Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

аркане, все время стояло на одном месте. Он уже начал жалеть, что не захватил какую-нибудь книгу. Две газеты, казахскую и русскую, он уже прочитал по нескольку раз. А до заката солнца все еще было далеко. Он расстелил газеты в тени тополей и распластался на спине. Высокое синее небо действовало умиротворяюще, настраивало на размышления, и он снова задумался о человеке и его достоинстве, о мужестве тех, кто с оружием в руках поднимается на борьбу за свободу. В памяти его всплывали героические эпизоды русской истории, подвиги русских людей во имя спасения отечества, во имя свободы своего народа. Недавно Наурыз перечитал всю литературу о декабристах на русском и французском языках. Читал все: и дневники, и завещания, и частные письма, и материалы о тайных обществах, но с особенным интересом — литературные произведения самих декабристов. Перед его глазами возникал вечно живой образ рыцаря высокой доблести, поэта-декабриста Кондратия Федоровича Рылеева.

Да, каждый смертный за свою жизнь может сделать и много доброго, может самоотверженно служить литературе, искусству, науке — и приспосабливаться, может иметь друзей и недругов, может служить своему народу и — может остаться самовлюбленным мещанином. Приходит срок — и все уходят в небытие. Но свершить в последние минуты своей жизни такой высокий подвиг, чтобы на века остаться в памяти потомков, суждено не каждому. Быть национальной гордостью — удел немногих. Но в них, немногих, как бы концентрируются величие духа и героизм нации.

Из дневника Марии Николаевны Волконской Наурыз переписал в свой блокнот все, что относилось к последним минутам, последним секундам жизни Рылеева. Он часто перечитывал это место дневника, и каждый раз в его сердце поднималась гордость за этого мужественного русского человека.

…В кандалах, с завязанными глазами пятеро декабристов стоят под виселицами… Вот уже накинуты петли. Палачи в черных масках одновременно выбивают подставки из-под ног своих жертв… И вдруг один из казненных срывается и падает на землю. Он, уже побывавший в мире ином, встает и бросает слова, предназначенные потомкам: «Я счастлив, что за Отечество погибаю дважды!»

Его слова помогли казахскому джигиту понять, что такое мужество и любовь к народу, каким должен быть человек и революционер. А декабристки! Они были достойны своих мужей.

Но вот послышались торопливые шаги, и Наурыз, к своему удивлению, увидел Аймторы. Глаза ее были заплаканны. Сквозь слезы рассказала она о несчастье Толкын и передала от нее записку. Добрая женщина утешала Наурыза, обещала помогать во всем, советовала не отчаиваться, а действовать.

— Извините, я побегу. За нами все время следят. Теперь будем встречаться между одиннадцатью и двенадцатью возле мясных лавок, что на базаре. До свидания.

— Спасибо вам за все… — упавшим голосом поблагодарил Наурыз.

Аймторы ушла. Наурыз еще не знал, что предпримет, но без всяких колебаний решил освободить Толкын из этого зиндана[51].

НАЙЗАБЕК

Найзабек Бахтияров работал адвокатом в соседнем, таком же провинциальном и глухом городке. У него не было никакой охоты возвращаться в отчий дом, но, услышав, что с Толкын случилось неладное, он бросил все и глубокой ночью появился дома. Ворота открыла Аймторы. Найзабек обнял жену, и так они прошли через двор к дверям дома. Навстречу им вышла Салиха.

— Размиловались, — неодобрительно буркнула она, узнав сына, и молча удалилась.

Аймторы хотела согреть чай, но Найзабек отговорил, сказав, что в поезде хорошо поужинал.

— Что с Толкын?! — спросил он у жены, раздеваясь.

— Не спрашивай!..

— Что хотят старики? Неужели и мы когда-нибудь такими настырными станем?

— Это зависит от человека.

— Почему они так жадно цепляются за старину?

— Об этом ты завтра сам у них спросишь.

Найзабек уже начал снимать сапоги, когда мать подошла к двери и крикнула:

— Тебя отец зовет.

— Сейчас.

Подтянув брюки-галифе, накинув на плечи френч, Найзабек пошел к отцу. Постучал в дверь.

— Заходи, чего церемонишься, — пригласил отец.

— Здравствуйте, коке! — Найзабек протянул отцу обе руки, зная, что тот обычно со всеми здоровался по-казахски.

— Убери свои жерди! Месяцами глаз не кажет, а если появится, так ночью, и скорей к своей бабенке. Тьфу! Разве ты мужчина?! Когда мужчина под каблуком у жены, он тоже баба, только с бородой…

— Коке, она ни в чем не виновата…

— Молчи! Я сам знаю, кто в чем виноват!

Найзабека раздражали и больно кололи эти злые и несправедливые слова.

— Я же поздоровался с матерью, а вас не хотел беспокоить, думал — спите.

— Какой может быть сон у семидесятилетнего старика, когда сын не хочет знаться с родным отцом, а дочь — с родной матерью. Сын отказывается от девушки, честно купленной за калым, а дочь не признает человека, которого отец ей с детства определил в мужья. Какой сон, когда все идет кувырком.

— Но зачем губить свою единственную дочь? Она же любит другого.

— Что вы мне забиваете голову этой проклятой любовью?! Сын приводит в дом нищенку без рода и племени, а дочь хочет стать женой какого-то проходимца и башибузука. Что за времена настали? Мы с матерью родили вас и вынянчили, в люди вывели. И вот ваша благодарность. Я тебя спрашиваю: где благодарность за наши труды?

Здесь вмешалась Салиха:

— Я же тебе, старому дураку, тогда еще говорила: не надо впускать в наш дом эту подлую девку. Да ты разве когда-нибудь слушал меня? Теперь ее зараза перенеслась и на нашу единственную дочь.

— Апа, зачем ворошить старое?

— Как не ворошить, если и дочь ничего слушать не хочет.

— Коке, апа, поймите нас: сейчас другое время, многое переменилось, даже царя прогнали.

— Не смей так говорить о белом царе! — Отец от возмущения топнул ногой.

— Какой он теперь царь?

— Аллах вас покарает, помянешь мои слова!..

— Посмотрим.

Отец вонзил в сына злые глаза,