Реформация. История европейской цивилизации от Виклифа до Кальвина: 1300—1564 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

Лев, сын Лоренцо Великолепного, был теперь главой семьи Медичи, которая питала Ренессанс во Флоренции; он был ученым, поэтом и джентльменом, добрым и щедрым, влюбленным в классическую литературу и тонкое искусство. Его нравы были хороши в безнравственной среде; его натура была склонна к веселью, приятному и законному, что послужило примером счастья для города, который за столетие до этого был нищим и заброшенным. Все его недостатки были поверхностными, за исключением его поверхностности. Он слишком мало различал благо своей семьи и церкви и тратил средства папства на сомнительных поэтов и войны. Он был обычно терпим, наслаждался сатирой, направленной против церковников в "Похвале глупости" Эразма, и с некоторыми огрехами придерживался неписаного соглашения, по которому церковь Ренессанса предоставляла значительную свободу философам, поэтам и ученым, которые обращались - обычно на латыни - к образованному меньшинству, но оставляли непоколебимой веру народных масс.

Сын банкира, Лев привык легко тратить деньги, причем в основном на других. Он унаследовал от Юлия II полную папскую казну и опустошил ее перед смертью. Возможно, ему не очень нравилась массивная базилика, которую планировал и начал строить Юлий, но старый собор Святого Петра не подлежал ремонту, в новый были вложены огромные средства, и было бы позором для Церкви допустить прекращение этого величественного предприятия. Возможно, с некоторой неохотой он предложил индульгенцию 1517 года всем, кто внесет свой вклад в завершение строительства великой святыни. Правители Англии, Германии, Франции и Испании протестовали против того, что их страны лишаются богатства, их национальная экономика нарушается из-за постоянных кампаний по привлечению денег в Рим. Там, где короли были могущественны, Лев был внимателен: он согласился, чтобы Генрих VIII оставил четвертую часть доходов в Англии; он предоставил заем в 175 000 дукатов королю Карлу I (впоследствии императору Карлу V) под ожидаемые сборы в Испании; Франциск I должен был оставить себе часть суммы, собранной во Франции. Германия получила менее благосклонное отношение, поскольку не имела сильной монархии, чтобы торговаться с Папой; однако императору Максимилиану было выделено скромные 3 000 флоринов из поступлений, а Фуггеры должны были взять из сборов 20 000 флоринов, которые они одолжили Альбрехту Бранденбургскому, чтобы заплатить Папе за его утверждение в должности архиепископа Майнца. К несчастью, этот город за десять лет (1504-14) потерял трех архиепископов и дважды выплачивал большие суммы за конфирмацию; чтобы избавить его от необходимости платить в третий раз, Альбрехт взял в долг. Теперь Лев решил, что молодой прелат должен руководить распределением индульгенций в Магдебурге и Хальберштадте, а также в Майнце. Агент Фуггеров сопровождал каждого проповедника Альбрехта, проверял расходы и квитанции, а также хранил один из ключей от ящика, в котором хранились средства.1

Главным агентом Альбрехта был Иоганн Тетцель, монах-доминиканец, который приобрел мастерство и репутацию специалиста по сбору денег. С 1500 года его основным занятием стало распоряжение индульгенциями. Обычно в этих миссиях ему помогало местное духовенство: когда он въезжал в город, процессия священников, магистратов и благочестивых мирян встречала его со знаменами, свечами и песнями и несла на бархатной или золотой подушке буллу индульгенции, а церковные колокола звонили и играли органы.2 Опираясь на эту подушку, Тецель в впечатляющей формуле предложил пленарную индульгенцию тем, кто покаянно признается в своих грехах и внесет посильную лепту в строительство нового собора Святого Петра:

Да помилует тебя Господь наш Иисус Христос и отпустит тебе грехи благодаря заслугам Его святейших Страстей. И я, Его властью, властью Его блаженных апостолов Петра и Павла и святейшего Папы, дарованной и преданной мне в этих краях, отпускаю тебе, во-первых, все церковные порицания, каким бы образом они ни были произведены, а затем все твои грехи, проступки и излишества, сколь бы огромными они ни были, даже те, которые отнесены к ведению Святого Престола; И насколько простираются ключи Святой Церкви, я отпускаю тебе все наказания, которые ты заслужил в чистилище по их вине, и восстанавливаю тебя в святых таинствах Церкви....и к той невинности и чистоте, которой вы обладали при крещении; так что, когда вы умрете, врата наказания закроются и откроются врата рая наслаждения; и если вы не умрете в настоящее время, эта благодать останется в полной силе, когда вы будете на пороге смерти. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.3

Эта великолепная сделка для верующего соответствовала официальной концепции индульгенций для живых. Тетцель снова остался в рамках своих архиепископских инструкций, когда отказался от предварительной исповеди, если жертвователь применял индульгенцию к душе, находящейся в чистилище. Католический историк отмечает:

Несомненно, Тецель, согласно своим авторитетным указаниям, провозгласил в качестве христианской доктрины, что для получения индульгенции за умерших не требуется ничего, кроме денежного подношения, и не требуется никакого раскаяния или исповеди. Он также учил, в соответствии с бытовавшим тогда мнением, что индульгенция может быть применена к любой душе с неизменным эффектом. Исходя из этого предположения, несомненно, что его доктрина практически соответствовала радикальной пословице: "Как только деньги в сундуке зазвенят, душа из огня чистилища выскочит". Папская булла об индульгенциях не давала никакой санкции этому предложению. Это было расплывчатое схоластическое мнение ...., а не какая-либо доктрина Церкви.4

Миконий, монах-францисканец, возможно, враждебно относившийся к доминиканцам, слышал выступление Тетцеля и сообщал в 1517 году: "Невероятно, что говорил и проповедовал этот невежественный монах. Он давал запечатанные письма, в которых говорилось, что даже те грехи, которые человек намеревался совершить, будут прощены. Папа, говорил он, обладает большей властью, чем все апостолы, все ангелы и святые, даже больше, чем сама Дева Мария; ибо все они подчинялись Христу, а папа был равен Христу". Возможно, это преувеличение, но то, что такое описание мог дать очевидец, говорит о той антипатии, которую вызывал Тецель. Подобная враждебность проявляется и в слухах, скептически упомянутых Лютером,5 который цитирует слова Тетцеля, сказанные им в Галле, что даже если бы человек, per impossibile, посягнул на Богоматерь, индульгенция смыла бы его грех. Тетцель получил свидетельства от гражданских и церковных властей Галле о том, что они никогда не слышали этой истории.6 Он был восторженным продавцом, но не совсем бессовестным.

Он бы избежал истории, если бы не подошел слишком близко к землям Фридриха Мудрого, курфюрста Саксонии.* Фридрих был благочестивым и предусмотрительным правителем. Он не имел теоретических возражений против индульгенций; он собрал 19 000 святых мощей в своей замковой церкви в Виттенберге,7 Он собрал 19 000 святых мощей в своей замковой церкви в Виттенберге7 и договорился об индульгенции на их почитание; он добился другой индульгенции для тех, кто участвовал