Смерть приходит в розовом - Леонид Звмятин

— Давайте встретимся сегодня вечером и навестим вашу подружку.

Ни согласия, ни возражения не последовало.

— Спасибо за гостеприимство.

И на сей раз она не пыталась воспротивиться ни словом, ни жестом.

Вожделенная свобода рядом, всего несколько шагов по прихожей — и быстро за дверь. Но надо еще обуть туфли. Вот уж эта исконно русская привычка — снимать обувь — дорого может обойтись мне. Делал все, не выказывая торопливости. Наклонившись, завязывал шнурки и косил глазами, не обнаруживая присутствия хозяйки в прихожей. Выпрямился и услышал:

— Убегаете, даже не назначив ни времени, ни места свидания.

Развернулся. Она стояла, прислонившись к стене, губы сложены в надменной улыбке.

— Назначайте сами, — проговорил я, нутром чувствуя, как росла напряженность момента.

— Сначала назовите свое настоящее имя.

— Михаил, — произнес я. Сказать, что в эти секунды сохранял самообладание и не паниковал, было бы полуправдой. Ожидал самого драматического поворота событий, и не ошибся. Доселе заведенная за спину рука вдруг резко поднялась на уровень груди, а сама дама выпрямилась. Длинные пальчики стискивали пистолет с глушителем.

— Выворачивай карманы, мент! — приказала она.

— Если не подчинюсь, неужели будешь марать стены квартиры? — изобразил я присутствие духа.

— Сомневаешься? — и дуло угрожающе уставилось мне в лицо.

Дабы не нервировать даму, следовало подчиниться. Я вывернул один карман, на пол шлепнулись ключи от квартиры. Из второго извлек остаток денег и милицейское удостоверение.

— Брось-ка его сюда, — потребовала она документ.

Пришлось еще раз подчиниться. В этот критический момент лучше выглядеть послушным и растерянным. Показное геройство заставит ее постоянно находиться настороже.

— Шустов Сергей Владимирович, — прочитала она с какой-то досадой уставилась на меня.

— Сожалеешь, что промахнулась, — не утерпел и съязвил я. Роль кроткого человека, которую надобно было бы играть, мне явно претила. Откуда-то появилась уверенность, что в своей квартире она не нажмет на спусковой крючок, это почти то же самое, что в открытую заявить о своих неблаговидных деяниях.

— Исправимся, — зловеще пообещала она и приказала поднять ключи и отдать ей.

Я проделал требуемое медленно, прикидывая расстояние между нами и с сожалением констатируя, что мне его не преодолеть — выстрел прозвучит быстрее.

— Сейчас мы выйдем, и смотри у меня, не дури, — предупредила она.

— Мы никуда не пойдем, стреляй здесь, — с обескураживающим ее спокойствием бравировал я, и хотя сердце бешено стучало от прокравшегося в него страха, продолжал испытывать терпение дамы в розовом. — Мне нет никакой разницы, где получить пулю, а вам, милейшая, напакостить в собственной квартире равнозначно провалу. Сим выстрелом вы покажете свое истинное лицо, и поверьте: вас найдут на краю света, да вы туда не успеете и добраться. Ваше фото в банке данных уголовного розыска, и оно сразу окажется в руках каждого опера и постового нашей необъятной страны.

Я рисовался — и для того, чтобы заболтать свою визави в кровавом противостоянии, и для того, чтобы поддержать в себе дух, ибо щупальца страха проникали все глубже, лишая меня хладнокровия и сея панику.

— Предлагаете, так понимаю, сдаться, — Светлана хохотнула.

— Идея неплохая, если учесть, что я не собираюсь вести тебя к себе домой, чтоб ты исправила свой промах.

— Догадливый, — зловеще похвалила она и уже в какой-то ярости проговорила: — Хватит показывать свою храбрость.

И тут же прозвучал выстрел, негромкий, как будто в прихожей два друга открыли на прощание бутылку шампанского. Пуля вонзилась в находившийся за моей спиной одежный шкаф.

— Следующая в твою голову, — предупредила она и приказала: — А ну поворачивайся и открывай дверь!

Я повиновался лишь наполовину: развернулся к ней спиной, но к замку не прикоснулся.

— Быстро! — дуло пистолета уперлось в левую лопатку. Дама явно занервничала и потеряла всякую осторожность.

Я сознавал: на улице у меня никаких шансов на спасение. Все должно произойти здесь. Момент благоприятствовал. Она совершила ошибку, приблизившись ко мне вплотную, по-видимому, посчитав, что приставленное к моему телу оружие призовет к послушанию, подавит волю. Теперь наши шансы пятьдесят на пятьдесят, и все зависело от реакции: чья окажется быстрее.

