И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На утро, следовавшее после долгого диалога, раскрытого в предыдущей главе, в вагоне-ресторане было весьма тихо и практически безлюдно. За одном из столиков сидели Омар и Марин. Они стали видеться редко, потому пытались теперь использовать любую возможность для встречи. Принесенные им чашки кофе с молоком оставались нетронутыми до самого конца их беседы.
– Все изменилось как-то, – сетовала Марин, осматривая вагон. – Людей стало мало, постоянные смерти, больше нет тех праздников, что мы устраивали после завершения пребывая в очередном городе. На «Парадиз» словно опустилась серая вуаль, а едкий туман ослепил каждого из нас. Что случилось, Омар? Почему всем вдруг стало так страшно? Почему со мной теперь мало кто общается? Дело в отце? В его нехорошем самочувствии?
– Марин, не переживай, – Омар взял Марин за руку, – подобные тягостные мысли могут начать тебя точить изнутри, и ты потеряешь всякую надежду, тот свет, что мне всегда в тебе нравился, погаснет. Я этого не хочу, да и ты тоже, я уверен, не хочешь этого. Однако, вместе с тем, я не могу с тобой не согласиться. Все стало слишком черным: и люди, и души, и сам свет земной. Столь большое количество смертей удручает… Перед тем, как мы отъехали из Тура, из Большого шапито доносились крики…
– Безымянный палач?
– Больше некому. Он наказывал, если это можно так назвать, тех людей, что громче всех кричали во время стачки на прощании с доктором Скоттом. Я потом видел их спины, когда их уносили…
– Они погибли?! – изумленно спросила Марин, едва не крикнув.
– Нет, они потеряли сознание от боли, – ответил Омар, не отпуская руки Марин. – От увиденного мои собственные шрамы на спине от его хлыста заныли, потому как смотреть без искреннего сожаления и…гнева просто нельзя было.
Марин прокрутила у себя в голове некоторую мысль, после чего осмотрелась и, убедившись в отсутствии в вагоне надзирателей, сказала:
– Ко мне стали все чаще наведываться мысли о том, что, может быть, дело не в каких-то дурных предзнаменованиях, не в странном стечении обстоятельств, а совсем в другом. Мой отец, человек чрезвычайной жестокости, вполне мог и сам привести к подобным последствиям собственный цирк. Когда был жив месье Буайяр, мы процветали и жили в удовольствие, упиваясь славой и счастьем, что приносила нам работа. Но когда Буайяра не стало и началась чехарда в администрации цирка – власть окончательно сосредоточилась в руках моего отца. Я давно знала, что у него проблемы со здоровьем, и ему не следует каждодневно и ежечасно работать, причем работать явно неэффективно, однако он неуправляем, переубедить его в чем-либо невозможно.
Омар слушал Марин с упоением, не веря своим ушам. Ему казалось, что Марин будет до конца защищать своего отца, но сейчас она говорила истину, которую желали слышать все порядочные сотрудники цирка.
– Он всегда подавлял свободомыслие с присущей ему жестокостью, – продолжала Марин, потупив голову. – Я не была очевидцем многих расправ с ни в чем не повинными людьми, но слышала от тех, кто все видел. Наибольшее впечатление произвела на меня история с Луи Лорнау. Это мне показалось настоящей дьявольщиной. Я не хотела видеть отца, не хотела его знать, но потом смирилась, и зря… Я вижу, как рядовые сотрудники недовольны. Вижу, как им тяжело сейчас. Но я ничего не могу поделать, – по щекам ее потекли две слезинки. – Цирк по праву принадлежит моему отцу, а наследницей его являюсь я. Попечителем моим, в случае кончины отца до достижения мной возраста двадцати трех лет, как написано в документе, должен был стать месье Буайяр… Скоро мне двадцать три, и я понимаю настроения людей…
– Ты хочешь сказать, что поймешь, если твоего отца свергнут в твою пользу? – серьезно спросил Омар.
Марин утвердительно кивнула.
– Однако я не хочу, чтобы пролилась кровь, – сказала она спустя мгновение. – Мой отец не заслуживает того, чтобы быть убитым. Он дал всем этим людям кров, защиту, пищу и деньги. Он заслуживает почетной пенсии в своем шато под Парижем, но не гибели…
– Я тебя понимаю, – сказал Омар. – Поэтому у нас есть очень подробный план того, как…
Вдруг чья-то рука схватила Омара за плечо. Тот от неожиданности подскочил на месте, а Марин лишь вздрогнула, потому что видела этого человека. Им оказалась Катрин, невесть откуда появившаяся сзади бен Али.
– Тебе бы поменьше болтать попусту, Омар, – недовольно прорычала Катрин, наклонившись к уху араба.
– Точно, извини! – произнес Омар, поняв, какую ошибку мог бы совершись несколько секунд назад.
– Молодец, а теперь будь добр – оставь нас с Марин и дай нам возможность немножко поболтать, а то ты все время нас ее лишаешь.
– Да, как будет угодно, – сказал Омар и уступил место Катрин. – Марин, не переживай, все будет хорошо. Мы увидимся еще!
– До встречи! – сказала Марин и тут же была отвлечена Катрин.
Омар же вышел из вагона-ресторана и в тамбуре столкнулся с Лазаром Буффле. Последний лично бен Али не был знаком, однако о нем тот был наслышан. Еще во время проживания в Оране Омар часто слышал об ужасных убийствах арабов, совершенных отрядами Буффле. С самого того дня, когда Омар узнал, что Буффле работает в цирке, он старался избегать его, чтобы не создавать конфликта, хотя и очень хотел посмотреть в глаза человеку, отдававшему приказы вырезать целые деревни с мирными берберами и арабами. Никогда бы Омар не мог подумать, что такая возможность все же представится, да еще и в тамбуре вагона. Следует упомянуть, что тамбуры у «Горы» располагались под открытым небом, в связи с чем находиться в них было немного неудобно, если не опасно. Говорить, находясь в тамбуре, без повышения голоса было и вовсе невозможно.
Буффле, как было очень сильно заметно, пребывал в состоянии опьянения и был очень рад столкновению с Омаром. Последний же, наоборот, с презрением относился как к личности Буффле, так и к внезапной встрече, от чего желал поскорее разойтись с ним и пойти к себе.
– Сударь, вы думаете, что я вас так просто отпущу? – сатирически спросил Буффле, перегородив собой проход к другому вагону. – Нам столько нужно обсудить, вы не представляете!
– Мне кажется, что здесь не место и не время что-то обсуждать, – возразил Омар.
– Как раз напротив! – рявкнул Буффле и приблизился к Омару. – Вы ведь наслышаны обо мне еще со времен своего пребывания в плену у Оскара Жёва, не так ли?
– Что? Откуда вам известно об этом?
– Вы думаете,
