Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, если бы это случилось так, – сказала Гуй-чэнь, – тогда мне не о чем было бы беспокоиться. Но все-таки попрошу вас при случае узнать, к кому попала тетрадь.
– Буду помнить об этом. Благо задача облегчается тем, что тетрадь эта излучает сияние.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась тут к гостье Ло Хун-цюй, – я слышала, что рыцари меча передвигаются с быстротою ветра и туч. Не научились ли вы и этому искусству?
– Если вы имеете в виду поручить мне что-нибудь срочное, – ответила Цзы-сяо, – и если это в пределах нескольких сот ли, то я могу выполнить это сейчас же.
– Вот сестрица Гуй-чэнь хотела сообщить подруге нашей Линь Вань-жу, что мы ждем ее здесь, чтобы вместе отправиться на экзамен. Вань-жу живет в тридцати ли отсюда. Смогли бы вы доставить ей письмо?
– Это, кажется, дочь вашего дяди Линь Чжи-яна, не так ли? – сказала Цзы-сяо, обращаясь к Гуй-чэнь. – Недавно я была у них, чтобы узнать, скоро ли вы вернетесь. Ну что ж, давайте ваше письмо, я мигом доставлю его.
Гуй-чэнь тут же написала письмо и отдала его Цзы-сяо.
– Ну, прощайте, – сказала та, приняв письмо, и одним прыжком выскочила в окно.
О том, как Цзы-сяо доставила письмо и что случилось дальше, будет рассказано в следующей главе.
Глава 55
Подруги беседу ведут
о средствах лечения оспы.
Сестра вопрошает богов
о доле пропавшего брата.
Итак, пораженная тем, что Янь Цзы-сяо вылетела в окно и тут же исчезла, Лань-инь в изумлении воскликнула:
– Ну и чудеса на белом свете! Действительно, каких только людей не встретишь в Поднебесной стране. Когда мы поедем в столицу на экзамены с такой попутчицей, нам в дороге определенно можно будет, как говорится, без забот класть голову на подушку.
– Интересно, есть ли ее фамилия в списке, который ты нашла в «Беседке слез»? – обратилась Хун-цюй к Гуй-чэнь.
– Мне помнится, – ответила Гуй-чэнь, – что там на стеле была как будто бы такая фраза:
Мечом и рыцарским искусством
дано ей в детстве овладеть,
А в зрелы лета овладеть ей
великой тайной бытия.
– Не знаю только, к ней это относится или нет, – ответила на это Гуй-чэнь. – Жаль, что список пропал, – продолжала она, – ведь если бы я знала, что это так случится, то заучила бы все фамилии наизусть и еще раз переписала бы всю надпись. А то теперь я уже многое позабыла и лишь смутно припоминаю, что было сказано в этой надписи.
– Вот тебе и на, – заметила Лань-инь, обращаясь к Гуй-чэнь. – Ты только пошутила, а обезьянка и на самом деле взяла да унесла твой список. Хорошо, если он попадет к кому следует. Тогда хоть выйдет, что не зря ты трудилась, переписывая его.
– Подумать только, – сказала Хун-цюй, – мы всегда считали нашу обезьянку самой простой макакой, а она возьми да и окажись священной. А какой зоркий и наблюдательный глаз у Янь Цзы-сяо: ведь она ночью, в темноте, сумела распознать, что обезьянка не простая, и заметила в руках у нее тетрадь. Такое, конечно, не каждому дано, и вполне возможно, что слова: «А в зрелы лета овладеть ей великой тайной бытия» – относятся именно к ней.
В это время вернулась Цзы-сяо. Как и в прошлый раз, она влетела через окно.
– Письмо ваше я отдала, – сообщила она Гуй-чэнь. – Сегодня уже поздно, и я навещу вас в другой раз, а пока прощайте! – С этими словами она одним прыжком вылетела через окно и исчезла.
* * *
На следующий день с самого раннего утра Гуй-чэнь, Хун-цюй и Лань-инь стали ждать подруг, но время шло, а никто из них не являлся.
– Девица в красном, наверно, обманула нас и не передала письмо, – беспокоилась Лань-инь.
Но вот к полудню долгожданные гости прибыли все вместе. Вань-жу, Жо-хуа, Фэн-хуань и Сяо-чунь приветствовали хозяев и познакомились с новыми подругами Гуй-чэнь. Затем все собрались в комнате для занятий. Когда Хун-цюй заговорила о том, как они вчера с Цзы-сяо послали письмо, Жо-хуа вдруг покатилась со смеху.
– Что это ты хохочешь? – спросила ее Лань-инь.
– Ну как же! Мы ведь с Вань-жу живем в одной комнате, – стала рассказывать Жо-хуа, продолжая смеяться. – Вчера поздно вечером мы заперлись и уже стали раздеваться, как вдруг окно с шумом распахнулось и в комнату к нам кто-то влетел. Вань-жу, которая в это время уже сняла с одной ноги туфлю, до того растерялась, что так с босой ногой и полезла под кровать. Хорошо, что я не из пугливых: узнала, в чем дело, и приняла от нее письмо. А Вань-жу вылезла из-под кровати только тогда, когда Цзы-сяо, наверно, была уже дома.
Раздался дружный смех, а Вань-жу, обиженная, с укором обратилась к Гуй-чэнь:
– А ты тоже додумалась – среди ночи посылать с записками. Хорошо еще, что я не так труслива, а то могла бы и умереть со страху.
– Ты хоть со страху не умерла, но перепугалась все же порядком, если полезла под кровать, да еще с босою ногой, – подсмеивалась над девушкой Фэн-хуань.
– А в чем было дело? – спросила Лянь Цзинь-фэн у Гуй-чэнь. – Кого это вы посылали к сестрице Вань-жу, что она так перепугалась?
Тут Гуй-чэнь рассказала ей о том, как накануне явилась Цзы-сяо и как она взялась передать письмо.
– Когда она влетела к нам в комнату, – вспоминала Хун-цюй, – я сперва увидела только красную полосу света и тоже испугалась. Потом я уже разглядела, что это была девица, одетая во все красное, с лицом, пылающим ярким румянцем. Надо сказать, что вечером при свете лампы она была очень хороша собой.
– Цзы-сяо [409] такая красная, а зовут ее лиловой, – вставила Сяо-чунь. – Надо было бы дать ей имя, связанное с чем-нибудь красным. А вот сестрицу Хун-хун [410] назвали красненькой, а лицо у нее скорей лиловатое. По-моему, им следовало бы поменяться именами, чтобы имя каждой соответствовало внешнему облику.
– Если бы имена давались по такому признаку, – заметила Фэн-хуань, – тогда на лице у Тин-тин [411] должны были бы быть беседки, а у Жо-хуа цветочки.
