Долорес Клейборн - Стивен Кинг

«Ну почему, Долорес, тебе всегда надо меня поедом есть?» – спрашивал он меня.

«Если б ты был настоящий мужчина и сам о детях заботился, я б тебе слова поперек не сказала», – отвечала я. Вот так оно всегда было: бэ-бэ-бэ да мэ-мэ-мэ. Мне просто тошно становилось, Энди, но я почти всегда из него выцарапывала то, что детям причиталось, тошнило меня или не тошнило. Ведь кто б еще постарался, чтоб у них будущее было, когда они до него дорастут?

По нынешним временам на книжках этих гроши были – тысячи две у Селены, долларов восемьсот у Джо Младшего, четыреста-пятьсот у Малыша Пита. Но шел-то шестьдесят второй, а тогда это были хорошие деньги. Более чем достаточно, чтоб с острова уехать. Я решила по книжке Малыша Пита наличные получить, а на остальные две взять аккредитивы. Я решила покончить со всем и забрать их в Портленд, найти жилье и хорошую работу. Ни они, ни я к городской жизни не привыкли, ну да люди к чему хочешь привыкают, если деваться некуда. И Портленд тогда был не такой уж большой город, не то что сейчас.

А как устроюсь, начну возвращать деньги, какие придется потратить. Я думала, у меня получится. А нет, так они очень способные были и могли стипендию получить. На крайний случай я бы не постеснялась и заем попросить. Главное было – увезти их поскорей с острова, тогда это казалось куда важнее даже колледжа. Сперва первым займись, как было написано на наклейке, которую Джо к старому трактору прилепил.

Я вот почти три четверти часа про Селену говорила, а ведь от него вред не только ей одной был. Хуже всего ей приходилось, но пакости и для Джо Младшего хватало. В шестьдесят втором ему двенадцать было – для мальчика самый лучший год, но, глядя на него, вы бы так не подумали. Он почти никогда не улыбался, не смеялся, да и неудивительно. Не успеет в комнату войти, как папаша на него набрасывался, точно хорек на цыпленка: рубашку заправь, волосы причеши, не горбись, да когда ж ты вырастешь, ну что все время носом в книжку утыкаешься, будто девчонка, пора из тебя мужчину сделать… А когда за год до того, как я выяснила, что с Селеной происходит, Джо Младший не попал в первую команду своей школы, так послушать его отца, его сняли с олимпийской дорожки за допинг. Добавьте, что он видел, как его папаша липнул к его старшей сестре, и получите Бог знает какое месиво. Иной раз взгляну, как Джо Младший на отца смотрит, и такую ненависть у него на лице увижу – настоящую жгучую ненависть. И за неделю или за две до того, как я со сберегательными книжками на материк поехала, до меня дошло, что на отца у Джо свой внутренний глаз открылся.

Ну и Малыш Пит. Когда ему четыре сровнялось, он за Джо хвостиком ходил – штанишки на поясе поддергивал, как Джо, за нос и за уши дергал тоже на манер Джо. Волос-то у него в носишке, конечно, не было, вот он и притворялся. В первый свой школьный день он вернулся домой, хныча, штанишки сзади все в грязи, а на щеке царапина. Я села рядышком с ним на крыльце, обняла его и спросила, что такое случилось. Он сказал, что чертов жиденок Дикки О’Хара его с ног сбил. Я ему сказала, что «чертов» – это ругань и он не должен таких слов говорить, а потом спросила его, знает ли он, что такое жиденок. Правду сказать, мне любопытно было, что он такое скажет.

– Конечно, знаю, – говорит. – Жиденок – это такой дурак безмозглый, вот как Дикки О’Хара.

Я ему объяснила, что это слово вовсе не то означает, а он спросил: а что? Я ответила, что ему и знать не надо, но чтоб он это слово никогда не говорил, потому что оно плохое. Тут он на меня уставился сердито и нижнюю губу выпятил. Ну вылитый папаша. Селена отца боялась, Джо Младший его ненавидел, но опасалась-то я, пожалуй, больше всего за Малыша Пита, потому что Малыш Пит хотел вырасти во всем на него похожим.

Ну я достала их сберегательные книжки со дна моей шкатулки для драгоценностей (я их там хранила, потому что только она у меня тогда запиралась – ключ я носила на шее на цепочке) и в половине первого вошла в Банк Северного побережья в Джонспорте. Когда подошла моя очередь, я протянула книжки кассирше, сказала, что хочу закрыть все три счета, и объяснила, как прошу выдать мне деньги.

– Одну минуточку, миссис Сент-Джордж, – говорит она и отходит вытащить счета. Компьютеров тогда, конечно, и в помине еще не было, ну и им приходилось самим возиться.

Ну достает она их – все три, мне хорошо видно было, открывает и смотрит. А поперек ее лба морщинка набегает, и тут она говорит что-то другой кассирше. И они обе начинают смотреть, а я стою за барьером, гляжу на них, твержу себе, что причин нервничать никаких нет, а сама нервничаю все больше и больше.

