Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский

целого града импульсов влечения и отторжения, которые порождают внутренний кинофильм и вновь возникают в ответ на каждую запущенную в нем сцену. Вам вспомнится вчерашний день, подумается о завтрашнем. Возможно, промелькнет что-то о еде, о сексе, о статусе и власти, об угрозах и возможностях.

Импульсы будут тянуть то в одну сторону, то в другую. Это лишь вопрос времени, когда какой-то из них одержит верх и подымет вас на ноги. Может, впрочем, случиться и так, что возобладает потребность во сне и отдыхе – и вы уснете.

Мы, таким образом, являемся наследниками древней лимбической системы управления поведением. Она все еще совершенно незаменима для нас и необходима, как воздух, но многие особенности этого наследства стали скорее обременительны, чем полезны. Они безнадежно устарели.

Мы более не рыщем по саваннам в поисках пищи, тревожно оглядываясь по сторонам. Скромный набор из «замри, бей или беги» стоит на пути более высоких запросов человеческого духа. Лимбическая система слишком примитивна и стереотипна для наших задач и для нашего образа жизни. Ее нейропластичность низка, потому она досадным образом ограничивает человеческое развитие. Это набор устаревших кнопок для запуска устаревших программ. Она воспринимает стимул, он бессознательно и шаблонно ей обрабатывается, а затем компьютер выдает столь же шаблонное решение.

Иначе и быть не могло. Это единственный способ, как маленький мозг может выживать в этом большом мире. Он полагается на шаблоны, которые меняются не в течение его индивидуальной жизни, а на протяжении десятков и сотен поколений, путем случайных генетических мутаций.

Доля совершаемых лимбической системой ошибок невероятно высока. Наши эмоции и потребности, которые должны служить целям жизни, пребывают в постоянном хаосе и конфликте. Они причиняют огромный объем страдания индивиду, сталкивают его с окружающим миром в актах бессмысленной ненависти и разрушения и ставят палки в колеса всем созидательным задачам.

Человеку более нет нужды так слепо полагаться на сигнализацию лимбической системы, сделанную под нужды существ с маленьким мозгом, довольно скромным набором жизненных задач и совершенно иными условиями существования.

Девяносто миллиардов нейронов, двести триллионов связей между ними – это возможность слезть с бракованного автопилота. Наш ум способен не только на полуслепую автоматическую реакцию, но и на свежесть и точность действия. Нам нет необходимости ждать поколения, чтобы измениться, как это происходит везде в царстве жизни вот уже несколько миллиардов лет. Мы можем менять самые фундаментальные привычки ума и поступка прямо здесь и сейчас, а не перекладывать это на эволюцию и на плечи отдаленных потомков.

Но как же начать больше действовать и меньше реагировать? Как немного ослабить ошейник полумиллиардолетней давности? Для этого сперва нужно посмотреть на лимбическую систему с другой стороны – с позиций кибернетики.

Шум в голове

Чтобы сбить вражеский самолет, солдат времен Второй мировой войны должен был руководствоваться простым правилом. Следовало бить немного впереди от намеченной цели, на опережение. В противном случае самолет просто изменит местоположение и выпущенный снаряд неминуемо опоздает на запланированную встречу.

Простым это правило может показаться лишь на первый взгляд, потому что точную величину отклонения было необходимо высчитать на основании ряда переменных. Требовалось учесть предшествующую траекторию движения самолета, его скорость, направление и набранную высоту. Хорошо было не забывать и про возможность маневра уклонения. Наконец, все это нужно было сделать очень быстро.

Многие военные, ученые и инженеры той эпохи ломали головы, как повысить точность зенитного огня. Математик Норберт Винер, однако, зашел значительно дальше. Он понял, что весь описанный процесс можно довольно просто автоматизировать и со временем это позволит практически полностью исключить человеческий элемент из противовоздушной обороны.

Первым делом зенитную установку требовалось объединить с радаром и простым аналоговым компьютером. Это устройство должно было принимать данные с радара о местоположении самолета, его скорости и траектории. Затем на основании математических уравнений, специально созданных Винером, оно должно было сделать предсказание о том, где самолет будет находиться дальше. Тогда прикрепленные к зенитке моторы начинали автоматически наводить прицел и давали сигнал к выстрелу.

Работа группы Винера над созданием высокоавтоматизированных зенитных орудий началась сразу после вступления США во Вторую мировую войну. Хотя их творение не успело дойти до стадии производства, у идей Винера появилось куда более судьбоносное и масштабное продолжение.

Кропотливые размышления над процессом принятия решений зенитным орудием заставили Винера задуматься о том, как вообще информация циркулирует в мире вокруг нас. Как решения принимают одноклеточные организмы, сложные нервные системы животных и сами люди?

Он обнаружил, что повсюду в природе имеются саморегулирующиеся информационные системы. Они получают информацию из внешней среды, обрабатывают ее, на этой основе производят свою собственную информацию и выдают поведенческую реакцию. Так должна была вести себя разрабатываемая Норбертом Винером военная машина. Именно такой системой был и он сам, а также деревья за окном, бегущая по улице собака и даже микробы на кончиках его пальцев.

В темном жерле зенитной установки ученый разглядел нечто поразительное – то, что он никак не ожидал там увидеть.

Это были готовые контуры прекрасной науки будущего, на которой сегодня основаны все компьютерные технологии и самые передовые разработки человечества от искусственного интеллекта до мозговых имплантов. Это было моментом рождения кибернетики, и ее фактическим отцом-основателем стал Норберт Винер. В 1948 году это слово впервые публично прозвучало в его монументальном труде под названием: «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине».

Разумеется, Винер не мог создать целую научную область один. Тысячи и тысячи светлых умов до него, одновременно с ним и после него приносили плоды собственных трудов на эту великую стройку. Кто-то подтаскивал лишь пару кирпичей, а иные сгружали целые телеги и принимались ваять. Ко второй группе принадлежал американский математик Клод Шеннон, чьи лавры сияют не менее ярко, чем у Винера.

В 1948 году (столь урожайном для кибернетики) Клод Шеннон стал первым, кто употребил слово «бит» для обозначения минимальной единицы информации. Подобно Винеру, он активно участвовал в разработке алгоритмов для автоматизации оружия, а также в создании систем шифрования данных для ведения секретных переговоров между президентом Рузвельтом и Черчиллем во время военных действий.

Как и Винер, он сразу же понял, что эти узкие военные задачи неожиданно для всех распахнули окно во что-то несоизмеримо большее. Большее не только, чем изготовление тех или иных устройств, а чем сам человеческий вид. Шеннон создал фундамент современной теории информации и теории связи, и его работа сплелась с винеровской кибернетикой в единое целое.

Но