Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

На следующий день объявили, что гимназия на время закрывается, Толкын ни о чем не спросили, и флакончик так и остался у нее. Но разве могла она думать, что этот злополучный пузырек когда-нибудь пригодится ей самой…

Толкын лежала вниз лицом и никак не могла открыть глаза, будто ей склеили ресницы. Как давит грудь, как горит внутри, как все идет кругом, мельтешит и заволакивается белым туманом. Кто-то сунул ей в рот палец, началась страшная рвота. Потом Толкын положили на спину, силой открыли рот, влили парного молока. И снова ее мутит. И снова молоко… Наконец судороги стали ослабевать, мышцы рук и ног обмякли.

— Слава аллаху! О всесильный пророк!.. — старуха Салиха рыдая упала к ногам дочери. Потом подняла голову и сурово приказала: — Уходите все. Останется одна келин. Пусть уснет моя ненаглядная…

И, вытирая заплаканные глаза огромным белым платком, первая покинула комнату дочери.

А Толкын бредила.

Будто какие-то безжалостные палачи привели ее в безлюдную степь и распяли на кольях.

— Пусть мучится грешница! Пусть будет добычей волков и стервятников! — слышит она голос, похожий на голос отца. Но Толкын ненавидела палачей и не просила прощения. Никто не мог добиться от нее слова «прости».

Степной ветер обдает лицо прохладой, травы родной степи шепчутся над ней ласково и утешительно. И Толкын снова возмущается и негодует: «О аллах, почему в этой вольной степи живут такие жестокие, звероподобные люди?»

Через мгновение, закрывая солнце огромными крыльями, прямо на нее летит огромная хищная птица. От ее крыльев поднимается вихрь, страшные когти готовы вцепиться ей в грудь, а изогнутый клюв нацелен в глаза… Толкын кричит от боли и ужаса, и хищная птица, испугавшись, уходит в поднебесье.

— Шырайлым, моя радость! Что с тобой?! Кто тебя напугал? — слышит она участливый голос Аймторы и с трудом поднимает веки.

— О аллах, какой это был страшный сон! — простонала Толкын и снова потеряла сознание.

А когда очнулась, смутно увидела вокруг себя много людей и среди них человека в белом халате.

Человек в белом халате тщательно осмотрел ее.

— Опасность миновала. Дело пошло на поправку. Но строго следите, чтобы она принимала все лекарства.

По комнате прошел вздох облегчения.

Кто-то сильно забарабанил в закрытые ворота. «Поломают, окаянные!» — сердито заворчала Салиха и, прежде чем открыть, посмотрела в окно: кто так грубо стучит. Потом, спотыкаясь, кинулась к Бахтияру и заголосила:

— О аллах, у ворот стоят аскеры[52].

— Пошла ты, старая дура! Какие здесь могут быть аскеры?.. — начал было старик отчитывать жену, но вспомнил о предупреждении Найзабека перед отъездом и тоже выглянул в окно. Да, у ворот стояли аскеры. Одеты одинаково, на фуражках красные звезды. И все до одного — казахи. Старик взял топор, лежавший возле самовара в передней, и стал у входной двери. Борода его тряслась, ястребиные глаза горели ненавистью и упрямством. А в ворота уже грохотали прикладами.

Тяжело ступая, из комнаты Толкын вышла Аймторы. Увидев свекра с колуном в руках, она оторопела и остановилась, потом попятилась назад. Но свекор кивком головы приказал ей открыть ворота. Замирая от страха, Аймторы открыла ворота и радостно вскрикнула: перед ней стоял Наурыз. Она сразу предупредила, что перед дверью стоит свекор с топором.

Два аскера с винтовками вплотную подошли к двери, и один из них крикнул:

— Старик, если тебе жить не надоело, бросай свой топор!

Но ослепленный гневом и ненавистью Бахтияр высоко поднял огромный колун и бросился на них. В этот момент сзади подскочил третий аскер, вырвал топор и скрутил Бахтияру руки.

— Не трогайте старика! — приказал Наурыз.

Толкын услышала его голос и, еще не веря в случившееся, быстро соскочила с постели, оделась и вырвалась навстречу любимому.

— Родной мой! Единственный! Как я счастлива! — звенящим от волнения голосом заговорила она, обнимая Наурыза.

— Бесстыжая сука! Проклинаю тебя своим молоком, которым ты вскормлена! — завопила мать.

— Будь проклята во веки веков, аминь! — отец вытянул руку, потом тыльной стороной провел по лицу.

Но Толкын уже ничего не слышала и, положив руку на плечо Наурыза, вышла из ворот.

— Будьте счастливы, мои дорогие! — крикнула им вслед Аймторы. — Не поминайте лихом!..

— Великое вам спасибо! — Наурыз низко поклонился женщине, потом помог Толкын сесть на белого коня. Аскеры тоже вскочили в седла и с места пустили своих резвых коней в сторону расположения красного отряда. И долго еще гремел над раскаленной степью жесткий перебой конских копыт.

ХОЧУ ЛЮДЯМ СЧАСТЬЯ

(дневник молодого врача)

перевод Н. Ровенского

20 июля. Никак не могу привыкнуть к тому, что живу теперь далеко от родного города, среди людей, о которых раньше ничего не знала. А в институте казалось, что учебе, скучной зубрежке не будет конца. Одна латынь чего стоила… И вот — все кончилось. Прощайте, добрые, хотя и строгие, мои наставники! Прощай, неугомонная студенческая ватага. Прощайте, больницы, клиники, лаборатории, куда я с шумом вбегала, боясь опоздать. Прощайте все, все, все!.. Хорошо еще, что поступила заочно в аспирантуру. Хоть раз в год смогу вырваться из этой глухомани, из этих палящих бескрайних песков, барханов и солончаков…

Я не из тех, кто чуть не с пеленок ведет дневники. Я решила писать просто от скуки. Буду записывать все события день за днем, чтобы не забыть. Потом, через много лет, захочешь рассказать кому-нибудь о пережитом в песках, еще, чего доброго, не поверят, назовут хвастушей. Вытащу тогда свою общую тетрадь (к тому времени она обтреплется, листы пожелтеют) и с гордостью скажу: «Читайте».

Я родилась и выросла в городе