Тут кассирша идет не ко мне, а в каморочку, которую они кабинетом называют. Стены у него стеклянные, и я увидела, что она разговаривает с лысеньким коротышкой в сером костюме, с черным галстуком. Когда она вернулась ко мне, счетов при ней не было – оставила их на столе у лысого.

– Мне кажется, о накоплениях ваших детей вам лучше поговорить с мистером Пийзом, миссис Сент-Джордж, – сказала она и толкает ко мне сберегательные книжки. Ребром ладони, будто они микробами кишат и она может заразиться, если будет долго к ним прикасаться.

– Зачем? – спрашиваю. – Что в них не так? – Про то, что нервничать причин нет, я уж и думать забыла. Сердце у меня колотилось будто бешеное, а во рту пересохло.

– Право, не могу сказать, но если вышло какое-то недоразумение, мистер Пийз тут же в нем разберется, – говорит она, а глаза отводит, ну я и поняла, что сама-то она так не думает.

Пошла я в этот кабинет – еле ноги волочу, будто на каждой по двадцать фунтов цемента налипло. Я уже догадывалась, что случилось, но не могла в толк взять, как это могло случиться. Господи! Книжки-то у меня, верно? И Джо не мог их взять, а потом назад положить. Ведь тогда замок бы сломанным оказался. И даже открой он его (а это чистый смех: он вилку с фасолью ко рту поднести не мог, не уронив половины), так в книжках либо были бы показаны взятые суммы, либо поставлен красный штамп: «Счет закрыт» – банки всегда для этого красными чернилами пользуются… И ни в одной из трех ничего этого нет.

Но я все равно знала, что от мистера Пийза услышу, какую пакость мой муженек устроил. Так оно и вышло. Он сказал, что счета Джо Младшего и Малыша Пита были закрыты два месяца назад, а Селены – всего две недели назад. Джо такое время выбрал, потому как знал, что после Дня Труда я на их счета ничего класть не стану, пока не накоплю достаточно в суповой кастрюле на верхней кухонной полке, чтоб рождественские счета оплатить. Пийз показал мне зеленые линованные листы, на которых бухгалтеры пишут, и я увидела, что последний большой кус – пятьсот долларов со счета Селены – Джо забрал на следующий день, как я ему сказала, что знаю про его с ней проделки, а он сидел в качалке и ответил, что всего я не знаю. И уж тут он не соврал.

Я раз шесть все цифры просмотрела, а когда подняла глаза, вижу, мистер Пийз напротив меня руки потирает и вид у него обеспокоенный. На лысине пот блестит. Он не хуже меня понял, что произошло.

– Как вы видите, миссис Сент-Джордж, счета закрыл ваш муж, и…

– Как же так? – спрашиваю я его и бросаю на стол три книжки. Так их шлепнула, что он даже замигал и подпрыгнул. – Как же так, когда сберегательные книжки – вот они?

– Ну-у… – тянет он, облизывает губы и мигает, будто ящерица на солнцепеке. – Видите ли, миссис Сент-Джордж, это так называемые счета… то есть это были так называемые опекунские счета. Иными словами, ребенок, на чье имя открыт счет, может… мог бы снять с него ту или иную сумму, только если бы вы или ваш супруг заверили его подпись. А еще это означает, что любой из вас, как родитель, может снимать деньги с этих счетов, когда и сколько вы сочтете нужным. Как вы бы сделали сегодня, будь… кхе-кхе… на этих счетах какие-либо суммы.

– Но в книжках-то нигде никакие снятия не указаны! – говорю. Наверное, я в голос кричала, потому как люди в зале на нас оглядывались. Сквозь стеклянные стенки видно было. Да плевать я хотела… – Как он мог снять деньги без проклятых книжек?

Он ручки потирал все быстрее и быстрее. Они шуршали, как наждачная бумага, и если б он между ними сухую палку зажимал, так наверняка бы бумажки от жвачки в пепельнице поджег.

– Миссис Сент-Джордж, могу ли я попросить вас понизить голос…

– Мой голос – это мое дело, – кричу я еще громче, – а ты, дружок, лучше побеспокойся о том, как ведет дела этот дерьмовый банк! Сдается мне, тут есть о чем побеспокоиться!

Он взял из ящика листок бумаги и заглянул в него.

– Согласно этому документу, – говорит, – ваш муж заявил об утрате сберегательных книжек. И попросил выдать дубликаты. Это достаточно частое…

– Частое, не частое, чтоб ему провалиться! – Я прямо взвыла. – Вы меня не известили! Никто из банка меня не известил! Счета ведь были наши общие! Вот как мне объяснили, когда мы в пятьдесят первом открыли счета на Селену и на Джо Младшего. И то же самое было в пятьдесят четвертом, когда мы открыли счет на Питера. Вы что, хотите мне сказать, что с тех пор правила изменились?