Утро без рассвета. Камчатка - Эльмира Нетесова
- Категория: Детективы и Триллеры / Боевик
- Название: Утро без рассвета. Камчатка
- Автор: Эльмира Нетесова
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нетесова Эльмира
Утро без рассвета. Камчатка
Это слово Аркадию Яровому приходилось встречать довольно часто. И слышать. И видеть. И чувствовать. Аршинными буквами на груди у зэков вписана она, как первое и последнее слово в биографии.
Колыма… Смеются буквы на штурвале, выброшенном на берег. Колыма… Стонут обмороженные руки и дрожат незаживающей болью слабые человеческие пальцы. Колыма… Мертвеют глаза людей. Уж лучше б не жить. Но ведь видели ее. Знали. Холодом, смертью дышит это слово. Да и умеет ли она дышать — Колыма? В это слабо верил всякий, кто хоть однажды, на короткий миг прикоснулся к ней.
Колыма… Плачет русалка на груди. Обнимает выкинутый на берег штурвал. Синие слезы по щекам текут. Не настоящие, не живые. Татуировка. Настоящей была лишь Колыма. Да и была ли?
Деньги на месте. На руке золотые часы не тронуты. Но ни документов, ни единой бумажки с записями. Только Колыма.
Его нашли в подъезде жилого дома в шесть утра. Кто он? Как здесь оказался?
Умер. Но почему так неказисто? В такое время? Хотя… разве смерть спрашивает, где и когда жизнь уступит ей место! Смерть не задает вопросов и не отвечает, ей всегда некогда. Но все же, кто он? Когда вернулся с Колымы? Работал там или отбывал наказание?
Вопросы… Их так много! Будут ли верными ответы? Как просто отвечать, когда спрашивают тебя самого о собственной жизни, в какой нечего скрывать. Легко сказать «да», если знаешь, что нельзя произнести «нет». Так было и после вручения ему, Яровому, диплома юриста: решением государственной комиссии направлен в распоряжение прокуратуры Армянской ССР.
Ереван встретил молодого специалиста вопросами: из России? Поедете в Красносельск? В том районе много русских. И никакой преступности. Будете спокойно жить и работать. Не желаете? Хотите трудный участок? Похвально. А как с армянским? Овладеете языком? И опять было легко ответить «да», хоть сдержать слово оказалось куда труднее.
Теперь он — советник юстиции, следователь по особо важным делам, так называется его должность. Но по-прежнему, как и в первые годы работы, на заданные чужими жизнями и судьбами вопросы ответить настолько же трудно, насколько легко они возникают. Вот и сейчас. Почему оказался незнакомец в подъезде чужого дома, на чужой улице— это уже установил уголовный розыск— и, возможно, в чужом городе? Яровой осматривает труп. На нем — ни одного «чистого» места, сплошь татуировки. Внимание задержалось на пальцах рук: кожа на них почерневшая, в мелких черных точках. Ногти тонкие, просвечивающиеся, все сбитые, лопнувшие. Вены на кистях узловатые, вздувшиеся. Ладони — в мозолях. Жестких, непроходящих.
Кто же он? Кто? Яровой ждал, что в милицию поступят запросы об исчезнувшем. Но их не было. В спецкартотеке не значилось ни одного преступника с внешностью или приметами умершего.
Во всей этой истории успокаивающим было только заключение комплексной судебно-медицинской экспертизы: «…смерть ненасильственная, наступила от приступа сердечной недостаточности в два-три часа утра. Возраст умершего — сорок-пятьдесят лет.
Телесных повреждений, следов воздействия на организм алкоголя или яда — не обнаружено».
Что ж, можно прекращать дело по тривиальной формулировке: «…из-за отсутствия события преступления». Но незнакомец так и не опознан! И не выяснено, почему он умер у чужого порога от того, что называют разрывом сердца. Ведь не был человек предрасположен к сердечным заболеваниям и при жизни не страдал ими! Эксперты и это отметили. «Ну да что там. Не им, а мне, — думает Яровой, — искать дополнительные объяснения. Многому. Вот хотя бы и этой странной татуировке на щеке: точка величиной со спичечную головку!»
Яровой вспомнил специалиста по блатным малинам капитана милиции из уголовного розыска Грачия Симоняна. Тот сразу после войны обезвредил немало банд. С оперативными заданиями не раз выезжал на Крайний Север.
Грачия Симонян только что вернулся из командировки и еще не успел выйти на службу. Писал отчет о поездке.
— Какой труп? — удивился он телефонному звонку Ярового. — Еще не похоронили? Хорошо. Приеду, посмотрю. А чем убит, ножом или пулей?
— Сердечной недостаточностью, — ответил Яровой в трубку. Та умолкла недоуменно и вдруг хохотнула недоверчиво:
— Так и скажи, что просто повидаться хочешь. Шутник…
…В морге было темно и холодно. Тусклая лампочка едва освещала лица покойников.
