Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

— На рожон полезли, коллеги? Терпения не хватило? Зачем надо было врать? Пожарником назвались! К чему? Да нас в Заломах не только люди, всякая собака знает! Ведь вы не только собой, сотрудниками рисковали. Куда ж воров поймать? Противник умнее вас! А значит, проиграли вы! Воры кентов берегут куда как больше, чем вы своих сотрудников. С девчонкой спасовали. Она вам нос утерла! На простом, банальном приловила. Вы это должны были предвидеть. Скажите спасибо, что без потерь вернулись. Но теперь вам в Заломах показываться нельзя. Это я вам всерьез советую.

— Почему?

— Оружие вы достали. Там такое помнят долго. И не прощают. Скажу прямо, это дело вам не потянуть. Не сердитесь, коллега! Но методы у вас не те, и опыта не хватает…

Васильев, потирая ушибленное плечо, молча поклялся самому себе довести до конца дело по побегу малины Князя… Он даже не подозревал, на чей след вышел. И вздумал уже завтра послать в Заломы другого осведомителя. Хитрого пьянчугу — Гошу…

Пока Васильев со Степановым обговаривали, как лучше пристроить в Заломах «утку», Черная сова уже уезжала из Брянска.

Фартовые вернулись в хазу к полуночи. Узнав от Задрыги, что произошло в их отсутствие, законники дали шпане положняк за защиту. Но упрекнули за хреновую стрему, мол, почему к хазе подпустили? Сказав, что такие стремачи малине не по кайфу, будут менять хазу, где за такой же навар шестерки своими жевалками лягавых порвут.

Алкаши просили остаться, клялись, что станут стремачить файно. Но законники погрузили в легковушки свое барахло и укатили не прощаясь.

— Пусть думают, что мы обиделись, а они — навар потеряли. Злей с лягавыми будут. Не спустят им и наш отъезд. С кого теперь им тянуть на выпивон и хамовку? Придется самим дергаться. А знай они, что мы линяем из Брянска, магарыч потребовали бы. У нас — все кропленые купюры — банковские. На них шпана попухнет. В лягашке затрамбуют. Повесят им на кентели — банк. А если не докажут, приклеют связь с фартовыми. И тоже упекут. Зачем им это горе? Пусть дышат на воле.

— А у тебя были деньги Дрезины, — напомнила Задрыга.

— Я их Сивучу отдал. Все. За тебя! Пофартил мне старый хрен. Уж не лажанулся с тобой. Вот и я… фаршмануться не хотел. Доволен остался, — улыбался Шакал, внимательно следивший за дорогой.

Дважды останавливали машину сотрудники милиции. Но увидев прилично одетых людей, отпускали извинившись.

За две ночи машины далеко увезли фартовых. Из Брянска— в Одессу. Прямо к морю, к солнцу, на горячий пляж… Задрыга ликовала. Она еще ни разу не видела моря. Только слышала о нем от Сивуча. И девчонке так хотелось самой хоть раз увидеть его, притронуться, как к чуду — к соленой волне, погладить белопенный загривок и долго загорать на песчаном пляже до цвета шоколада, забыв о всех горестях и несчастьях, оставшихся далеко позади.

Задрыга не могла дождаться, пока отец рассчитается с водителями. Те, глянув на деньги, вернули их Шакалу, потребовали другие купюры. И Задрыге отчего-то стало страшно. Пропала радость встречи с морем, сердце сдавило тяжелое предчувствие беды.

Капка видела, как взъярился отец. Он не любил, когда нарушалось обговоренное. Не терпел, когда кто-то навязывал ему условия и диктовал свое. Он не терпел безвыходных ситуаций. Здесь же не фартовые, не паханы, фраера решили взять верх. И требовали, коли получат кроплеными, то пусть законники отвалят вдвое больше назначенной платы.

— А ху-ху, не хо-хо? — рассвирепел Глыба, тесня водителей обратно в машины.

Остальные фартовые подошли к багажнику такси, чтобы взять чемоданы, но шофер отказался открыть багажник до тех пор, пока фартовые не рассчитаются.

Шакал зверел. Лицо его стало белее белых машин. Он огляделся по сторонам. И Капка уловила в его взгляде отчаяние.

Оно и понятно. Здесь не замокришь. Место не безлюдное. Хоть и мало отдыхающих, но вон они, лежат на песке. Пусть слов не слышат, но увидят… Да и не положено по закону мокрить фраеров, если они не засветили…

— У тебя денег куры не клюют.

— Чего жмешься?

— Мы вас от тюрьмы и лягавых из-под носа увезли. А вы скупитесь?

— Заткнитесь, падлы, не в башлях соль. Но чтоб меня трясли фраера? Такого не будет! — зазвенел натянутой струной голос пахана.

— Не уломаем тебя, сговоримся в другом месте. Там нам за вас хороший куш отвалят! И торговаться не станут, — ухмылялись водители.

Капка пошла на пляж. Уныло оглядела отдыхающих.

— Нет, не обломится мне кайфовать, как падле на море, Смываться будем. Иначе засветят мусорам эти вонючие водители-фраера! — нагнулась к песку, зачерпнула полные горсти,

Как она мечтала отдохнуть на море! А мечты, как песок, сквозь пальцы исчезают. И вдруг…

Задрыга заспешила к своим. В глазах холодный огонь застыл.

