Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

— Коке, у каждого поколения своя правда. Вы свое пожили, теперь позвольте нам жить, как мы хотим.

— Э-э, нет! Пока я жив, по-вашему не бывать!

— Напрасно. Если она встретила достойного человека, надо их благословить…

— Какой он достойный? — перебила Найзабека мать. — Я же всех его предков знаю, как облупленных. Его дед околел зимой, спасая байский скот от бурана. Потом вскорости и жена отдала богу душу. От них остался сын — круглый сирота. Когда стали набирать в русскую школу, никто не хотел отдавать своих детей, боялись, что станут иноверцами. Тогда наш волостной силком бросил на телегу этого сироту и увез в школу. Говорят, он потом на доктора выучился. А теперь его сын хочет стать мужем нашей прекрасной Толкын! Подумай сам, разве он ей пара?

— А если они любят друг друга?

— Какое нам до этого дело? Есть старый брачный закон. Пока я живой, никому не позволю нарушать его! — вне себя закричал старик Бахтияр.

— Что за проклятые дети! — еще громче запричитала мать и жирным маленьким кулачком начала ожесточенно колотить Найзабека. Он не защищался, но сказал так сурово, что у отца глаза на лоб полезли:

— Как вам не стыдно, дикари, бросаться с кулаками на сына, который скоро сам станет отцом!

Когда Найзабек, постучав, вошел в комнату Толкын, она лежала на своей кровати, сжавшись в комок. Увидев брата, вскочила и с рыданием бросилась ему на шею. От этого Найзабеку стало так тяжело, что он и сам не мог больше сдерживать слезы.

— Родной мой, единственный мой брат! Как ты сейчас мне нужен. Я только тебя и дожидалась, а то бы меня давно уже не было на свете…

— Что ты, родная, какие ты слова говоришь?! Выкинь эту глупость. Рано или поздно все мы там будем, но спешить туда незачем.

— А что мне остается делать?

— Пока я жив, не позволю продать тебя за калым, не позволю, чтобы над тобой издевались невежественные, тупые и упрямые люди. Никогда! Хватит, в казахские степи тоже идут цивилизация и гуманизм. И приверженцам старого, отжившего уже не закрыть ладонью восходящее солнце!

— Пока взойдет солнце, невежество и тупость заживо сведут нас в могилу…

— Ну, мы еще посмотрим. Ночью я уже говорил с родителями о тебе. Разговор был не из приятных. Но я им сказал все, что думаю. Как бы они ни бесновались, по-их никогда не будет.

— А родительское проклятие?

— Суеверие — не помощник в таких случаях.

— Как они издевались над Наурызом, когда он пришел делать предложение! Коке даже палкой замахнулся.

— Какой это Наурыз? Не Мынжасаров ли?

— Да, он самый. Ты его знаешь?

Найзабек сразу сник, долго молчал, мучительно глядя в пол. Толкын тоже замолчала, не понимая, почему так резко изменилось настроение брата.

— Милая Толкын, хотела бы ты знать взгляды и убеждения своего родного брата?

— Конечно, хочу.

— Тогда слушай меня: я буду краток, чтобы не утомлять тебя всякими экскурсами…

Найзабек постарался возможно доступнее объяснить сестре сложность общественной жизни, рассказать о том, что такое равенство, свобода, независимость народов и наций. Толкын слушала его с огромным вниманием. Впервые брат заговорил с ней на ученые темы, да еще так взволнованно, интересно, так обстоятельно. Она с глубоким уважением подумала об эрудиции своего брата. С ним можно, пожалуй, сравнить только Наурыза…

— А вот придурки вроде Мынжасарова хотят разъединить нас, чтобы мы потом не могли сопротивляться. Они мутят народ, особенно глупую и невежественную голытьбу. Они хотят отдать наш народ на растерзание волкам, ненавидят умных, богатых и именитых людей. Пусть, мол, все будут голодранцами и за миску капустного супа пасут свиней.

— А разве это хорошо, что один богат, другой беден? Не потому ли люди стали такими злыми? Упрямство, зависть, нечестность, вражда — все из-за неравенства.

Слова сестры ужаснули Найзабека. «Конечно, этот ловкач уже успел забить ей голову. И теперь она готова отдать ему не только сердце, но и жизнь…» Но Найзабек продолжал терпеливо слушать.

— Посуди сам, разве мы сейчас достойно, честно живем? Наш отец и нагаши богаты, имениты, пользуются всякими благами. А сколько людей нашего племени живет в нищете, в постоянной заботе о куске хлеба? И сколько народной крови было пролито из-за богатства и привилегий!

— Ты, дорогая, говоришь с чужого голоса…

— Почему? Я тебя слушала внимательно. И сама говорю то, что думаю.

— Пойми меня правильно: кроме добра, я ничего тебе не желаю. Ты сама видишь, в какое ужасное время мы живем… Я знаю твоего нареченного. Он толковый, образованный молодой человек и принуждать тебя не станет. Я ему напишу и все объясню. Он тоже напишет своим родителям, и они отступятся. Но как старший брат я советую: не торопись отдавать сердце и любовь свою. Тебе встретятся еще много прекрасных джигитов, и ты сумеешь выбрать из них самого достойного.

— Я уже выбрала.

— Да пойми ты, — крикнул Найзабек запальчиво, — не могу я согласиться, чтобы моя родная сестра вышла замуж за моего врага, с которым не может быть никакого примирения!

— Нет, я никогда не пойму, почему нужно думать и поступать только так, как захотелось старшему. Он командует нами, заставляет беспрекословно повиноваться, хотя сам такой же смертный. Почему он себя считает человеком, а остальных — стадом баранов? Почему?..

— Так-то так… Но возможно ли общество, не разделенное на богатых и бедных, умных и дураков, талантливых и бездарных, трудолюбивых и лентяев? Может, ты о таком слыхала? И никогда не услышишь! Пытаться уравнять богатого и бедного так же бессмысленно, как надеяться, что глупый станет умным, а бездарный — талантливым.

— Вы объясните мне, пожалуйста, почему моя любовь должна зависеть от родительской воли и пустопорожних соображений моего брата.

— Смотри, какая умная! — закричал Найзабек. — Посмотрим