Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский

В-третьих, желание не дается нам в чистой и дистиллированной форме, так что влечение и отторжение всегда предметны. Они цепляются за какой-то объект, пускай даже созданный самим же нашим умом и очень смутно им угадываемый. В зависимости от того, на что именно направлены импульсы влечения и отторжения, в нашей голове возникает тот или другой каскад ассоциаций. Рождаются воспоминания и образы, воображение рисует сценарии и картины.

Сочный стейк, перспектива встречи с семьей, грядущая схватка с противником – любое творение ума вызывает свою собственную последовательность из актов влечения и отторжения от разных потребностей.

За этим следует новый каскад ассоциаций и импульсов, новая цепная реакция – и так день за днем, ночь за ночью, до нашего последнего вздоха. Страх, неловкость, смущение, стыд, гнев, досада, надежда, вера, радость, упоение, торжество. Химическая формула каждого слова в словаре человеческих чувств насыщается уникальным опытом жизни и уникальными воспоминаниями, но ее основа непременно состоит из одних и тех же элементов в разных пропорциях: один-ноль, да-нет, плюс-минус.

Ограничения лимбической системы

Трудно поддается пониманию, что все книги, фильмы, композиции и программы на наших компьютерах слагаются из гигантских последовательностей нулей и единиц. Как это возможно, ведь нули и единицы плоски и примитивны, а произведения человеческого гения различны, многогранны и многомерны? Как столь сложное можно свести к столь простому?

Но постепенно вникаешь в эту механику, свыкаешься с ней и преисполняешься восхищением. Тогда становится проще понять и ту ловкость, с которой эволюция жизни использовала столь малое, чтобы создать столь многое.

Поистине, цифра два могущественна и, подобно ключу, отпирает многие загадки природы и приводит в движение самые поразительные механизмы. Это касается не только машинной кибернетики и лимбической системы человека, но любой жизни вообще. Всякий организм стремится выжить и развиться, расширить и продолжить себя в пространстве и времени. Есть ситуации, которые позволяют ему это сделать и способствуют этим целям. Есть и те, которые мешают. К одним он испытывает естественное притяжение, а от других пробует отдалиться.

Взглянем ли мы на простейшую бактерию или на гениальнейшего из людей, это обстоятельство будет для них равно справедливо. Обозревая все древо жизни от самых низких его веточек до парящей в облаках кроны, мы не находим исключений из описанного здесь правила. Да и как поведение живого существа могло бы быть устроено иначе?

Но для того, чтобы разобраться, к чему следует испытывать влечение, а к чему отторжение, организм должен собирать информацию о мире. Мир же огромен и сложен, а познающая его жизнь мала и слаба.

Первые существа на земле либо не имели нервной системы вообще, либо в их распоряжении находился крайне скромный инструментарий. Там было очень мало нервных клеток и очень мало связей между ними. Вычислительная мощность таких познавательных систем была очень низка, а их нейропластичность крошечной.

Природа, как обычно, нашла элегантный выход. Если одна бактерия или одна круглоротая рыба не способна разобраться, что к чему и что в жизни хорошо, а что плохо, то сотни и тысячи поколений (в каждом из которых могут быть миллионы особей) могут, если их усилия как-то объединить.

Такое объединение произошло с помощью механизма эволюции посредством естественного отбора, открытого Дарвином и описанного последующими генетиками. Принцип эволюции довольно прост. При зарождении каждого нового организма в его ДНК происходят случайные генетические мутации. Как следствие, весь его фенотип, его шаблоны поведения и познания, отличаются от арсенала породившего его существа, пускай даже эти различия минимальны.

Посредством случайных генетических мутаций эволюция порождает несметное число все новых и новых организмов, и каждый из них немного иначе воспроизводит влечение и отторжение. Особи с такими врожденными склонностями, которые лучше соответствуют условиям окружающего мира, с большей вероятностью выживают и дают потомство. Их гены, их свойства передаются дальше, новым поколениям и получают количественное преимущество в генофонде.

Таким образом, развитие нервных систем по необходимости шло путем генетического формирования все более и более надежных заготовок, все более надежных стереотипов поведения и познания.

Мозг был еще слишком примитивен, чтобы быть способным на мало-мальски свежий ответ на ситуацию, на оригинальное действие. Он рождался с прошитыми в ДНК шаблонами и в каждых новых обстоятельствах сверялся с ними. Наша лимбическая система как раз и состоит из таких автоматизмов, потому что начала формироваться в темных глубинах времен еще у беспозвоночных обитателей океана.

Всякий раз, когда лимбическая система сталкивается с чем-либо, она пропускает новую информацию через встроенные в нее познавательные программы потребностей. Потребности спешно помещают ситуацию на свои весы, проводят нехитрые замеры и затем посылают сигналы дальше. Там они преобразуются в акты влечения и отторжения.

Потребность в безопасности, наш страх, звенит в свой звоночек. Повинуясь ее зову, наш ум рисует ужасные картины грозящей опасности. Потребность в исследовательском поведении звенит в свой. Нас охватывает любопытство и жажда знаний, азарт до всего нового.

Голод в свою очередь рисует в нашем уме картину богатого стола и излюбленных яств. Миндалина прочит нам власть и славу или же призывает напасть на противника и с наскока снести все препятствия. Лень своим гипнотическим голосом влечет нас в тепло и уют бездеятельности.

В голове человека постоянно проносится поток из желаний от центров потребностей в мозге. В кильватере за ним следует вереница порождаемых ими образов, хотя на поверхность сознания всплывает лишь малая доля из них.

Лимбическая система старательно фильтрует столь сбивчивую многоголосицу и в каждый момент времени выискивает в ней самый громкий голос. Тогда в нас рождается автоматическая поведенческая реакция и для нее создается соответствующая эмоциональная поддержка. Мы как по нажатию кнопки идем туда, куда зовет наиболее громкая программа потребностей и отодвигаем прочие в сторону.

Так происходит, если человек покорно следует автопилоту лимбической системы. Он уподобляется марионетке. Звучит одна сирена, нам весело – и мы пускаемся в пляс. Звучит другая, мы раздражаемся, приходим в ярость или впадаем в депрессию.

Жизнь проходит, как и встарь, в океанических глубинах, то есть бессознательно. Все осуществляется по принципу «стимул-реакция», причем выбор реакции происходит принудительно. В режиме автопилота нет места для подлинной мысли и для анализа.

Наблюдать за непрерывной работой лимбической системы лучше всего не в условиях эмоциональных бурь, а в спокойствии. Достаточно сесть в тишине и сосредоточиться на том, что происходит в вашем сознании. Там будут загораться единичные образы и проноситься целые ассоциативные ряды, и каждый из них, если проявить внимание, будет связан с определенной потребностью.

Вы почувствуете на себе стук