Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добрый вечер! Я благодарю вас за приглашение и обязуюсь исполнить условия нашего соглашения честно, после чего рассчитываю на оговоренное вами вознаграждение. И трогать меня вовсе не обязательно!
Гай поморщился, как будто с досадой, и также шепотом произнес, глядя поверх моей головы:
– Можешь обращаться ко мне без церемоний, ты свободная женщина и в гостях у Рима, это позволено. А то я уже начинаю себя чувствовать с тобой дряхлым стариком, которого заждались предки…
– Ну, что вы… ты… у вас, то есть у тебя самый прекрасный возраст. Уже немало опыта за плечами и столько всего впереди.
Мне показалось или Гай снова чуть улыбнулся, взгляд его потеплел. Но нашу странную беседу прервала прекрасная Оливия. Она усадила консула на достойное место, конечно же, рядом с собой, а мне пришлось отойти дальше и составить компанию Клодию. Однако, я видела, как несколько наших «соседей» очень заинтересованно окидывали меня взглядами с ног до головы. Прямо как кобылу на ярмарке – на что же я могу сгодиться…
Но вот рабы стали вносить кушанья. Сначала на столы поставили сосуды с вином, солонки и соусники, а также полотняные салфетки. Клодий тут же шепнул мне, что в таких вот промокших от жира тряпицах некоторые жадные гости даже уносили с собой часть ужина. Вот тебе и высшее общество… м-да…
Затем появились миски со всевозможными закусками, возбуждающими аппетит: черные и зеленые маслины, карфагенские гранаты и сливы, горячие колбасы и африканские смоквы. Я косилась на блюда с едой, но старалась не выпускать из виду и Гая Мария. Мы даже пару раз встретились взглядами, и мне почудилась усмешка в приподнятых уголках его губ. Оливия трещала без умолку и громко смеялась. Она бесспорно была королева бала.
Вокруг раздались громкие одобрительные возгласы – четверо рослых парней в крошечных набедренных повязках внесли в залу блюдо с огромным кабаном. Наши восторги оказались даже преждевременны…
Слуга охотничьим ножом разрезал бок кабана и оттуда вылетела стайка живых дроздов. Это было удивительное зрелище! Другие рабы держали наготове длинные прутья, нарочно вымазанные клеевой массой, чтобы отловить всех пичужек и преподнести гостям. Между тем вокруг мраморных столов появились корзины со спелыми финиками.
А на сами столы расставили тарелки с мелкими птичками, начиненными изюмом и орехами, затем их сменили устрицы, улитки, морские гребешки. Бесконечная череда изысканно украшенных блюд: языки фламинго… молоки мурен… павлиньи мозги… мисочки с соусами.
– Клодий, как ты можешь есть всю эту гадость, пошли-ка домой, надеюсь, Мапроник оставит нам немного серого хлеба.
– Наталия, у тебя воистину плебейские вкусы, – вздохнул дядюшка с тоской поглядывая на любимую пищу.
– У консула тоже, смотри-ка, он разделывает мясо, а блюдо с этими чудными ежиками передал сенатору.
Наш тихий разговор прервал повелительный жест Хозяйки.
– А теперь я желаю усладу для моих ушей! Пусть наш скромный гость прочтет свое сочинение.
Просьба-приказ был обращен к моему соседу, но самоуверенный Петроний немедленно вылез вперед:
– Божественная Оливия! Зачем вам утруждать свой слух грубыми речами эпикурейца. Что Клодий мог сочинить в своем аскетическом уединении, полагаю, сущую ерунду. А вот я приготовил для вас настоящее лакомство, моя богиня!
Увидев благосклонный взор направленный уже на манерного выскочку, я грубо толкнула Клодия в бок.
– Вставай и борись! Прочти свою оду, наконец, ты мужчина или кто?!
Клодий вскинул свои серые очи на «богиню» и тотчас опустил их в смятении. Да надо же какие мы тут робкие, тьфу, угораздило меня именно к этому доходяге во двор попасть, не могла я приземлиться в нескольких метрах дальше… за оградой Каррона, например.
Может, и он бы меня приютил как бедную родственницу из Этрурии. Ага, сейчас, держи карман шире… сдал бы в какой-нибудь увеселительный дом, с него «солдафона» станется. Нет, ребята. Я так просто не сдамся, я отвоюю шанс для моего благодетеля.
– Простите, блистательная Оливия, но я прошу слова! Точнее несколько слов, в которых я поведаю вам об этом удивительном человеке…
Я бесцеремонно ткнула пальцем в сторону Клодия, а тот от удивления даже перестал жевать и чуточку покраснел. Еще бы, в атриуме установилась относительная тишина и все полупьяные рожи… гм… лица разом уставились на моего друга.
Я вдохновенно продолжала:
– Посмотрите на этого мужчину! Да… он не обладает силой Геркулеса и отвагой нашего консула (надо же было, пользуясь случаем, и Гаю польстить), он с виду неказист и робок, но… если бы вы только знали какое горячее сердце бьется под его изношенной тогой. Воистину сердце льва… сердце леопарда, смертельно раненого любовью. Да-да… истинной любовью к благородной и недоступной женщине.
Тут меня даже перебил какой-то лысоватый толстенький коротыш, отложивший ради моей звонкой речи здоровенную кабанью ляжку:
– А что бывают совершенно недоступные женщины? На мой взгляд даже богини падки на золото и лесть…
– Погоди, Аквилат, девушка славно декламирует! Дай послушать!
Это подал голос сосед толстяка – миловидный пухлогубый мужчина средних лет, от него за сто шагов разило терпкими благовониями.
Я продолжала, постепенно повышая голос до звенящих нот:
– Так вот… изнывающий от неутоленной страсти поэт грозится лишить себя жизни, если Венера Земная не разгадает его намеков и не снизойдет в его пылкие объятия. Клодий готов растопить льды своей нежностью, готов излиться лавой Везувия из своих чресел…
«Боже мой, что я несу это, уже явный перебор… надо закругляться, пока не у всех еще глаза расширились так же, как у госпожи Котта».
А завершить свою рекламную акцию я решила стихами Николая Гумилева, конечно же, о самом чудесном любовнике" – дяде Кло:
Его уста – пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки – бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья…
Да что там говорить! А говорить-то я всегда умела. Особенно читать стихи, у меня даже награды есть за участие в специальных конкурсах. Но здесь на кону была репутация хорошего человека и моего кормильца. И, кажется, я поняла чего недоставало вдовушке, избалованной брутальными самцами.
– А сейчас поэт прочтет оду в честь благословенной хозяйки этих славных пенат.
И что же вы