Штормовое предупреждение - Летха
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже психотерапевт качал головой сочувственно.
Он и не удивится, если узнает о моей незавидной участи, решила Варвара и сморгнула остаточную туманную пелену ошибок прошлого, оказываясь лицом к лицу с густой клубящейся тьмой.
Забавно. Она решила, что это забавно, и мысленно дёрнула своё невесомое тело в сторону, позволяя липким щупальцам забраться в ноздри и рот. Почему-то снова стало тяжело дышать — разве мёртвым нужен кислород?
— …Чэн!
Что?
Надрывный голос, странный незнакомый язык, но вырванная из тела душа, кажется, постигла разом всю мудрость мироздания, так что изумлённая Варвара легко различила имя.
— Цзян Чэн!
Кто?
Варвара, захлёбываясь мутной аспидовой жижей, с усилием рванулась на единственный источник звука, протиснулась, судя по ощущениям, сквозь раскалённую узкую воронку, хрипло кашляя и неистово брыкаясь.
Оглохла на мгновение от наступившей тишины.
И открыла глаза.
Глава 1
Её новое тело металось в лихорадке.
Изредка выныривая из горячечного забытья, Варвара едва могла сфокусировать взгляд, но смутно знакомые и одновременно совсем чужие лица всё же отпечатались на обратной стороне век. Приходила белокожая статная женщина с красивыми аметистовыми глазами — матушка, услужливо подсказала память маленького мальчика, но Варвара решительно отвергла это утверждение — у неё уже была мать и выглядела она совсем не так.
Куда чаще перед взором мелькала сухонькая вертлявая старушка, слишком резвая для своего почтенного возраста, — отточенные движения её расплывались в одно большое бледно-лиловое пятно. Судя по всему, местная целительница. Она аккуратно, но цепко держала голову Варвары за подбородок ледяными пальцами, вливая в рот горькие снадобья, пахнущие полынью и имбирём. Варвара морщилась, но послушно глотала — прошлая жизнь, тесно связанная с лекарствами, здесь сыграла ей на руку.
Тщедушное тельце дёргали туда-сюда, обтирали белоснежными тряпками, смоченными в какой-то гадости, напоминающей по запаху старый-добрый спирт, поднимали осторожно, чтобы сменить мокрые от пота простыни, и опускали обратно на постель, где Варвара вновь забывалась тяжёлым прерывистым сном. Головная боль — самая верная спутница — не пожелала оставить её даже в этом странном месте, а ещё она слышала шёпот из тёмных углов комнаты ночью, находясь на грани между жизнью и смертью. Голос — невозможно было доподлинно различить — мужской или женский — отчаянно звал её по имени.
На второй день ужом проскользнула досадная мысль — очевидно, она не умерла.
Даже отправиться в мир иной по-человечески не сумела, и, конечно, лежала теперь в первой городской реанимации, под тяжёлыми наркотическими препаратами, вызывающими столь абсурдные галлюцинации. Разве видения способны касаться пергамента тонкой кожи со странной щемящей сердце нежностью? Способны взволнованным шёпотом переговариваться у её ложа и бережно подносить к сухим губам фарфоровую пиалу с тёплой водой? Способны ласково гладить по спутанным — тёмным теперь, надо же — волосам и напевать тихонько убаюкивающие мелодии?
На третий день Варвара с ужасом осознала, что это реальность.
Её измученный болезнями организм, вопреки прогнозам врачей, всегда оставался на удивление сильным и упорным и вытягивал её из очередного приступа чего бы то ни было буквально за пару дней, возвращая способность двигаться, разговаривать и даже относительно неплохо функционировать. Здесь же, на смятой влажной постели, пахнущей мускусом и луговыми травами, судя по исправно работающим биологическим часам, она провела уже не меньше семидесяти часов. Никакие транквилизаторы не держали бы её в плену иллюзии так долго. Ни один здравомыслящий доктор не стал бы подвергать организм пациента такому риску.
И ошарашенная Варвара дико вскинулась, отчаянно отбиваясь от рук напуганной целительницы, истошно заорала, хотя на деле с губ сорвался лишь жалкий хрип, метнулась с кровати прочь, запутавшись нескладными ногами в простыне, и рухнула, больно приложившись головой о деревянный столик со снадобьями.
Кто-то закричал над ухом — болезненные импульсы прошили насквозь черепную коробку, а судорога сдавила горло — и Варвара позволила себе позорно грохнуться в спасительный обморок, повиснув на чьих-то руках.
В лихорадочном беспамятстве она плутала по бесконечному лабиринту цветущих вишнёвых деревьев и никак не могла найти выход наружу, а обвязанные белоснежными лентами ветви смыкались за её спиной непроходимой чащей.
Очнувшись, наконец, полноценно, судя по ощущениям, глубокой ночью, Варвара потёрла налитые свинцом веки, позволяя воспалённым глазам привыкнуть к полумраку в помещении, и различила у постели сгорбленную фигуру в фиолетовых одеждах. Держа на весу её маленькую ладошку и уткнувшись лбом в запястье, женщина дышала хрипло и едва слышно, и Варвара с удивлением осознала — гостья спала. Бледная практически до синевы, с растрёпанной косой и в одном нижнем платье, она периодически вздрагивала и поводила плечами во сне, словно пытаясь сбросить наземь неподъемный груз, удавкой обвивший тонкую шею. Варвара вдруг захотела притронуться к матушке кончиками пальцев — на мгновение испытала порыв иррациональной жалости к знакомой незнакомке, но в следующую секунду поспешно отдёрнула руку, будто обожглась о пылающие угли. Неужели она действительно едва не позволила себе испытать глубокое сочувствие к посетительнице? Если эта женщина так переживала за родного сына, почему не обратила внимания на его подавленное состояние раньше? Почему некоторые воспоминания этого тела о ней были наполнены жгучей обидой и непроходимой тоской? Да, смешанной с безусловной любовью чада к родителю, но всё же печалью — колкой и разъедающей, как серная кислота.
Сейчас безутешная матушка молила мироздание о втором шансе для своего ребёнка, не подозревая, что ей не о ком больше молиться. Что нет больше любящего заботливого сына, преданного беззаветно, с восхищённым блеском в светлых глазах провожающего взглядом величественную фигуру в лиловом. Теперь есть только Варвара — уставшая и озлобленная на весь мир. И на эту женщину. И на это место — чужое и незнакомое.
Очень жаль, подумала Варвара, равнодушно глядя в расширившиеся от облегчения, радостного неверия и шока фиалковые глаза напротив.
— А-Чэн!
Мне правда очень жаль, матушка.
* * *
На утро её разбудили подозрительные шорохи, неловкое копошение, которое нежданный посетитель, впрочем, честно пытался скрыть, и тщательно подавляемые всхлипы.
Варвара недовольно поморщилась, разлепила мокрые ресницы и отметила про себя, что уже довольно поздно — широкие и тёплые солнечные лучи извилистыми лентами пробивались сквозь полуприкрытые ставни и весело скользили по смутным очертаниям предметов в комнате. Она ненавидела ясную погоду всем сердцем, предпочитая бесконечные калейдоскопы ливней и затянутое лохматыми свинцовыми тучами небо, но выбирать пока что не приходилось.
Надрывный плач повторился совсем рядом, и Варвара слегка приподнялась на локте — мягкая лиловая ткань, воспользовавшись шансом, коварно спала с покатого плеча и неудобно стянула