Сын епископа - Кэтрин Куртц

Это выражение Келсон помнил еще по прежним временам, и он был благодарен старому Каулаю за то, что тот сегодня освежил его память — оно вызвало желаемый отклик. На этот раз никто из траншийцев не остался в стороне.

Зал взорвался эхом древнего приграничного тоста, даже самые непреклонные из сородичей вознесли кубки, — с лицами уже более задумчивыми. Вскоре волынщики завели новую плясовую, и на середину повыскакивали один за другим лихие танцоры, жаждущие сплясать с новым обретенным родичем. Некоторые из девушек были прехорошенькие. Келсон откликнулся на несколько первых приглашений весело и добродушно, и честно попытался не подвести, но танец с Дугалом изнурил его, как телесно, так и душевно. И вскоре ему пришлось поклониться и удалиться под крылышко вождя. А Дугал остался среди танцующих.

Беседа с Каулаем была отличным способом закончить вечер, но он осушал три кубка вина в то время, как Келсон — один, и последствия не замедлили сказаться.

Возвращение к их прерванной беседе было в подобных обстоятельствах неуместным, и вскоре разговор свелся к шумным возгласам по поводу танцующих, да на рассказы о выходках Дугала или его планах на будущее, а Каулай чем дальше, тем больше ворчал и сетовал на здоровье. Ко времени, когда народ в зале начал засыпать у столов или стелить постели, Келсону с помощью магии удалось уменьшить степень своего опьянения до того, чтобы немного соображать, но Каулай вот-вот готов был рухнуть на стол. Дугал держался на ногах хуже Келсона, но по-настоящему пьян не был, как и он сам.

— Думаю, с него уже хватит, согласен? — промолвил Келсон, когда Дугал вернулся к столу, чтобы по новой наполнить кубок под медленный и жалобный наигрыш волынщика.

Дугал поглядел на отца, ухватившись за край стола: старый Каулай что-то бормотал и ухмылялся, и тогда его сын подал знак слуге, который головы на полторы возвышался над ним и над Келсоном. Этот парень сгреб своего вождя в охапку с не большим усилием, чем Келсон поднял бы трехлетнего малыша, и бережно понес его из зала и дальше по винтовой лестнице, а два юноши следовали за ними, и Дугал, чтобы не упасть, крепко держался за Келсона. Когда они уложили старика в постель, а слуга удалился, Дугал упал на скамью под окном и вздохнул, глядя на Келсона с усталой улыбкой.

— Ну, ты, безусловно, оставил след в жизни Транши нынче вечером. Клан будет судачить о тебе всю зиму… И с отменным красноречием!

Келсон улыбнулся и оперся об оконную раму, бросив шапочку на сиденье рядом с Дугалом. Пока они взбирались на башню, у него окончательно прояснилось в голове, и теперь в память опять хлынули заботы, которые занимали его нынче вечером. То, что он завоевал доверие клана, — прекрасно, часть стоявшей перед ним задачи выполнена, но он до сих пор не знает всего, что требовалось выяснить о меарской родне Каулая. А если Ител Меарский занят кознями…

— Хотел бы я знать, что они станут говорить обо мне, когда вспомнят, что я — отчасти Дерини, — протянул он, ломая голову, как бы вернее подойти к тому, о чем он хотел повыспросить. Но как бы он этого ни коснулся, Дугал, чего доброго, либо испугается, либо обидится.

Тот нахмурился.

— А какая разница? И с чего ты об этом вдруг подумал?

— Это, знаешь ли, вовсе не скверно — быть Дерини, — продолжал Келсон, прощупывая собеседника. — Ты сам это увидел, когда я усыпил ополченца, чтобы тебе проще было зашить ему руку. Это можно использовать на благо людям.

Дугал шумно прочистил горло, он выглядел куда трезвее, чем каких-то несколько секунд назад, и вся его веселость испарилась.

— У меня появилось внезапное предчувствие, будто вот-вот случится нечто жуткое. Ты предостерегаешь меня, это так?

— Не совсем… — Келсон поглядел сверху на запрокинутое лицо Дугала, а затем мимо него — на спящего Каулая.

— Дугал, я никогда прежде даже искушения не испытывал как-либо злоупотребить дружбой, — сказал он негромко. — Но — проклятье! — он не сказал мне всего, что знает.

— Это ты о чем?

Келсон покачал головой.

— О, не о том, что за этим может стоять умышленный обман. Думаю, он просто не хочет, чтобы его впутывали, и едва ли можно его осуждать. В конце концов, Сикард ему брат. К несчастью, Сикард также отец мальчика, который может попытаться отнять у меня престол… А Каулай за обедом намекнул на заговор — как раз перед тем, как замолчал.

— Но надеюсь, ты не считаешь, что он мог бы скрывать подобные сведения от тебя, если действительно существует опасность? — спросил Дугал.

— Не знаю, — ответил Келсон. — Знаю только, что у твоего отца имеются сведения, которые мне нужны… а я располагаю средствами добыть их — без его ведома, и ничем ему не повредив.

— С помощью волшебства, — дополнил Дугал. Его лицо одеревенело и превратилось в маску, пока Келсон говорил, и теперь в янтарных глазах сквозило холодное негодование и некоторый страх. — Келсон, я не могу тебя остановить, — продолжал он, испустив долгий медленный вздох. — Если ты решился это предпринять, я никак и ничем не в состоянии тебе воспрепятствовать.

— Знаю. Поэтому и спрашиваю твоего позволения. Он не вспомнит ни о чем, — добавил Келсон. — И не вспомнит даже о том, что я говорил с ним нынче вечером.

— А если тебе придется использовать то, что ты узнаешь, против него? — спросил Дугал.

Келсон вздохнул.

— Избави нас Боже дожить до такого, — промолвил он, опустив глаза. — Сам знаешь, я бы никогда умышленно не совершил ничего такого, что повредило бы твоей семье. Но если сведения, которые я получу, потребуется использовать, чтобы предотвратить войну, чтобы спасти невинные жизни… ну, а ты бы как поступил?

Лишь после долгого промедления прозвучал ответ Дугала: неохотный, запинающийся и мрачный.

— Полагаю, что я… сделал бы то, что должен, — прошептал он.

Глава V

Поставили царей сами, без Меня; ставили князей, но без моего ведома.[6]

— Я сделал бы то, что должен.

Слова Дугала вновь облекли Келсона ответственностью, той, которая всегда была на нем, наряду с прочими обязанностями того, кто носит корону — но это совершенно особый род ответственности, такой, что присущ королю с магическим даром. Келсон обнаружил, что вновь и вновь спрашивает себя, а приходилось ли когда-либо его отцу обращаться с подобной просьбой к другу. Почему-то он едва ли мог себе представить Бриона, применяющего свою мощь для чего-то подобного, хотя и знал, что его отец чародейством убил Марлука и, очевидно, принял необходимые меры, чтобы обеспечить престолонаследие для Келсона.