И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все решилось 2 декабря 1851 года. Устроенный Президентом государственный переворот, произошедший в день годовщины коронации родного дядюшки Луи-Наполеона (догадайтесь, кого именно, это нетрудно), ровно через год обеспечил очередную смену режима. Император Наполеон III на восемнадцать лет задержался на троне перед тем, как дать, наконец, французскому народу окончательную республику, пусть и не по собственной воле.
Однако обо всем по порядку.
Углубляясь в эпоху т.н. Второй империи, на закате которой происходит и очевидный закат эпохи глумливого и заржавевшего царствования Пьера Сеньера, необходимо объективно сказать, что не такое уж тяжелое и темное это было время, как любили в первые годы Третьей республики выражаться политические деятели вроде Гамбетта42. Что-что, а фонарей на улицах уж точно стало в разы больше. Задачей этих политических деятелей, несомненно, являлось убедить самые многочисленные классы в логической необходимости провозглашения и укрепления нового политического строя. Иными словами, они пытались оправдать очередное крушение очередной монархии. И, стоит признать, у них со временем получилось.
Но что же в действительности? Если оценивать объективно, основываясь на статистических данных, экономических показателях, культурном росте и оценках множества уважаемых людей, как знатоков истории (к коим автор данного произведения не смеет себя причислять), так и живших в те времена, то перед глазами возникает государство, основной своей задачей ставившее рост благосостояния народа и поднятие международного престижа Франции, изрядно пошатнувшегося из-за череды сменявших друг друга революций.
Уловить основные черты т.н. реставрации Бонапартов в настоящий момент не представляет особого труда. Достаточно взглянуть на Париж, потому как он приобрел нынешний свой облик непосредственно при Наполеоне III. Ему это, а также барону Осману43, часто ставят в вину; мол, из-за чудовищно масштабной перестройки большинства округов, кварталов и улиц столица навсегда утратила свой первоначальный, средневековый облик. Это действительно так. Облик, целиком и полностью основанный на бесконечной грязи, невероятно узких и запутанных улочках, помоях в Сене, невозможностью нормально ориентироваться даже в центре города. Осман подарил нам Париж с широкими проспектами и бульварами, достойный называться «столицей Европы».
Примеру османизации Парижа последовали многие другие французские города (да что мелочиться – многие иностранные столицы также перестраивались). Масштабные парки и скверы, разбитые по всей стране в самых удобных местах, очевидно, привлекали интеллигенцию. Правда, многие ее представители еще в самом начале царствования Наполеона III покинули пределы Франции, поскольку не согласились с итогами переворота 1851 года и не стали молчать. Разумеется, им грозило тюремное заключение. Среди них был и Виктор Гюго, поселившийся на Гернси и почти двадцать лет проведший в изгнании.
Если лезть на баррикады и открыто обвинять власти в преступлениях против свободы и прав граждан – уж лучше отсидеться где-нибудь, чем быть арестованным или того хуже…
Но не об этом данная глава. Цель – показать существовавшую действительность. Да, первые годы Второй империи напоминали классическое полицейское государство с практически полнейшим бесправием и абсолютной властью правителя, но тогда народ был в политическом экстазе и был сплочен вокруг фигуры императора. Когда же дарованы были им долгожданные права, в частности, права избирательные (потому как чиновники все до того назначались лишь одним императором), режим начал трещать.
Ни в коем случае здесь не приводится прямая параллель между отсутствием политических прав у простого народа и политической стабильностью, потому как первое в конечном счете обязательно приведет к антиподу второго. Давно известно, что раз при жестком бесправии не происходит массовых выступлений людей, это не значит, что недовольных нет; это значит, что недовольные ждут, пока им либо разрешат свое недовольство выразить, либо терпят до определенного времени, после чего происходит эффект, сравнимый лишь со взрывом снаряда гаубицы на поле боя. Нельзя и отрицать многочисленные стачки, проводившиеся регулярно из-за весьма плохих условий труда на фабриках и шахтах. И несмотря на казавшуюся стабильность, в стране нарастали существенные противоречия между несколькими группами как общих социальных классов, так и среди политических элит, из которых чуть погодя образовались две крупнейшие партии: монархистов и республиканцев. Пока монархистам, при помощи тотального запугивания и фальсификаций, удавалось побеждать на выборах – протесты ограничивались уже упомянутыми стачками и единичными выступлениями самых смелых оппозиционных деятелей. Дело нехитрое, эти стачки, и к тому же ненаказуемое – Наполеон III самолично их разрешил в 1864 году, поскольку терпению рабочих приходил конец. Ну а когда запугивания перестали работать, а факты фальсификаций стали налицо – пришлось позволить республиканцам пройти в законодательный корпус.
В эти же самые годы, упомянем, чтобы не терять связь, происходит расцвет цирка «Парадиз». Пьер Сеньер в 1867 году получил большое письмо с печатью императора, в котором извещался о посвящении в командоры44 ордена Почетного легиона, а также требовании прибыть в Париж для награждения шейной лентой и денежной премией. Почти на месяц всей полнотой власти в цирк оказался наделен Мишель Буайяр, а Сеньер уехал в столицу. Увидевшись с Наполеоном III в, простите за каламбур, третий раз, он сумел расположить его к себе и даже подружиться; и обрел в его лице могущественнейшего покровителя, благодаря чему смог добиться еще больших льгот при передвижении по стране, а каждый мэр или префект стал грезить о личной встрече с директором «Парадиза».
Что до императора, то он с каждым годом все сильнее отдалялся от фактического управления страной и попал под влияние влиятельной группы из представителей высшего света, в число участников которой входила даже его супруга, императрица Евгения. Определенно не улучшало ситуацию и ухудшение состояния здоровья монарха: нервное истощение, хронический ревматизм, нефрит, сильная зависимость от опиума, быстрая утомляемость. Из-за этих болезней он стал уделять намного меньше времени правлению и, по сути, стал марионеткой в руках реакционеров из армии, правительства и высшего дворянства.
По крайней мере, в этом можно было убедиться в 1870 году.
В этот год кризис существовавшего общественно-политического порядка стал настолько серьезен и нагляден, что
