Пламя свободы. Свет философии в темные времена. 1933–1943 - Вольфрам Айленбергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После семи лет в Голливуде она ясно представляет себе рецепт успеха: сюжет должен быть многослойным. Восемнадцатого мая 1934 года Рэнд пишет продюсеру Кеннету Макгоуэну[25]:
Необходимо, чтобы рассказанная история работала без всякой глубины – чтобы тот, кому нет дела до глубоких интеллектуальных и художественных ходов, не чувствовал себя перегруженным, – и одновременно чтобы тот, кому нужны именно они, находил более глубокие аспекты в том же самом материале.[52]
Например: любовный треугольник, в котором женщина, чтобы спасти или завоевать любимого мужчину, должна отдаться другому. Это достаточно увлекательно на уровне фабулы: нам интересно, что будет дальше. На другом уровне тот же материал позволяет нам глубже заглянуть в эмоциональную жизнь и терзания действующих лиц. На третьем, философском уровне история повествует об экзистентных противоречиях между «долгом» и «желанием», «жертвой» и «счастьем», между «средством» и «целью». «На первый взгляд, разумеется, странно, – уточняет Рэнд в том же письме, – <…> пытаться затрагивать в фильме философские темы. Но если философия дойдет до тех, кому это нужно, и при этом не будет мешать остальным <…>, почему бы и нет?»[53]
Рэнд четко осознает свою цель: философия для всех, на высочайшем уровне, реализованная в форме сценариев и романов с несомненным потенциалом стать бестселлерами! Вот что ей нужно. И она не успокоится, пока не добьется успеха.
Удушливость
Результаты ее борьбы не заставили себя долго ждать. В 1932 году сразу несколько киностудий проявили интерес к Красной пешке[26] – первому проработанному сценарию Рэнд. Его героиня – сколь обаятельная, столь и бесстрашная американка, попадающая на отдаленный остров, где держат заключенных Гулага. Целью ее визита является освобождение мужа, российского инженера, который стал жертвой чужой зависти к его выдающемуся таланту и собственной чрезмерной инициативности. План молодой женщины состоит в том, чтобы соблазнить начальника лагеря, войти к нему в доверие, а затем раскрыть ему глаза на безусловную ценность каждого человека, и в первую очередь – ее супруга.
Всё по рецепту Рэнд: классический любовный треугольник с философско-идеологическим акцентом на человеконенавистническом характере советской системы, а также на освободительной силе pursuit of happiness – стремления к счастью в его сугубо американском изводе. К моменту завершения сценария в 1932 году Рэнд работает также на полную ставку в отделе реквизита студии RKO. Четырнадцать часов примитивной логистики каждый день. Она пишет ночами и по воскресеньям[54].
И вот наконец Красную пешку за 700 долларов приобретает студия Universal, плюс еще 800 – за доработку окончательной версии. Сама Рэнд предпочла бы видеть сценарий в руках Metro-Goldwyn-Mayer. Марлен Дитрих, у которой контракт с MGM, пришла в восторг от материала, но ее тогдашний покровитель, режиссер Джозеф фон Штернберг, решительно отказался. За несколько месяцев до того у него провалился фильм как раз на русскую тему[55].
Не прошло и недели после подписания договора, как Рэнд увольняется с ненавистной работы и отправляется, в самый разгар экономического кризиса, в свободное плавание независимой писательницы. Сейчас или никогда!
Однако проходят два года, а Красная пешка всё еще ждет постановки. И первый роман Рэнд, в который она вложила столько творческой энергии, не находит заинтересованных издателей. В повествовании с рабочим названием Удушливость (Airtight), вчерне готовом к весне 1934-го, речь идет всё о том же стремлении сильной личности к самореализации, любви и счастью. Но в качестве места лишения свободы на этот раз выбран не сибирский Гулаг, а свежеиспеченный СССР как таковой. Название точно передает характерную для книги атмосферу дефицита товаров, бытового убожества, всепроникающего страха и легализованного злоупотребления властью.
Удушливость представляет собой произведение человека, не понаслышке знакомого с жизнью в раннем СССР, но находящегося в США и повествующего об этой жизни с американской точки зрения. Не так-то просто такое совместить! В том числе потому, – пишет Рэнд в Нью-Йорк своему литературному агенту Джин Уик, – что американский читатель «не имеет ни малейшего представления о ситуации в Ленинграде. Иначе тут не было бы такого ужасающего количества тайных большевиков и идеалистов, симпатизирующих советской системе, эти liberals [здесь: в значении «левые». – В. А.] закричали бы от ужаса, если бы узнали правду об условиях жизни в СССР. Именно для них написана книга»[56].
На самом деле роман содержит в себе нечто гораздо большее, нежели отчет о ситуации в Советской России и рассказ о борьбе героини за любовь и свободу: «Удушливость – ни в коем случае не история о Кире Аргуновой. Это история о Кире Аргуновой и о массах <…>. Личность против масс – вот главная и единственная тема этой книги. Потому что это главная проблема нашего столетия, по крайней мере – для тех, кто хочет его понять»[57]. Видимо, редакторы ведущих нью-йоркских издательств понимать наше столетие не хотели. А если и хотели, то в 1934 году приняли в этом вопросе сторону масс, а не личности.
В годы экономического кризиса американская мечта поблекла даже в «стране свободных». Когда демократ Франклин Делано Рузвельт победил в президентских выборах 1932 года, опередив консерватора Герберта Гувера, безработица в стране составляла двадцать пять процентов. Рузвельт немедленно начал воплощать в жизнь «Новый курс»: строгое регулирование финансовых рынков, государственные программы занятости, перераспределение с помощью повышения налогов, запрет на частное владение золотом с целью стабилизировать доллар.
Айн Рэнд как никто другой понимает, что жизнь человека теснейшим образом связана с политическими и экономическими условиями. Вследствие травматического опыта, полученного ею и ее семьей в Петрограде в годы революции, новый пакет президентских мер и сопровождающая его риторика вызвали у нее большие подозрения. Она ожидала самого худшего. Тот факт, что ее рукопись не находит издателя, она интерпретирует как лишнее свидетельство сильнейшего коммунистического влияния на интеллектуальную элиту Восточного побережья.
Почему даже здесь никто не в силах понять и решительно осудить то, что она с такой ясностью видит по всему миру: подчинение человека диктату бунтующих масс, плебса? Это вовсе не выдумки, стоит лишь открыть газету: в Москве, в Берлине, в Париже, а теперь даже в Вашингтоне коллективизм выигрывает одну битву за другой! Впервые после приезда в США она испытывает такое разочарование в своих самых сокровенных стремлениях и надеждах. Если использовать драматическую фразу ее героини Киры: «Одно мое „я“ против 150 миллионов»[58].
Идеалы
Одна против всех, Рэнд начинает той кризисной весной 1934 года вести «философский дневник»[59]. В нем прямо подняты все
