Сын епископа - Кэтрин Куртц

— А, она лелеет старую мечту, время для которой давно миновало, — ответил вождь. — Она мне всегда не нравилась. Между прочим, моя ровесница, а не пушистый цыпленок, но… Но дети у нее — горячие головы, а муженек — пуще того. Она и мой брат… Брр! — он с презрением сплюнул, и Келсон приподнял бровь, прикидываясь изумленным.

— Между тобой и Сикардом нет согласия?

— Можно так сказать, — согласился старик. — По правде говоря, мы не ладили ни с ним, ни с его сыновьями — Ителом и Ллюэлом. А вот девочка…

— Опять — дочь-невеста, — почти себе под нос уронил Келсон.

Однако старый Каулай тут же понял намек и громогласно расхохотался, хлопая Келсона по плечу.

— А, я вижу, тебя подталкивают, чтоб выбирал невесту? Что ж, можно найти кого-нибудь куда хуже, чем малышка Сидана. Ее имя означает «шелк» на древнем языке, и в ней есть все, чего не хватает ее братцам и мамаше. Она хорошенькая, равно как и наследница славного имени, с чудными шелковистыми волосами до колен, цвета орехов — а глаза, как у олененка. Крепкие белые зубы. И такие бедра, что ясно: принесет немало замечательных сыновей, хотя ей вряд ли больше пятнадцати.

— Ты говоришь так, словно пытаешься нас сосватать, — заметил Келсон с улыбкой, — что ты хочешь мне сказать?

Плечи Каулая поднялись и шевельнулись не без смущения, хотя он при этом и помотал головой.

— Ну, я не стал бы предлагать невесту моему королю, сынок, — сказал он. — Но если кто-то хочет поправить старую-старую беду и принести мир своему народу, может, ему и стоило бы жениться на Сидане. Если бы я видел в этом хоть какую-то пользу, я бы женил на ней Дугала или, да смилуется надо мной Господь, будь я сам помоложе и найди сговорчивого священника, сам бы на ней женился, хоть она мне и приходится племянницей.

Келсон невесело улыбнулся, вспомнив, что читал однажды о кровосмешении еще более близких родичей, из-за которого рухнул престол два столетия назад — хотя, в случае с Имре и Эриеллой, вопрос стоял еще и о Дерини.

Однако предложение Каулая не могло повлечь за собой столь катастрофических результатов, а напротив, помочь решению проблемы. И даже если они с Сиданой — родичи (Келсон попытался подсчитать в уме, но сбился), то не настолько близкие, чтобы вызвать негодование Церкви.

— Не думаю, что тебе понадобится жертвовать своим благом, — уверил он вождя с лукавой едва заметной усмешкой.

— А, ну конечно, конечно. Ей ведь нужен супруг-Халдейн, а не очередной горец, чтобы прекратились эти грязные интриги. Если не ваше величество, то, может, этот ваш юный кузен… — И старик поглядел вдоль стола туда, где Конал шевельнулся, сидя между Эваном и Джодреллом, ссутулившись над винным кубком.

— Нет, если хорошо подумать, Конал не годится, — более трезво продолжал старый вождь. — Не будет она с эдаким счастлива, хотя, думается, у твоего двоюродного братца хватает своих лихих замыслов. Власть порой — большое искушение, сынок. Но не мне тебе об это напоминать, верно?

Пораженный, Келсон бросил взгляд на Конала, а затем вернулся к старику.

— А что такое?

— Да ну, не хотел я очернять твоего двоюродного брата, парень. Но Сидана — завидная невеста, и может дать своему супругу все права на Меару. И если какой-нибудь умник с толком примется за дело, он даже сможет убедить ее братцев уступить дорогу.

Келсон мрачно покачал головой.

— Как раз чего-то подобного я и пытаюсь избежать, Каулай, — тихо сказал он. — Я не хочу, чтобы мне пришлось идти на Меару так, как ходили мой отец и дед, и разрешать дело мечом. Но я не намерен отдавать то, что мое по праву.

Каулай уронил взгляд в глубины своего кубка.

— Может быть, это единственный выход, сынок, — мрачно прошептал он. — Юный Ител жаждет престола. Он не удовольствуется тем, что станет править двором изгнанников в Лаасе после того, как скончается его мать.

— Ты говоришь об этом, словно о неизбежном, — выдохнул Келсон, осторожно попытавшись применить чары истины. — А что, Ител с кем-то о чем-то сговаривается?

— Ну, толком я ничего не слыхал. И не хочу слышать. — Каулай сделал большой и неторопливый глоток вина и покачал головой. — Так, сплетни всякие. А у какого юнца нет честолюбия? Не стоит, право, об этом говорить.

Ощутив холодок, Келсон оттолкнул в сторону кубок и воззрился на вождя. Тот говорил правду, насколько мог определить Дерини, но какие именно сплетни до него долетели? Если Ител Меарский вовсю готовит мятеж…

— Мне нужно знать, Каулай, — промолвил он, коснувшись запястья старика и попытавшись проникнуть в его мысли. — Если ты что-то знаешь…

— Я ничего не знаю, — прошептал тот, глаза его вспыхнули, и он высвободил руку. — И если ты будешь слишком назойлив, то…

Но тут за дверьми опять раздался вопль волынок, Каулай умолк на полуслове, как бы извиняясь, покачал головой, и вновь медленно и основательно отпил из своего кубка. Келсон соображал, как бы поделикатнее вернуться к предмету разговора, а между тем в зал с дальнего конца вступили двое с волынками, вышагивавшие впереди старика в белом одеянии, потрясавшего, точно мечами, двумя зелеными ветками. Все разговоры стихли, едва они показались, даже самые буйные из Мак-Ардри отставили кубки и посрывали с голов шапки, приветствуя проходившего мимо старика. Женщины вставали и приседали, даже челядинцы, подававшие на стол, встали, как вкопанные, воздавая старику положенное уважение.

— Кинкеллиан, главный бард, — прошептал Дугал на ухо королю, когда старик поравнялся с волынщиками и пошел дальше уже между ними. — Это может оказаться очень важно. Сиди пока, но будь начеку.

Когда бард дошагал до нижней ступени помоста и остановился, скрестив свои ветви над головой и отвесив поклон, музыка умолкла, и Дугал встал, подняв кубок, отвечая приветствием на приветствие человека в белом.

— Пусть луна и звезды ярко светят над твоей тропой, благородный бард. Мак-Ардри и все его родичи приветствуют Кинкеллиана в Траншийском зале.

Старик наклонил голову и что-то произнес. Ветви в старческих руках прошелестели, широко разойдясь в стороны, словно руки раскрылись для объятия. Келсону почудилось, будто он слышит свое имя, но он не был уверен, Дугал что-то ответил на местном наречии, затем поклонился и бросил взгляд на отца. Кажется, старый Каулай напрочь забыл о своем недавнем возбуждении и низко поклонился, поднявшись с места, а затем тоже вознес кубок в знак приветствия.

— Кинкеллиан предлагает тебе свое бардовское благословение и просит, чтобы наш клан удостоил тебя вечной дружбы, — прошептал Дугал краешком рта Келсону на ухо. — Мак-Ардри ответил согласием. Встань, поклонись, а затем, после того как мы с Кинкеллианом все закончим, сделай, что сочтешь подобающим.