Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобное настроение героя и образы стихотворения были хорошо известны первым читателям Чосера по французской куртуазной лирике, где они уже стали общим местом. Возможно, и сам Чосер понял это, не завершив стихотворение, но в дальнейшем использовав некоторые его фразы в других произведениях. Зато форма «Прошения к своей госпоже» была новаторской. Первая часть стихотворения написана королевской строфой, во второй и третьей Чосер первым в истории английской поэзии ввел дантовские терцины, строки, рифмующиеся по схеме aba bcb и т.д., а в четвертой также впервые в английской поэзии — десятистрочные строфы, рифмующиеся по схеме aabaabcddc (исключение — вторая строфа).
«Жалобная песнь Марса» («The Complaint of Mars») — одно из самых сложных и наиболее удачных в художественном отношении стихотворений Чосера. Оно состоит из трех неравных между собой по длине частей: прелюдии (proem), повествования (story) и самой жалобы. Как предполагают исследователи, возможно, повествование и жалоба были написаны в разное время, а затем поэт соединил их вместе, добавив прелюдию.1782 Проверить эту гипотезу сейчас нельзя, хотя повествование и жалоба действительно, по крайней мере чисто внешне, не очень тесно связаны между собой.
Положение небесных светил (Марса, Венеры, Солнца и Меркурия), описанное в стихотворении, совершенно определенно отсылает нас к концу марта — началу апреля 1385 г. Долгое время считалось, что Чосер намекнул здесь в зашифрованном виде на один из придворных скандалов, случившихся тогда, — на связь между Изабеллой Йоркской, дочерью Джона Гонта, и Джоном Холландом, герцогом Эксетерским. На этот скандал якобы сослался и один из переписчиков стихотворения. Однако современные исследователи опровергли это мнение. Они указали, что слова переписчика «made by my Lady York…and my lord of Huntingdon» в данном контексте нужно понимать не как намек на их связь (т.е. будто бы «касающиеся леди Йорк и лорда Хантингдона»). Они якобы означают, что стихотворение «было заказано» или, может быть, «прочитано при дворе» Изабеллой Йоркской и Джоном Холландом.1783
В прелюдии Чосер, приветствуя наступление весны и устанавливая время рассказа — рассвет в день святого Валентина,1784 знакомит читателей с рассказчиком. Это птица, приветствующая приход весны как времени любви и выбора своей пары. Но влюбленные люди живут по другим законам, и для них весеннее утро — это грустное время расставания. Вводя этот традиционный для средневековой альбы мотив, поэт искусно создает двойственную, слегка ироническую перспективу следующего далее повествования, в котором законы возрождающейся после зимней спячки природы противостоят условностям куртуазной любви.
Сюжет повествования восходит к эпизоду из «Метаморфоз» Овидия, где римский поэт описал, как Феб на рассвете заметил спящих вместе Марса и Венеру и рассказал об этом Вулкану, мужу Венеры. Тогда ревнивый Вулкан сделал сеть, приковавшую влюбленных к ложу, и выставил их на всеобщее осмеяние олимпийских богов. Переосмыслив этот сюжет, Чосер убрал из своего стихотворения Вулкана и его сеть, оставив лишь страх влюбленных перед появлением Феба как напоминание о «Метаморфозах» и античной составляющей сюжета.
Однако действующие лица стихотворения — не олимпийские боги, но переосмысленные на средневековый лад небесные светила. Поэтому Марс у Чосера завоевывает благосклонность Венеры благодаря траектории движения небесных светил, равно как и в силу своих рыцарских достоинств. Венера же движется в два раза быстрее Марса, и он после их встречи уже не может ее догнать, а появление Феба (солнца), так пугающее влюбленных, означает надвигающуюся перемену положения небесных светил, которая должна разлучить их. Светила при этом наделены и чисто человеческими чувствами, заставляющими их страдать на куртуазный манер. Но каковы бы ни были их чувства, боги-планеты подчинены строго размеренному и изначально предопределенному курсу движения, противиться которому они не могут. Поэтому Марсу ничего не остается, как изливать свое горе в жалобной песне, а веселой птичке-рассказчице славить «утро, полное любви».
В «Жалобе Марса» ироническое измерение исчезает, о чем свидетельствует и изменившаяся форма стиха. Вместо королевской строфы, которой были написаны прелюдия и повествование, Чосер теперь обращается к девятистрочной строфе. Поданные с полной серьезностью куртуазные мотивы выходят тут на передний план. Марс говорит о верном служении своей даме, жалуясь на ее жестокость. Герой задает и вопросы, на которые нет ответа:
Зачем Господь своим назначил чадамТех, кто однажды оказался рядом,Любить почти помимо нашей воли?Чтобы в одно мгновение усладамНам обернуться настоящим адом,Неслыханным, невиданным дотоле?Зачем расписаны так жестко роли?Зачем должны мы так к любви стремиться,Если ей здесь не суждено продлиться?………..Зачем Владыка собственной рукойНаказывает так свои созданьяИ все благие наши упованья,Как дым, вдали рассеивает где-тоБыстрее, чем зима сменяет лето?(Перевод Т.Ю. Стамовой)
Для Марса любовь оказывается безумством, которое почти невозможно избежать. Обращаясь в конце стихотворения к рыцарям и дамам, Марс просит лишь о жалости и сострадании. Только это и может ему хоть немного помочь, ибо никакого другого выхода в его ситуации нет.
Как отметили большинство критиков, поставленные так вопросы Марса затрагивают, пусть и кратко, проблемы свободы воли и природы любви, явно предвосхищая зрелые произведения Чосера — «Троила и Крессиду» и историю Рыцаря из «Кентерберийских рассказов».
Долгое время считалось, что «Жалобная песнь Венеры» («The Complaint of Venus») является своеобразным продолжением «Жалобной песни Марса», где на этот раз речь ведет Венера. Так думали уже первые переписчики, поместившие ее в ряде рукописей сразу же за этим стихотворением. Тем не менее, современные исследователи считают, что у нас все-таки нет достаточных оснований считать «Жалобу Венеры» непосредственным продолжением «Жалобы Марса». Оба стихотворения мало связаны между собой, и никаких астрономических или мифологических аллюзий на античных богов во втором из них нет. На самом деле «Жалоба Венеры» является переводом, порой весьма свободным, пяти баллад Отона де Грансона, французского современника Чосера, с которым он был лично довольно хорошо знаком. Чосер, изменив пол рассказчика (женщина вместо мужчины), превратил стихотворения Грансона в балладу, состоящую из трех восьмистрочных частей с десятистрочным заключением в конце. Тема баллады — поданные в куртуазном ключе радости и горести любви. В первой части дама-рассказчица вспоминает достоинства своего благородного возлюбленного, во второй останавливается на горестях, которые принесло их чувство, а в третьей вновь возвращается к воспоминаниям о былом счастье. В заключении же автор сетует на трудности перевода, жалуясь на бедность рифм в английском языке. Чосер, однако, виртуозно справился со сложной рифмовкой стихотворения. Ученые полагают, что, возможно, эти его сетования на поэтические трудности задачи, которую он поставил перед собой, были всего лишь типичным для позднесредневековых поэтов топосом «ложной скромности» (affected modesty), желанием привлечь внимание читателей к своему отточенному мастерству.1785 Если это так, то Чосер к моменту создания «Жалобы Венеры» уже имел на это право.
Отточенное мастерство видно и в полной изящества и легкой иронии балладе, названной «Розамунде» («То Rosemounde»). Теперь это уже не жалоба, но привычная для придворной поэзии похвала возлюбленной. С одной стороны, Чосер здесь как будто бы сполна отдает дань куртуазной традиции. Он изображает недоступную красавицу, чьи глаза похожи на кристаллы, а щеки на рубины. Герой стихотворения ранен любовью, пылает от страсти, но готов страдать всю жизнь от безответного чувства. И вместе с тем поэт смеется над этой традицией, показывая ее абсурдность. Взаимность герою вовсе даже и не нужна, хотя его слезы способны наполнить целую бочку, а себя самого он самым неожиданным образом сравнивает с вареной щукой в желейном соусе (рук @walwed in galauntyne). Благодаря таким образам чувства героя и сам способ их выражения иронически вывернуты наизнанку и поставлены под сомнение. Само же двойственное восприятие куртуазной традиции совершенно явно предвосхищает «Троила и Крессиду».
Как ясно из русского названия еще одного стихотворения «Похвала женщине» («Womanly Noblesse» — дословно «Женское благородство»), оно также написано в форме куртуазного комплимента даме, обыгрывающего привычные для придворной лирики образы. Авторское отношение здесь вполне серьезно, и ирония, присущая «Розамунде», отсутствует. Стихотворение во многих рукописях имеет подзаголовок баллада и действительно заканчивается традиционным для жанра заключением. Однако по форме это все-таки не совсем традиционная баллада, так как «Похвала женщине» состоит из трех девятистрочных строф без рефрена с двумя повторяющимися рифмами в каждой из строф, причем одна из этих рифм повторяется и в заключении. Подобная рифмовка потребовала от автора незаурядного искусства, которое, по крайней мере чисто внешне, далось ему без всяких трудностей. Поэтому его извинение за отсутствие должного мастерства (myn ignoraunce) в заключении, видимо, как и в «Жалобе Венеры», также было данью топосу «ложной скромности», заставляющей читателей обратить внимание на виртуозность стиха.