Операция «Хрустальное зеркало» - Збигнев Ненацкий

Альберт не ответил. Он шел рядом с нею по длинной кладбищенской аллее, обсаженной печальными туями. Лигенза задевала его плечом, так как в узкой аллее было тесно. Он взял ее под руку и склонился к самому уху:

– Бывает и так, что молодой человек, которому вроде бы больше не суждено почувствовать прелесть свободы, вдруг оказывается на воле. Случаются же побеги даже из-под перекладины. Но подчас неизвестно, – что же все-таки было лучше: могила или свобода. Одно несомненно – молчат только мертвые. У Иуды, как вам известно, был мешок. Рассказывают, что мешок этот был сшит не только из ягнячьей, но также из львиной и… лисьей шкур. Из шкуры ласки-лисицы, которая высасывает кровь через крошечную, почти неразличимую ранку. О, поверьте, в этом городе тоже есть Иудин мешок… Между прочим, можно сшить мешок из… медвежьей шкуры, – громко рассмеялся он, так что люди, шедшие рядом, с негодованием посмотрели на него.

– Медведь? – забеспокоилась она.

У открытых могил было много народу. Солдаты снимали гробы с машин и несли их на плечах через кладбище.

Альберт заметил дочь Рамуза, попробовал протолкаться к ней, но потом передумал. Начались речи.

Представитель воеводского комитета партии, маленький, рыжий, с бородкой, остановился прежде всего на особе покойного учителя:

– Рамуз не был коммунистом. Он принадлежал к нашей либеральной интеллигенции, с которой коммунистам не всегда легко найти общий язык. Он был, однако, настоящим педагогом, историком и, хотя не являлся марксистом, воспитывал своих учеников в атеистическом духе, прививал им умение объективно осмысливать историю и современные деяния нашего народа. Он учил разумно мыслить, внушал терпимость и непредвзятость. Некогда друг Перкуна, он развенчивал в представлении молодежи все распространяемые о нем легенды. Рамуза возненавидели клерикалы, он – еще одна жертва польского фашизма. Оружие, которое его поразило, было нацелено не только в дело социализма, оно ударило и в либеральную интеллигенцию. Наша интеллигенция лишний раз убедилась, что ее настоящий враг не коммунисты, а деятели подполья, которые неотвратимо скатываются на путь фашистского террора, стремясь задушить любую смелую мысль!

Потом выступающий сказал о Крыхняке:

– Он пал на поле боя, сраженный предательской пулей, пал, защищая народную власть и социализм.

Когда к красному полотнищу, покрывавшему гроб Крыхняка, прикалывали Крест Отваги, кто-то легко тронул Альберта за плечо.

– Это тоже надо уметь, майор, – сказал ему Яруга.

– Что именно?

– Погибнуть вовремя. Я вот думаю: проживи он хоть на день дольше, не пришлось ли бы хоронить его, как пса под забором? Хуже всего, однако, то, что час назад бежал Медведь. Я приказал снова доставить его на следствие, но по дороге он «ушел»… Никто не понимает, как это могло случиться.

– Да-а-а? – не очень искренне удивился Альберт. Над открытыми гробами продолжались речи. От

могил тянуло свежей землей. Вдова Крыхняка рыдала.

На улице, возле кладбища, Альберта остановил какой-то мужчина.

– Пойдемте, вас вызывает начальник.

– Вы меня вызывали? – спросил Альберт, присаживаясь возле стола и закуривая.

Яруга движением руки попросил своих сотрудников покинуть кабинет.

– Я не вызывал вас, майор, а лишь приказал одному из моих людей, чтобы он пригласил вас ко мне.

– Вы предупредительны.

– Вежливость – прежде всего, – подчеркнул Яруга и внимательно поглядел на Альберта. – Сами знаете, как бывает. Человек хотел бы поступать согласно инструкциям. Но подчас это невозможно. Именно поэтому я и пригласил вас. Хотелось бы выслушать совет старшего по рангу товарища. Потому что, когда я стоял рядом с вами на кладбище, то вдруг подумал: а не следует ли произвести эксгумацию трупа Крыхняка? Извлечь пулю из его черепа и послать на экспертизу. Стоит также проверить некоторые пистолеты. Потому что, знаете, майор, когда я стоял на кладбище, а Крыхняку на гроб пришпиливали орден, мне показалось, что все это выглядит чертовски странно. Я видел на террасе мертвого Крыхняка. Похоже, что пуля, которая его сразила, пущена не с крыши напротив, а из моего кабинета. И, пораскинув умом, я решил: вот у меня здесь майор из Варшавы, который, пожалуй, тоже обратил внимание на это. Он скажет, что Яруга слеп, как крот. Я и подумал: приглашу-ка я майора к себе, и мы вместе посоветуемся. А то вроде бы странно погиб этот Крыхняк.

– Странно, говорите? – удивился Альберт.

Их взгляды встретились. Они поглядывали друг на друга с интересом, словно впервые увиделись.

– Откуда вы знаете, что Крыхняк был предателем? – спросил Альберт.

– Вас прислали ко мне, майор, проверить, действительно ли Яруга так глуп, как о нем кое-где болтают. Но, клянусь вам, Яруга не такой уж дурак. Как только я услышал, что Крыхняк отправил народ на облаву, а вслед за этим на город налетела вся эта сволочь, поведение Крыхняка сразу показалось мне подозрительным. Вчера на третьем допросе Медведь почти точно описал приметы Крыхняка, когда говорил о человеке, который «засыпал» поручика Миколая.

Может быть, я покажусь глупцом, однако я рассуждал следующим образом: Крыхняк оказался предателем, кто-то воспользовался замешательством и прикончил его. Кому была на руку смерть Крыхняка, уже почти бывшего в наших руках и потому способного дать нам подробнейшую информацию? Разумеется, Роките. Он и прикончил человека, который представлял опасность. Альберт улыбнулся.

– Ничего не скажешь, Яруга, рассуждаете вы правильно.

– Раз Крыхняк мог оказаться предателем, то где гарантия, что и на более высоком посту не сидит подобная же сволочь? Не так ли, майор?

Оба замолчали.

– Я не спорю: вы рассуждаете правильно, – отозвался Альберт. – Но вместе с тем ваше суждение наивно и шаблонно. Простите, что я так говорю.

– Я не обижаюсь, – бросил Яруга. Теперь он уже смотрел только туда, где у Альберта находился пистолет.

– Вам не мешало бы сообразить, Яруга, что в тот момент, когда разгорелся бой, ни Рокита, ни кто-либо из его людей, ни даже сам майор госбезопасности не могли предполагать, что вы уже начинаете подозревать Крыхняка. И уж тем более никто не ожидал, что на следующий день вы схватите Медведя, который как бы опишет вам самого Крыхняка. Если бы Крыхняка в самом деле захотели убрать, то это могло случиться вчера, сегодня, но только не в момент перестрелки. Вы просите моего совета: производить или нет обследование трупа Крыхняка? А я не знаю. Клянусь богом, не знаю. Я не уверен, что это как-то прояснит дело. Мне кажется, что тот, кто прикончил Крыхняка, тоже не был дураком. А если выяснится, например, что пуля, сразившая Крыхняка, из его же пистолета?