И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

о том, чтобы соблюсти меры безопасности на прощании с Германом! Несколько сотен зарвавшихся болтунов покинули свои рабочие места и побежали кричать пустые требования и почти прорвались в Малое шапито, намереваясь, как мне сообщил Грилли, совершить самосуд уже над скончавшимся доктором! Неслыханная дерзость! Никогда такого не было, чтобы мои сотрудники не подчинялись моим приказам. Возникает ощущение, что они кем-то подначиваются для такой, скажем, работы, иначе объяснить я это не могу. Всегда было так, что каждого высокопоставленного сотрудника сотрудники меньшего ранга и класса уважали просто за то, что он достиг верха иерархической лестницы нашего цирка. Наш цирк всегда был для всех его сотрудников настоящим домом, но для некоторых провокаторов, видимо, это не так. Равно как не является наш великий цирк домом и для определенных категорий людей, уже упомянутых сегодня некоторыми из вас, господа. Живя здесь помногу лет, они так и не научились уважать всех, включая самих себя. Мы даем возможность прогреметь на весь известный мир, но они, эти неблагодарные провокаторы и бездари, не хотят жить по нашим правилам. Но раньше они скрывали свои истинные взгляды, теперь же, осмелев, подумав, что мы ослабли после стольких трагичных потерь, намереваются навязать нам свою доктрину, которая основана на революционных идеях англичан и германцев, которые делают ровно то же самое по всей Франции. Вот почему слаба стала власть императора, вот почему им хочется, чтобы и у нас все было плохо. Мы являемся поборниками справедливой, чистой и красивой жизни, у нас нет постоянного дома, кроме цирка, но мы, вместе с тем, провозглашаем Францию своей родиной, и потому враги Франции пытаются нас ослабить – их цель понятна: через наш цирк, несущий идеалы настоящей свободы и порядка, показать всему миру, что такого больше не будет никогда. Нет! Я, пока имею великую возможность дышать и ходить по европейской земле, буду противостоять этим попыткам! Уже давно стало понятно, что они выступают и против самого Господа, Отец Дайодор подробно мне изложил их грязные и греховные идеи – я не допущу их проникновения в нашу обитель, что зовется Раем! Пора положить конец ужасной традиции держать в цирке уродцев – их нужно истребить, каждого, чтобы уничтожить зерно святотатства в цирке, чтобы показать всем сотрудникам, уже заразившимся этой чудовищной идеей, всю ее слабость и несостоятельность. Уродцы думают, что вызывают жалость и смех! Но они вызывают настоящую ненависть. Они больше не приносят больших денег, как пару лет назад. Они теперь являются проблемой, как и цыгане, что мы приютили. Но цыгане хотя бы добывают нам много денег, потому что они умеют думать! А уродцы способны лишь на животный страх и такую же животную агрессию. Такие люди недостойны жить в нашем цирке, а потому будут обязательно истреблены до нашего прибытия в Париж! Так мы избавимся сразу от двух проблем: надобности содержать лишний «квартал» и разжигания противных всем нам маргинальных и нигилистских идей! Если же вы не исполните мою волю – последуете за этими уродцами! Больше я щадить никого не собираюсь, и публичные наказания будут постоянными. Безымянный палач слишком долго отдыхает!

После данного припадка красноречия Сеньер стал жертвой вполне заслуженного им приступа безудержного кашля. Лишь только литр воды смог унять жуткий зуд и першение в горле. Возвратившись на свое рабочее место, Сеньер начал шастать по ящикам стола в попытке отыскать припрятанный флакончик с опиумом. Обье, больше всех остальных ошпаренный столь горячим и продолжительным словесным кипятком, перестал даже обращать внимание на неприятный привкус сигары и докурил ее до конца крайне быстро. Он был уверен, что впереди предстоят очень интересные события, пропустить которые никак было нельзя. Определенные выводы про всех присутствующих мужчин он также сделал, особенно касаемо Отца Дайодора, который оказался не только самым загадочным и подозрительным среди ближайших соратников Сеньера, но и самым опасным, поскольку внушил своему патрону религиозный бред, доведя того до помешательства. Потому комиссар определил для себя первоочередную цель – разобраться со священником.

В тот момент, когда Сеньер был готов продолжить, в дверь со стороны вагонов сотрудников постучали, вошел Грилли.

– К вам посетитель, мой господин, – монотонно произнес старший надзиратель. – Моррейн.

– А! Верно, верно, пропускай! – сказал Сеньер и вновь заулыбался, хотя глаза и лицо его выглядели крайне уставшими, а голос звучал очень слабо.

Внутрь зашел Алекс Моррейн, в новом костюме, подчеркивавшем новый статус его владельца. Поклонившись всем присутствовавшим, Моррейн сказал:

– Мой господин, прибыл по вашему велению.

– Да, Александр, – сказал Сеньер и жестом потребовал у Лароша некий документ, – тебе выпала большая честь возглавить наше медицинское отделение. Последние три дня ты трудился в качестве исполняющего обязанности главного врача, теперь же тебе предстоит официально занять данный почетный пост. Надеюсь, что ты будешь добросовестно исполнять обязанности, а также будешь верным моим помощником и соратником и не совершишь ошибок доктора Скотта.

– Можете быть покойны, мой господин. Я постараюсь, чтобы честь нашего цирка не оказалась запятнана. Идеалы доктора Скотта будут направлять всех сотрудников лазарета.

– Прекрасно, – Сеньер опять улыбнулся и мельком прошелся глазами по документу, который, к слову, уже был подписан и заверен печатью. – Можешь забрать указ о твоем назначении, прошу.

Сеньер протянул документ, и Моррейн подошел и забрал его, после чего снова поклонился и покинул вагон, расплываясь в самодовольной улыбке.

Глава III

Знаменательный диалог был окончен, и поезд стал набирать ход. Примерно через сутки «Гора» должна была остановиться неподалеку от Шартра. Следует пока отвлечься и рассказать, какие настроения преобладали в цирковом обществе с момента гибели доктора Скотта. О том, что гибель его являлась делом рук Омара и, в некотором роде, Мартина, знали только они сами, а также Иштван, Моррейн и Луа. Санитары, непосредственно убийства не заставшие, но видевшие все остальное, были запуганы Луа до такой степени, что перевелись с нынешних своих постов на должности младших помощников санитаров, чем обезопасили себя от возможного устранения. Мартин первое время отходил от шока, возникшего на фоне произошедшего. К моменту отъезда «Горы» он смог справиться с собой и пребывал в привычном для себя приподнятом настроении, стараясь не вспоминать об отце. Иштван последовал его примеру. Только отрезанные пальцы служили напоминанием тех ужасов, что им пришлось пережить. Теперь выступать им было гораздо труднее, однако Клод, которому они соврали, сказав, что потеряли пальцы в результате неосторожного обращения со шпагами Омара, пошел им на уступки, сократив количество номеров и упростив программы выступлений. Им было лучше обречь