Я, выполняя приказ, вытянул руки и прикоснулся к замку. Но послушание здесь ни при чем, это отвлекающий ее внимание маневр. И в следующий миг — резкий полуоборот влево, и дуло, скользнув по спине, уже смотрело мимо. Локтем отбросил ее руку с зажатым в ней оружием в сторону, а своей коронной правой нанес прямой удар в лицо. В жизни ни разу не бил женщин, даже на легкую пощечину рука не поднималась, а тут вложил в удар все отчаяние, и он получился сильным, после которого на ринге соперник несомненно оказался бы в нокауте.

Она пролетела, раскинув руки, через всю прихожую и ударилась спиной об острый выступ арочного проема, ведущего в зал. Пистолет выпал из рук, а сама она не подавала признаков жизни. Глаза открыты и неподвижны. Из уголков рта и из ушей стекала на шею алыми струйками кровь. Отбросив ногой оружие подальше, я склонился над ней. Взялся за запястье, но пульса не ощутил. Ее грудь спокойна, никаких признаков дыхания. Видимо, смерть, подручной которой она числилась, по-свойски сжалилась над ней и мгновенно прекратила всякие мучения.

Такого исхода я, конечно, не предполагал, но и вымерять силу удара не представлялось возможным, когда все решали доли секунды. Распаленный борьбой за жизнь, я постепенно приходил в себя, с досадой сознавая, что оказался в еще более сложных условиях. Предстояло проявить характер и изворотливость, чтобы доказать: убийство произошло непреднамеренно, в пределах допустимой самообороны. Но самое трагичное заключалось в другом: я лишился важной фигуры на пути познания истины. Правда, оставалась еще Верочка. Но вот хватит ли у меня аргументов разговорить ее? Не окажусь ли я в качестве обвиняемого? Но иного выбора, как незамедлительно отправиться к ней, у меня не оставалось. Затаиться и ждать — удел трусливых.

15

На улице рассвет уже потихоньку разгонял сумрак, суля безоблачный день. Гасли на небе блеклые звезды. Но город еще спал, и даже дворники не решались нарушить это сонное спокойствие ширканьем метел. Подъезд закрыт, и вся надежда на домофон. Припомнил номер Верочкиной квартиры и набрал нужные цифры. Она словно ждала, голос встревоженный и совсем не заспанный.

— Это Сергей, — представился я и затих в ожидании ее реакции.

— А где Света? — последовало в ответ.

— Я один.

Она, видимо, многое решала в эти секунды, летевшие для нее неимоверно быстро, для меня же тянувшиеся, как густой сироп. Но и у нее выбор не ахти как богат.

— Заходи, — разрешающе проговорила она.

Дверь в квартиру открыта. И мне с опаской подумалось: затаилась где-нибудь Верочка с каким-то бытовым предметом, чтобы совершить акт мщения. Потому настороженно озирался, а оказавшись в прихожей, не закрыл дверь. Не хотелось во второй раз подряд искушать судьбу.

— Проходите сюда, — раздался из зала ее голос, если и не миролюбивый, то и не особенно непримиримый, скорее он звучал с обреченностью.

Она сидела на том же самом диване, на котором предлагала мне стать «последним мужчиной», и на ней был тот же самый халатик.

— Что со Светой? — сразу же спросила она, ибо, ясное дело, этот вопрос волновал ее сейчас сильнее всего.

Мы глядели друг другу в глаза, в полумраке комнаты это было не так сложно.

— Непреднамеренно убита при самообороне, — произнес я обезличенную фразу, словно происшедшее совсем не касалось меня и я лишь констатировал факт.

— Этого не могло быть, — испуганно произнесла Верочка.

— Когда не оставляют выбора и очень хочется жить — подобное случается.

— Боже! — она схватилась за голову, провела ладонями по лицу и опустила руки на колени.

— Зачем ты пришел? — уже непримиримо прозвучал Верочкин голос.

— Чтобы узнать всю правду, и я не уйду отсюда, пока не узнаю ее.

Мое требование добавило ей агрессивности.

— В таком случае вызываю милицию, — пригрозила она. — Ты убийца.

— Меня вынудили стать им, — поправил я. — И вынудили вы своими поступками, так что можете вызывать милицию.

Она хотела что-то возразить, но смогла лишь беззвучно пошевелить губами, и я увидел на ее лице гримасу боли. Дрожащая Верочкина рука вытянулась по направлению спальни.

— Лекарство там, — скорее догадался я, нежели понял сказанное женщиной, настолько, видимо, сильно сдавил спазм горло.

После принятия какой-то микстуры она долго сидела с закрытыми глазами. Я пристроился поодаль, на самом краешке дивана. Ее веки дрогнули, раздался прерывистый вздох. Она с тоской посмотрела на меня, горько усмехнулась и проговорила: