гиммлером. Нужно понимать, что даже человек-садист где-то внутри себя имеет потребность доказывать себе, что он — человек, что он способен на дружеские чувства. Если человек не может сам себе сказать, что он в какой-то мере человек, то он оказывается на грани безумия, так как он вдруг ощущает свою изолированность от всего человечества, а этого состояния почти никто не может вынести. Этот факт подтверждается множеством документов, из которых следует, что многие члены групп, осуществлявших казни политических заключенных, евреев, русских и других лиц, сошли с ума, покончили с собой или заболели разными психическими расстройствами. Командир одной из таких групп даже говорил о необходимости внушения подразделениям, которым предстояло уничтожать евреев, что методы, обычно применяемые в этих случаях, а именно — расстрелы и газовые камеры, человечны и корректны с военной точки зрения. Если такой работы не проводить, здоровье исполнителей казни нарушится.

Я считаю, что сейчас уместно напомнить, что существует множество Гиммлеров, множество садистов. Они не проявляют свой садизм открыто, так как не всегда бывают подходящие для этого условия. Но при этом нельзя забывать, что совсем не в каждом из нас сидит внутри Гиммлер, не у всех нас есть садистские наклонности, ищущие выхода в благоприятной обстановке. Именно теперь я хочу сделать следующий вывод. Существуют две структуры характера: садистская и несадистская. Некоторые люди с садистскими чертами характера могут стать прямыми садистами, когда оказываются в подходящих для этого условиях. Другие люди никогда не становятся садистами, в какие бы обстоятельства они ни попадали. У них просто другой характер. Этот феномен важно понять, чтобы научиться узнавать, кто садист, а кто — не садист. Нельзя обманываться тем, что кто-то любит детей или животных и сделал какое-то доброе дело. Только изучив характер этого лица, можно действительно узнать, что скрыто за его сознанием, чем обычно мотивировано все его поведение. Нужно знать основные составные части его характера, а также его поверхностные, компенсирующие свойства его поведения. Такое знание о человеке стало бы большим открытием, важным не только для благополучной организации нашей личной жизни, но и существенным моментом в нашей политической жизни. Можно бы было предотвратить многие катастрофы, если бы заранее можно было сказать, имеют ли люди, жаждущие руководить нашей политической судьбой, садистский характер, или же таковым не обладают.

Сновидения — универсальный язык людей

Каждый из нас чувствует себя вполне привычно в мире лишь одного языка, и мы называем его своим родным языком. Возможно, что мы также изучили несколько иностранных языков: французский, русский, итальянский. Но мы забываем, что все мы разговариваем еще на одном языке: это язык наших сновидений. И это удивительный язык. Это универсальный язык, который существовал во все периоды человеческой истории и во всех культурах. Язык сновидений первобытного человека, язык сновидений фараонов в Библии, язык сновидений кого-либо в Штутгарте или Нью-Йорке — все они почти одинаковы. Мы разговариваем на этом языке каждую ночь. Хотя мы обычно забываем, что нам снилось и потому думаем, что нам вообще ничего не снилось, мы на самом деле видим сны каждую ночь без исключения.