Опасные пути - Георг Хилтль

— Умер и замурован в склепе. Там лежат они все трое, препятствовавшие моему счастью! — воскликнула Мария. — Теперь ты мой, и мы будем счастливы!

Взоры ее прекрасных глаз с любовью и пылкой страстью остановились на Сэн-Круа. Последнему казалось, что эта женщина окружена каким-то огненным сиянием, что этот огонь пронизывает его насквозь и жжет до мозга костей, им овладел какой-то необъяснимый страх, когда маркиза, взяв бутылку, налила из нее вино в чашку и поднесла ему, говоря:

— Выпьем за новую победу!

Поручику казалось, что из пальцев маркизы исходят какие-то лучи, которые переходят в вино и превращают его в отраву, и он с отвращением оттолкнул чашу.

— Годэн, подумай, — сказала Мария со странной улыбкой, — ты будешь весь мой, совсем мой. Ты не смеешь отталкивать меня; ради любви к тебе я стала преступницей!

— Ты увлекла меня с собой в бездну, — воскликнул Годэн. — В парке Мортемар твои уста в первый раз прикоснулись к моим, и эти поцелуи погубили меня! Так мне было предсказано!

— Мой дорогой, мой любимый, не оставляй меня, — страстно воскликнула Мария, — в тот день, когда ты разлюбишь меня, мы умрем оба! — и Мария обняла своего возлюбленного.

— Любимая, прекрасная! — прошептал Годэн, прижимая свои дрожащие губы к белоснежной шее маркизы, и выпил вино из чаши, которую она подала ему — он больше ничего не боялся.

— Годэн, — прошептала Мария, — надо опять работать. Разведи огонь в своей печке и постарайся раскрыть тайну итальянца; ты должен нанести еще два удара.

— Какие? Опять смерть?

— Знаешь ли ты, что на теле Мишеля были найдены следы. Ты работаешь небрежно, Годэн.

— К чему же еще работать? Мы уже у цели!

— О, Годэн, ты считаешь, что мы уже достигли цели? Разве мы можем смело показаться вдвоем в Лувре или в Версале? Разве я могу пойти вместе с тобой к Монтеспан, которая отвергла меня, и сказать ей: “Вот, Годэн, он мой”? На что мне все богатства, приобретенные нашим искусством, если я не могу стать твоей женой?

Сэн-Круа побледнел. В его мозгу мелькнуло смутное предположение, но он не хотел оформить эту мысль и беззвучно проговорил:

— Но ведь ты не свободна, Мария. Если судьба не освободит тебя, то как ты можешь стать моей женой?

— Судьба? Она в наших руках, Годэн, — воскликнула маркиза, схватив его за руки. — Соберись с силами, усовершенствуй свои средства и освободи меня от Бренвилье. Ради тебя я убила своего отца и своих братьев; ты поклялся мне не щадить никого, кто будет помехой нашему счастью. Неужели же ты отступишь теперь, когда нужно порвать последние узы?

Сэн-Круа бросился в старое кресло, потом вскочил и, встав перед маркизой, воскликнул:

— Нет, это невозможно! Все, что хочешь, но только не это. Я должен убить твоего мужа? Никогда! Он — мой друг, мой собрат по оружию! Нет, Мария, я во многом виноват перед ним; он насильно ввел меня в свой дом, — Сэн-Круа дрожал, как в лихорадке, — нет, я не хочу быть Каином!

Маркиза скрестила руки на груди и, подойдя вплотную к Годэну, проговорила твердым голосом:

— Любишь ли ты меня, или это было только увлечение?

— Ты знаешь, что я люблю тебя и что я купил эту любовь ценой своей погибели.

— Хорошо! Я сама убью Бренвилье! Ради тебя я пойду и на это преступление, — сказала Мария.

Сэн-Круа стоял неподвижно, как бы окаменев. Он почувствовал, что холодные губы коснулись его лба, но не пошевельнулся. Придя в себя, он увидел, что он один в лаборатории.

Его мысли прояснились.

— Этого не должно быть! — воскликнул он, — она не смотрит ни на что, не обращает внимания на опасность. Хорошо же, я спасу Анри! — и он поспешил к шкафу и стал вынимать оттуда различные бутылки.

В замке Офмон царило необычайное оживление; его окна были освещены, у подъезда стояло несколько легких экипажей; из дома слышались пение, радостные возгласы и звон бокалов. В замке поселился маркиз де Бренвилье со своей прекрасной женой и принимал гостей.

Анри де Бренвилье был все тем же, как и раньше. Замок наполняла веселая толпа приятелей. Они весело кутили не обращая внимания на мрачные лица портретов предков, развешенных по стенам.

— Эй, Годэн, не будь таким кислым, — крикнул Бренвилье своему товарищу. — Ура, да здравствует наша дружба!

— Ура, — подхватила вся компания.

В эту минуту в зал вошла маркиза Мария; она держалась скромно, но с достоинством. Ее появление подействовало на кутящих как мановение волшебного жезла; они сразу успокоились и пошли ей навстречу.

— Господа, — сказала Мария, — почему вы замолкли при моем появлении?.. Это огорчает меня. Чем я заслужила это? Вы — так же мои гости, как и моего дорогого супруга! — и она протянула маркизу руку для поцелуя.

— Это — ангел, — пробормотал он.

— А, господин Рие, — сказала Мария, подойдя к одному из гостей, — что это Вас давно не было видно? А Вы, господин де Бранкас, — все тот же весельчак, как я вижу? — Затем она совершенно спокойно обернулась к Сэн-Круа, сидевшему на конце стола, и воскликнула: — Да это — поручик Сэн-Круа! Господи, я даже узнала Вас, мы так давно не видались.

— Я счастлив, что Вы еще не совсем забыли меня, — ответил Годэн.

— Я очень рада видеть Вас всех у себя, — воскликнула Мария, грациозным жестом указывая на присутствующих.

— За здоровье маркизы! — воскликнул де Бранкас, — ура, — ура!..

Общество все более оживлялось, царствовало полное непринуждение; только Сэн-Круа не принимал участия в общем веселье; его темные глаза зорко следили за каждым движением маркизы. Она взяла стакан с вином чокнулась с гостями, а затем вдруг вышла.

— Иди сюда, Годэн, — воскликнул маркиз, — ла Тремуйль будет держать банк. Да ну, иди! Чего ты уставился на дверь? Ну, пойдем! — и он схватил Годэна за рукав.

— Оставь меня, — ответил поручик, — я не стану играть!

— Какие глупости! Слушайте, Бретейль, помогите мне привести его; он, кажется, опять собирается любезничать с моей супругой!

Поручика притащили к игорному столу. Годэн весь дрожал; он ясно представлял себе, что в соседней комнате Мария капает в бокал свои ужасные капли. Этот праздник был организован по предложению Марии; она сама устроила свое мнимое примирение с мужем, щедро наполнив его кошелек. Годэн ничего не видел и не слышал; он продолжал играть совсем машинально; ему казалось, что маркиза стоит сзади него, рядом, ему чудилось ее лицо на каждой карте.

— Я проиграл все, что у меня было! — воскликнул он с деланным смехом, чтобы отделаться от игры и помешать Марии совершить новое преступление.