Роман Брянский - Сычев К. В.

– Однако это – недоброе дело, батюшка! – вскричала, выслушав отца, Ольга Романовна. – Разве тебе не жаль своего сына Олега? Ах, мой бедный братец! Как же он перенес это жестокое наказание?

– Что ты, доченька? – перекрестился Роман Михайлович. – Разве можно называть наказанием дело спасения моего сына? Олег, как оказалось, так влюбился в ту Кветану, что увяз в своей любви, как в бездонном болоте! Когда он приехал в Брянск и обо всем узнал…Сначала он упал в нашем тереме перед матушкой на пол и так лежал без движения и голоса три дня и три ночи! Лишь один отец Игнатий сумел оживить моего сына от душевной боли! А после того, как Олег отошел от своего оцепенения, он прибежал ко мне в небывалом гневе и сказал, что не забудет этого зла до самой смерти! Что он теперь никогда не женится! Грозился уйти в монахи! Наконец, он оскорбил княжеский венец, обозвав его никчемной культяпкой! Я тогда промолчал, выслушав горькую обиду, и послал к нему попов – отца Игнатия и молодого отца Арсения. Этот Арсений, мудрый и благочестивый книжник, едва успокоил моего сына. А потом я ушел в поход с воеводой Ногаем на греков и болгар без Олега. Пришлось его оставить в Брянске. Это посоветовали попы: они побоялись, что у княжича может помутиться ум в далеком походе…

ГЛАВА 3

ВСТРЕЧА С СЫНОМ

Купец Илья был сегодня в хорошем настроении: наконец-то приехал в гости его старший сын Лепко!

– Что, кажется, стоит сыну почаще бывать в нашем городе? – думал седобородый отец. – Брянск – не так далеко отстоит от нашего Смоленска!

Приезд сына поздней осенью 1270 года был единственным радостным событием в жизни смоленского купца за последнее время.

А все началось с того, что три года тому назад в Великом Новгороде, при князе Юрии Андреевиче, случился страшный пожар: в один день весь город превратился в сплошное море огня. Лишь примыкавшие к реке Волхову строения, часть торговой стороны и городская крепость уцелели. Совершенно выгорел Неревский конец, на месте которого осталось лишь огромное, серое от пепла, поле. Больше всего пострадала от стихии городская беднота: без жилья и хозяйственных построек осталась половина населения города. Отчаявшиеся, обозлившиеся, голодные люди обвинили во всем городские власти и богачей. Начались массовые беспорядки и грабежи. Особенно досталось купеческим лавкам. Мятежники беспощадно их разгромили. Только иноземных купцов не тронули: их имущество надежно охраняли и княжеские дружинники, и городское ополчение, созванное тысяцким по случаю беспорядков.

Смоленские купцы – Ласко Удалович и Избор Ильич – потеряли все свое имущество и товары. У первого в беспощадном пламени сгорели все торговые лавки, а второй был ограблен мятежной чернью. Ущерб, понесенный купцом Ласко, был огромный! В новгородские товары была вложена половина его богатств! Торговля с Новгородом потеряла после этого для него всякий смысл. Продав за бесценок свои торговые места новгородским купцам, Ласко Удалович покончил с северной торговлей и с горя занемог. Теперь он совершенно отошел от дел и всей торговлей ведал его сын Мил, который не пришел в отчаяние в трудное для семьи время, и, опираясь на помощь родственников и наличные запасы серебра, стал постепенно восстанавливать прежнее положение своего торгового дома.

Избор Ильич в то время оказался в еще более трудном положении, чем его тесть. Ведь все свои доходы он имел только от новгородского торга. Лишь помощь отца и старшего брата Лепко позволила ему болезненно и медленно перейти на новую торговлю – теперь уже с иноземцами, обосновавшимися в Смоленске. Потерпев ущерб от новгородских беспорядков, младший сын Ильи Всемиловича уже больше не хотел поддерживать связи с беспокойным, непредсказуемым городом.

Сам же Илья Всемилович не прекратил новгородскую торговлю. Он продолжал посылать в великий северный город богатые обозы с мехами.

– Разве есть толк в том, что ты сбываешь, здесь, на месте, свои товары иноземцам? – вопрошал он сына Избора. – Только одни убытки! Если немец что-нибудь берет, так с огромной для себя прибылью! Пусть я гоняю своих людей в Новгород, но доход у меня больше твоего на треть!

– Ах, батюшка, – отвечал ему на это Избор Ильич, – а сколько опасностей подстерегают твоих людей? Там, в этом городе, вечные неурядицы! Только ссоры и войны со своими князьями! Вон, смотри, нынче там опять бунт, теперь уже против князя Ярослава! А война с немцами? Несчастная беднота осталась после пожарища без куска хлеба, так новгородская знать, пользуясь бедой простолюдинов, послала их на жестокую войну с немцами! Даже мой приказчик, Дружила Умыслич, пошел в то ополчение. Вот и сложил он свою головушку в битве с немцами у Раковора два года тому назад…Не мог сюда, ко мне, приехать! Разве я не нашел бы ему тут работу? А какой был славный приказчик!

И слова младшего сына Ильи Всемиловича оказались пророческими. Новгородская торговля стала едва не убыточной для всех смолян! Два года тому назад обоз купца Ильи с товарами чудом добрался до великого города, а вот совсем недавно, в нынешнюю весну, у обширных новгородских болот появились вооруженные немцы и перерезали известный торговый путь…Пришлось купеческим людям возвращаться назад в Смоленск «несолоно хлебавши».

– Ладно, что еще удалось избежать встречи с теми немцами, – рассуждал про себя Илья Всемилович. – Другим нашим купцам не повезло. Пропали все товары, а их люди бесследно исчезли, как будто их совсем не было! Пора, как я вижу, прислушаться к совету сына Избора и положить конец поездкам в этот город…А может, уйти на покой и закончить всю свою торговлю? – Седовласый купец задумался и провел рукой по морщинистому лбу. – Пора, видимо, на отдых! Эх, старость! Вот придет сынок Лепко, тогда обдумаем это дело…Передам все свои товары и дела сыновьям: пусть себе торгуют. А сам – лягу на печь и буду почаще ходить в церковь…

Хлопнула дверь, и в купеческую светлицу вошел старший сын Ильи Всемиловича Лепко. – Это я, батюшка! – весело сказал он, потирая руки. – Уладил все свои дела со смоленскими купцами! Опять я с прибылью! Договорился даже о волчьих шкурах! Так можно торговать!

– Садись, сынок, – улыбнулся Илья Всемилович, – сюда, рядом, на эту татарскую скамью.

– Да разве это скамья, батюшка? – засмеялся Лепко Ильич. – Это же татарский топчан! Какой мягкий! Видно ты научился ордынским премудростям! Такая же вещица есть у нашего славного друга, Болху-Тучигэна. Но у тебя еще мягче!

– Ну, как он там, сынок, наш Болху-Тучигэн? Я так по нему соскучился! – грустно молвил Илья Всемилович. – Столько лет его не видел! Завидую я тебе, сынок, что у тебя такое положение с правом свободных поездок в Орду! Ты теперь как бы княжеский посланник…Как там твой князь Роман Михалыч поживает? Может, он сидит теперь в Чернигове, своей столице?