— Да что ты, пахан, жмешься? Отвали им, пусть проваливают, — рассмеялась хрипло. И, подойдя к водителям вплотную, резко и точно, как учил Сивуч, бросила им в глаза песок.

Мужики не ожидали для себя такого исхода. Они коротко вскрикнули. Но им тут же забили рты кляпами. Из кармана водителя Таранка достал ключи от багажника.

Глыба с Боцманом затолкали водителей в одну машину и успокаивали:

— Ни одной падле не удавалось нас наколоть. Кто много хочет, тот хрен сосет! Доперло? Молите Бога, что дышать оставили за ваше трандение. А поднимете кипеж, или к лягавым сунетесь, живыми зароем, из-под земли надыбаем козлов!

Шакал тем временем разговаривал с таксисткой бабой. Она, пользуясь передышкой, обедала. Пила молоко, отламывала хлеб.

— Отдыхаешь? — спросил Шакал.

— Клиентов нет. Вот и бичую, — ответила отмахнувшись.

— А ты не знаешь тут тихого, сытного места, где нам — геологам, отдохнуть можно? — поинтересовался пахан.

— Хоть жопой ешь такого удовольствия! Садитесь, родненькие! Доставлю живо! Но… Сколько мне дадите?

— Не обидим! — пообещал Шакал и позвал кентов, велел поторопиться.

Фартовые управились быстро. Уложили чемоданы, мигом вскочили в машину.

— Многовато вас! Оштрафуют, — испугалась таксистка.

— Мы нигде не разлучаемся. Не бойся. Устроемся кайфово. А за перегруз отвалим вдвое, — пообещал пахан.

Капка последней отошла от машины, в какой ослепшие водители проклинали судьбу и пассажиров — за случившееся.

Шакал не заплатил им ни копейки. Из принципа — за подлость наказал. Даже на бензин не кинул. И мужики с кляпами во рту, с руками, связанными за спиной, кляли без слов, вслепую, всех и самих себя. Они не могли позвать на помощь, выйти из машины.

А Черная сова уже забыла о них. Примостившись на коленях троих кентов, спал Таранка. Впервые за свою жизнь сидела на коленях отца Задрыга.

Капка смотрела в окно, вслушиваясь в разговор законников с таксисткой, назвавшейся Ниной.

— Скольких я перевозила за свою жизнь, со счету собьешься. Все были довольны отдыхом, теперь каждый год приезжают. И не лезут в санатории или на курорты. Враз меня ищут. Я их устраиваю и дешевле, и удобнее, — похвалилась Нина.

— Нам тоже захолустье по душе. Но чтобы похавать имелось. Сама видишь, девчонка с нами — ребенок! Она море впервой видит. Пусть ей здесь все понравится.

— Куда Денется? Каждый год проситься сюда будет. Загорит, отдохнет, фруктов налопается всяких. И следующим летом всех вас за! горло возьмет, чтоб снова сюда привезли. Девка-то у вас, видать, настырная, с характером! — оглядела Капку бегло и вздохнула:

— Наверное, моей Наташке ровесница. Но она не отдыхает. Дел дома прорва. Постирать, приготовить, убрать, в огороде и в саду успеть, с коровой, поросятами и курами управиться. Да старую бабку доглядеть. Ослабла та глазами. Вот и успевай поворачиваться всюду. Я на работе целыми днями. Она одна кругом, — вздохнула баба.

— А мужик твой где? — поинтересовался Шакал.

— Тоже в геологах… Ищет, что не терял. Носят его черти по свету, не пойму где? Убежал он, кобелище, к другой бабе. Отдыхать она сюда приезжала. Снюхались и смотались. Он мне слова не сказал. Через розыск нашла его. Он, гад, уже расписаться сумел. Ну и потрох!

Законники рассмеялись.

— Не помогал тебе деньгами? — спросил Шакал.

— Какой там? Через полгода запросил телеграммой деньги на дорогу. Вернуться решил, осчастливить. Да только я ему по самое плечо отмерила. И никаких денег! Уехал и хрен с ним! Боялась, что в беду влип! А из-под блядской юбки пусть сам выбирается. Но не ко мне!

— А почему?

— Уж коль повадился таскаться, теперь не отучишь. Мне ни к чему такое гавно! Заразу притащит. На что морока? Итак жизни не видала.

— Муж, какой ни на есть — защита, — не соглашался Шакал.

— Он — защита? Ой уморил! От кого меня защищать? Кому нужна? Целыми днями, как барбоска, мотаюсь!

— А если выручку отнять захотят?

— Да на мою выручку только алкаш позарится. С таким я и сама управлюсь. Нынче клиентов нет. Они — летом. Когда отдыхающие есть, без меня найдется кого тряхнуть. А мне лишь раз в этом году повезло. Фартовых отдыхать везла. Вот они заплатили! По-королевски! Не трясли пыль в штанах. Не звенели медяками. Сотенными дали! Я их на базаре разменяла. И жили мы припеваючи, — хвалилась таксистка.