— Вот этот, — показал Яровой.
Симонян сдернул простынь с мертвого, вгляделся в лицо. Отрицательно покачал головой. Потом татуировки стал рассматривать. Сначала на груди, на руках. Затем внимательно осмотрел наколки на ногах: «они устали», «они хотят отдохнуть».
— Ишь ты, а у кого они не устали? — хмыкнул Грачия. Перевернул покойника кверху спиной, расхохотался, увидев татуировки. Потом снова перевернул. И вдруг ткнул мертвого в щеку:
— Глянь, в «суках» ходил. Во «мушка» какая на щеке! Цыганской иглой сделана. Но он не вор. Штампа нету.
— Штампа? — Яровой изумился, об этом он слышал впервые.
— Ну да, штампа! Воры его, извини за выражение, на заднице до смерти носят.
— Зачем?
— Ну вот у Дяди, к примеру, у бывшего вора, на одной ягодице четвертная выколота, на другой — рука. Когда идет — все эта рука деньгу ловит. А вот у Шила, в Магадане он теперь срок отбывает, на одной — золотая десятка, на другой — русалка постыдная. У иных на одной — пачка денег, на другой — мешок. А у этого, глянь. Псих какой — то. Тоже мне калымщик. Верно, мышь— это зэк, а кошка — он — «сука».
— Ну и метки!
— А что? Для блатного они— как фамилия. У многих есть, а все разные.
— Скажи, ты не знаешь, когда его могли так отделать? — Яровой указал на татуировки.
— Он еще до войны сидел. Тогда вот так писали «Колыма». С закорючками. С форсом. Позже уже иначе. Мастера сменились.
— Скажи, а как ему могли разрыв сердца сделать?
— Этих «сук» блатные всяко изводят. Ты слышал про полый шприц? Так вот, такое просто делается: берут шприц и вводят в вену пару-тройку кубиков воздуха. Через полчаса — крышка.
— А как узнать?
— Внешним осмотром почти невозможно. Отверстие в коже и в вене закрывается через пять часов. Но сердце… Стоило погрузить сердце этого типа в банку с водой, как из него пузыри воздуха пошли бы. Но кто знает? Может, я и неправ.
— Это эксперты уже делали, погружали. Никаких признаков. Ну а трезвый человек проснулся бы от такого? Почувствовал бы?
— Еще бы! Прежде чем вставить «соломку», так называют эту хитрость, человека до визга свинячьего накачать надо спиртным. По трезвой кто же позволит такое над собой утворить!
— А что еще о разрыве знаешь?
— Многое. Да только все это следы оставляет… Разрыв сердца… А может этот тип в своей смерти сам виноват?
— Уточни, — попросил Яровой.
— Все просто. Нередко зэк по освобождении ударяется во все тяжкие. Тот же чай — пей чифир сколько хочешь. А от него разрыв сердца или белая горячка бывают.
— Но при вскрытии было бы обнаружено?
— Конечно. От чифира кишки чернеют.
— Послушай, Грачия, а почему не к водке тянутся?
— Иной за годы заключения напрочь забывает что это такое — водка. Привыкает к своему кайфу. И потом, на свободе, только его признает. Один чифирем балуется, другой — коньяк «три косточки» уважает, третий — мухоморчик предпочитает. А все это не только сердце — желудок разорвет со временем…
— Мухомор пили? Ведь отрава!
— Кому как. А сахалинским и магаданским зэкам — он лучший кайф. Мухомор можно высушить и носить в кармане. Захотел — съел. Но нечетное количество почему-то. И кроме кайфа— никакой другой беды. До поры, конечно…
— ?
— Сколько поколений зэков осваивали мухомор! Иные жизни положили, чтоб другие умели им пользоваться. Знали бы в какое время и какой именно мухомор собирать надо. Где и как сушить. Сколько дней. Из какого можно делать отвар, из какого — настой. Иной и сухим годится. Какой гриб на кого подействует. Как и на какое время. Вот так-то оно…
— А в каком случае от мухомора можно умереть?
— Что тебе, Аркадий, нужно знать? О преднамеренном отравлении или о случайном?
— О том и о другом.
— Ну так слушай. Если это заранее обдумано, то в горячую воду кладут сырой мухомор. Свежий. И настаивают три недели. Или просто собирают мухомор, режут, плотно набивают в банку, закрывают ее и закапывают в землю дней на двадцать, покуда мухомор сок даст. Потом этот сок можно и подмешать куда хочешь. Вот это — умышленно. А случай но проще: съел полусырой недосушенный гриб или собранный в неурочное время и все.
— А узнать при вскрытии можно?
— Даже очень просто: мухомор, убив человека, сам не умирает— пять дней в желудке живет. Да и то… врачи за версту чуют в чем дело. Грибные отравления по запаху узнают.