Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный

CRITICUS*

(К картине Бёклина)

В зубах гусиное перо,В сухих глазах гроза расправы…Вот он — чернильное ядро,Цепной барбос у храма Славы.

Какая злая голова!Вихры свирепей змей Медузы,Лоб прокурора, челюсть льва,—Закройте в страхе лица, Музы!..

На вашей коже он сейчасПересчитает все веснушки,Нахрапом влезет на ПарнасИ всех облает вас с макушки:

«Гав-гав! Мой суд — закон для всех!Я гид с универсальным вкусом.Чему я чужд — то смертный грех:Бесцветно! Плоско! Двойка с плюсом!»

Сгребет в намордник все мечты,Польет ремесленною злобойИ к сердцу Новой КрасотыПривесит пломбу с низкой пробой.

ЛИТЕРАТОРЫ НА КАПРИ*

На скалах вечерние розы горят.Со скал долетает гуденье:«Четвертую часть возвратили назадИ требуют вновь сокращенья…»

Пониже, средь кактусов пыльно сухихВесь воздух тоской намозолен:«Почто, Алексеич, задумчив и тих?»— «Последней главой недоволен…»

А с моря, сквозь шлепанье сонной волны,С далекой доносится барки:«Сто раз переделывай! Очень умны!И так нет строки без помарки…»

ИЗ ЗЕЛЕНОЙ ТЕТРАДКИ*

Холодный ветер разметал рассаду.Мрак, мертвый сон и дребезжанье штофов…Бодрись, народ! Димитрий ФилософовЗажег «Неугасимую Лампаду».

А. Рославлев

Без галстука и чина,Настроив контрабас,Размашистый мужчинаВзобрался на Парнас.Как друг, облапил Феба,Взял у него авансИ, сочно сплюнув в небо,Сел с Музой в преферанс.

Почему-то у «толстых» журналов,Как у толстых девиц средних лет,Слов и рыхлого мяса немало,—Но совсем темперамента нет.

ЧИТАТЕЛЬ

Бабкин смел, — прочел СенекуИ, насвистывая туш,Снес его в библиотеку,На полях отметив: «Чушь!»Бабкин, друг, — суровый критик,Ты подумал ли хоть раз,Что безногий паралитикЛегкой серне не указ?..

СТИЛИЗАЦИЯ

К баронессе Аксан’ГравВлез в окно голландский граф.Ауслендер все до словаЗаписал из-под алькова,Надушил со всех сторонИ отправил в «Аполлон»;Через месяц — деньги, лаврыИ кузминские литавры.

ТОНКАЯ РАЗНИЦА

Порой вам «знаменитость»Подаст, забыв маститость,Пять пальцев с миной льва.

Зато его супруга(И то довольно туго) —Всегда подаст лишь два.

Немало критиков сейчас,Для развлечения баранов,Ведут подробный счет опискам…Рекомендую в добрый часДать этим мелким василискамГубернский титул «критиканов».

В АЛЬБОМ БРЮСОВУ

Люди свыклись с древним предрассудком(Сотни лет он был бессменно свят),—Что талант не может быть ублюдком,Что душа и дар — сестра и брат.

Но теперь такой рецепт — рутинаИ, увы, не стоит ни гроша:Стиль — алмаз, талант, как хвост павлина,А внутри… бездарная душа.

«Жестокий бог литературы!..»*

Жестокий бог литературы!Давно тебе я не служил:Ленился, думал, спал и жил, —Забыл журнальные фигуры,Интриг и купли кислый ил,Молчанья боль и трепет шкурыИ терпкий аромат чернил…

Но странно, верная мечтаНе отцвела — живет и рдеет.Не изменяет красота —Все громче шепчет и смелеет.Недостижимое светлеетИ вновь пленяет высота…

Опять идти к ларям впотьмах,Где зазыванье, пыль и давка,Где все слепые у прилавкаУбого спорят о цветах?..Где царь-апломб решает ставки,Где мода — властный падишах…

Собрав с мечты душистый мед,Беспечный, как мечтатель-инок,Придешь сконфуженно на рынок, —Орут ослы, шумит народ,В ларях пестрят возы новинок, —Вступать ли в жалкий поединок, —Иль унести домой свой сот?..

НЕВОЛЬНАЯ ДАНЬ

ПЕСНЯ СОТРУДНИКОВ САТИРИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА*

Поэт. Погиб свободный смех,           А мы живем…           Тоска в глазах у всех —           Что мы споем?

Все. Убежав от мертвой злобы,          Мы смеялись — ой-ли-ла!          Открывалось дно трущобы          И чуть-чуть яснела мгла.Но известные утробыСъели юмор — ой-ли-ла!И, исполнен хилой злобы,Юмор стонет, как пила.

Художник. Голова горит от тем,                    Карандаш остер и тонок,                    Лишь художник тих и нем,                    Как спеленутый ребенок…

Юморист. Врешь! Ребенок Из пеленок                     Буйно рвется и кричит,                     А художник,                     Как заложник,                     Слышит, видит… и молчит.

Поэт. Звени, мой стих, и плачь!             Мне хуже всех —             Я должен, как палач,             Убить свой смех…

Все. «Смеха не надо бояться»,           В смехе последний оплот:           Не над чем разве смеяться?           Лучше без слов задыхаться           Чадом родимых болот?

Юморист. Вопрос гораздо проще —                     Они сказали: «нет!»                     Друзья, вернемся к теще —  Невиннейший сюжет…

Все. Он прав — играть не стоит в прятки,         Читатель дорогой!         Подставь чувствительные пятки         И, знай, брыкай ногой.

Поэт (запевает). Зять с тещей, сидя на ольхе,                                 Свершали смертный грех…                                 Смешно? Хи-хи. Смешно?                                                                               Хэ-хэ.                                  Греми, свободный смех!

Все. Ноги кверху! Выше, выше…          Счастлив только идиот.          Пусть же яростней и лише          Идиотский смех растет.Превратим старушку-лируВ балалайку. Жарь до слез!Благородную сатируВетер северный унес…

НЕВОЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ*

Гессен сидел с Милюковым в печали.Оба курили и оба молчали.

Гессен спросил его кротко, как Авель:«Есть ли у вас конституция, Павел?»

Встал Милюков. Запинаясь от злобы,Резко ответил: «Еще бы! Еще бы!»

Долго сидели в партийной печали.Оба курили и оба молчали.

Гессен опять придвигается ближе:«Я никому не открою — скажи же!»

Раненый демон в зрачках Милюкова:«Есть — для кадет! А о прочих ни слова…»

Мнительный взгляд на соратника бросив,Вновь начинает прекрасный Иосиф:

«Есть ли»… но слезы бегут по жилету —На ухо Павел шепнул ему: «Нету!»

Обнялись нежно и в мирной печалиДолго курили и долго молчали.

БАЛЛАДА*