Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПОТОМКИ*
Наши предки лезли в клетиИ шептались там не раз:«Туго, братцы… Видно, детиБудут жить вольготней нас».
Дети выросли. И этиЛезли в клети в грозный часИ вздыхали: «Наши детиВстретят солнце после нас».
Нынче, также как вовеки,Утешение одно:Наши дети будут в Мекке,Если нам не суждено.
Даже сроки предсказали —Кто лет двести, кто пятьсот,А пока лежи в печалиИ мычи, как идиот.
Разукрашенные дули,Мир умыт, причесан, мил…Лет чрез двести? Черта в стуле!Разве я Мафусаил?
Я, как филин, на обломкахПереломанных богов.В неродившихся потомкахНет мне братьев и врагов.
Я хочу немножко светаДля себя, пока я жив,От портного до поэта,Всем понятен мой призыв…
А потомки… Пусть потомки,Исполняя жребий свойИ кляня свои потемки,Лупят в стену головой!
<1908>ЗЛОБОДНЕВНОСТЬ*
Я сегодня всю ночь просидел до утра,—Я испортил, волнуясь, четыре пера:Злободневность мелькала, как бешеный хвост,Я поймал ее, плюнул и свез на погост.
Называть наглецов наглецами, увы,Не по силам для бедной моей головы —Наглецы не поверят, а зрячих смешноУбеждать в том, что зрячим известно давно.
Пуришкевич… обглоданный, тухлый Гучков…О, скорее полы натирать я готовИ с шарманкой бродить по глухим деревням,Чем стучать погремушкой по грязным камням.
Сколько дней золотых и потерянных дней,Возмущались мы черствостью этих камнейИ сердились, как дети, что камни не хлеб,И громили ничтожество жалких амеб?
О, ужели пять-шесть ненавистных именПогрузили нас в черный, безрадостный сон?Разве солнце погасло, и дети мертвы?Разве мы не увидим весенней травы?
Я, как страус, не раз зарывался в песок…Но сегодня мой дух так спокойно высок…Злободневность, — Гучкова и Гулькина дочь,Я с улыбкой прогнал в эту ночь.
<1908>ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕНЬ*
(Берлин — выборы 1907 г.)
Это было так прекрасно —Под Берлинским небосводомОбъясненье в нежных чувствахИмператора с народом.
Много было любопытных,Много было просто сброда,Что при всяком дебоширствеОбразует тьму народа…
О победе и знаменахИмператор на балконеИм прочел стихи из КлейстаВ театрально-пышном тоне.
(Не цитировал лишь Канта,Как на свадьбе дочки Круппа, —Потому что Кант народомПонимался очень тупо.)
Но в тираде о победеНад врагом-социалистомИмператор оказалсяВыдающимся стилистом:
«Да-с, Германия умеетНаконец верхом казаться!Скоро будем брать барьеры —Стоит только постараться».
Так убийственно логичноГоворил он на балконе(Не обмолвившись ни словомЛишь о выборном законе).
А любезная супругаОдобрительно вздыхалаИ сочувственно к народуНосовым платком махала.
Немцы были очень рады —Немцы дружно «Hoch» [22] кричали,Ну а шутцманы, конечно,Честь, напыжась, отдавали.
А в толпе, на всякий случай,Юрко сыщики шатались,Потому что… потому что —Кое-где и улыбались…
<<1907>> <1910>УСПОКОЕНИЕ*
(Поcв. русским Бисмаркам)
Больной спокоен. Спрячьте в шкап лекарства и посулы!Зрачки потухли, впала грудь и заострились скулы…Больной лоялен… На устах застыли крик и стоны,С веселым карканьем над ним уже кружат вороны…С врачей не спросят. А больной — проснется ли, Бог знает?Сознаться тяжко, но боюсь, что он уже воняет.
<1910>ПОСЛАНИЯ
Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце.
Екклесиаст. XI, 7ПОСЛАНИЕ ПЕРВОЕ*
Семь дней валяюсь на травеСредь бледных незабудок,Уснули мысли в головеИ чуть ворчит желудок.
Песчаный пляж. Волна скулит,А чайки ловят рыбу.Вдали чиновный инвалидВедет супругу-глыбу.
Друзья! Прошу вас написать —В развратном ПетербургеТакой же рай и благодать,Как в тихом Гунгербурге?
Семь дней газет я не читал…Скажите, дорогие,Кто в Думе выкинул скандал,Спасая честь России?
Народу школа не дана льЗа этот срок недельный?Не получил ли пост Лидваль,И как вопрос земельный?
Ах да — не вышли ль, наконец,Все левые из Думы?Не утомился ль Шварц-делец?А турки?.. Не в Батуме?
Лежу, как лошадь на траве,—Забыл о мире бренном,Но кто-то ноет в голове:Будь злым и современным…
Пишите ж, милые, скорей!Условия суровы:Ведь правый думский брадобрейСкандал устроит новый.
Тогда, увы, и я, и выНе будем современны.Ах, горько мне вставать с травыДля злобы дня презренной!
1908 ГунгербургПОСЛАНИЕ ВТОРОЕ*
Хорошо сидеть под черной смородиной,Дышать, как буйвол, полными легкими,Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной»И следить за тучками легкомысленно-легкими.
Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею,Смотреть с веранды глазами порочными,Как дворник Пэтер с кухаркой АгашеюУгощают друг друга поцелуями сочными.
Хорошо быть Агашей и дворником Пэтером,Без драм, без принципов, без точек зрения,Начав с конца роман перед вечером,Окончить утром — дуэтом храпения.
Бросаю тарелку, томлюсь и завидую,Одеваю шляпу и галстук сиреневыйИ иду в курзал на свидание с Лидою,Худосочной курсисткой с кожей шагреневой.
Навстречу старухи мордатые, злобные,Волочат в песке одеянья суконные,Отвратительно-старые и отвисло-утробные,Ползут и ползут, слово оводы сонные.
Где благородство и мудрость их старости?Отжившее мясо в богатой материиЗаводит сатиру в ущелие яростиИ ведьм вызывает из тьмы суеверия…
А рядом юные, в прическах на валиках,В поддельных локонах, с собачьими лицами,Невинно шепчутся о местных скандаликахИ друг на друга косятся тигрицами.
Курзальные барышни, и жены, и матери!Как вас не трудно смешать с проститутками,Так мелко и тинисто в вашем фарватере,Набитом глупостью и предрассудками…
Фальшивит музыка. С кровавой обидоюКатится солнце за море вечернее.Встречаюсь сумрачно с курсисткой Лидою —И власть уныния больней и безмернее…
Опять о Думе, о жизни и родине,Опять о принципах и точках зрения…А я вздыхаю по черной смородинеИ полон желчи, и полон презрения…
<1908>ГунгербургПОСЛАНИЕ ТРЕТЬЕ*
Ветерок набегающийШаловлив, как влюбленный прелат. Адмирал отдыхающийПоливает из лейки салат.
За зеленой оградою,Растянувшись на пляже, как краб, Полицмейстер с отрадоюИз песку лепит формочкой баб.
Средь столбов с перекладиной —Педагог на скрипучей доске Кормит мопса говядиной,С назиданьем при каждом куске.
Бюрократ в отдаленииКрасит масляной краской балкон. Я смотрю в удивленииИ не знаю: где правда, где сон?
Либеральную бородуВ глубочайшем раздумье щиплю… Кто, приученный к городу,В этот миг не сказал бы: «я сплю»?
Жгут сомненья унылые,Не дают развернуться мечте — Эти дачники милыеВ городах совершенно не те!
<1908>ГунгербургПОСЛАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ*