Неизвестный Сталин - Рой Медведев

К 1946 году система СМЕРШ оказалась излишней. На заседании Политбюро 4 мая 1946 года было решено объединить СМЕРШ с НКГБ (теперь уже МГБ). Однако неожиданно для многих новым министром государственной безопасности был назначен генерал-полковник Абакумов, а не генерал армии Меркулов. Меркулов на заседании Политбюро подвергся критике и был переведен из членов ЦК ВКП(б) в кандидаты. Его почти год не назначали ни на какую должность, и только в 1947 году он стал во главе особого Управления советским имуществом за границей.

Если учесть, что и сам Берия был в конце 1945 года освобожден с поста наркома внутренних дел «в связи с переходом на другую работу», то это, как казалось Сталину, лишило Берию прямого выхода к «силовым» ведомствам. Берия в это время возглавлял Спецкомитет по атомной энергии, который руководил двумя Главными управлениями — по атомной бомбе и по урану. Этот «спецкомитет» имел много приоритетов, собственную внешнюю «атомную» разведку, лагерную систему, строительные и охранные армейские соединения.

Клан Берии и в МВД, и в МГБ сохранил часть своих кадров: руководители МГБ и МВД — Абакумов и Сергей Круглов, не имевшие никакого политического влияния, сохраняли внешнюю лояльность по отношению к Берии.

Однако если Круглов отчитывался в Совете Министров перед Берией, то Абакумов докладывал лично Сталину. Ни Берия, ни Маленков не были информированы о том, какие конкретные задания Абакумов получал от Сталина. Он, возможно, узнал от Цанавы о задании по ликвидации Михоэлса. Другие ключевые фигуры клана Берии были в это время далеко от Москвы: Гоглидзе возглавлял МГБ Дальнего Востока, Богдан Кобулов и Деканозов стали заместителями Меркулова по Управлению советским имуществом за границей, Амаяк Кобулов работал в отделе «С» Спецкомитета и занимался атомной разведкой. Мильштейн был вообще удален из МГБ и назначен начальником Казанской железной дороги. Влодзимирский, так же как и Богдан Кобулов, работал под руководством Меркулова в Берлине[479].

Для Берии и Маленкова в их борьбе за власть в аппаратах Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) было исключительно важно получить прямой контроль над органами МГБ и иметь во главе этого ведомства «своего» человека. Но реальный повод для обвинений Абакумова в потере бдительности возник лишь в 1951 году в связи с тем тупиком, в который зашло к этому времени «дело ЕАК».

Две предыдущие наиболее крупные репрессивные кампании — «дело авиаторов» в 1946 году и «ленинградское дело» в 1949–1950 годах, по которым были арестованы очень крупные государственные и партийные работники, были закончены относительно быстро. Но «дело ЕАК», продолжавшееся уже два года, никак не удавалось завершить.

Это было связано с тем, что по первоначальной директиве Политбюро «дело ЕАК» готовили для целей пропаганды, а не простой ликвидации. От следователей МГБ требовали доказательств участия активистов ЕАК в шпионаже и диверсиях, но подготовить показательный суд с таким сценарием, имея на скамье подсудимых четырех поэтов, артистов, журналистов, врачей и одну женщину-академика, оказалось очень трудно. У них просто не было доступа ни к каким государственным тайнам.

В этих условиях старший следователь по особо важным делам подполковник Михаил Рюмин, руководивший следствием по «делу ЕАК», пытался расширить дело путем арестов новых людей, не входивших в руководство ЕАК, но как-то участвовавших в его работе. Эта тактика позволяла затягивать следствие, сроки которого уже вышли за рамки законности.

В эти новые ответвления «дела ЕАК» попал в ноябре 1950 года профессор 2-го Московского Медицинского института Яков Этингер, первоначальные показания на которого как на «буржуазного националиста» дал в ходе следствия Фефер[480]. Этингер, безусловно, интересовался еврейскими проблемами и иногда приходил в библиотеку ЕАК, где читал иностранные, в том числе и еврейские журналы. Квартиру Этингера в Москве стали прослушивать, обнаружили, что он слушает «Би-би-си» и «Голос Америки» и критикует в семейном кругу антисемитскую политику властей. Этого было достаточно для ареста. Заодно арестовали приемного сына Этингера Якова Яковлевича, в то время студента, и его жену.

В 2001 году Я. Я. Этингер опубликовал книгу воспоминаний, в которой подробно излагает обстоятельства ареста, следствия и возникновения «дела врачей». Многие кремлевские врачи-евреи были коллегами профессора Этингера по медицинскому институту, заведовали здесь кафедрами и по совместительству давали консультации и участвовали в консилиумах в кремлевских и других правительственных клиниках в Москве. Их имена впервые появились в протоколах допросов профессора Этингера в начале 1951 года.[481]

Существует несколько разных версий появления самостоятельного «дела врачей», как производного от «дела ЕАК». Наиболее достоверная версия, основанная на изучении архивных документов МГБ, дается в книге Г. В. Костырченко[482]. Но здесь, в связи с анализом происходившей в то время борьбы за власть, важно проследить, каким образом «дело врачей» возникло не в недрах следственной части МГБ, а на уровне Политбюро. В этом отношении целесообразно привести отрывок из докладной записки Берии от 25 июня 1953 года, направленной в Президиум ЦК КПСС. Эта записка «О ходе следствия по делу М. Д. Рюмина», переданная Маленкову, следующим образом объясняла появление «дела врачей»:

«…B ноябре 1950 года Рюмину, по указанию Абакумова, было поручено следствие по делу арестованного профессора Этингера. Зная, что Этингер привлекался к лечению А. С. Щербакова в качестве консультанта, Рюмин, применив незаконные методы следствия, вынудил Этингера дать вымышленные показания о неправильном лечении А. С. Щербакова, которое якобы и привело к его смерти.

Будучи после этого вызван Абакумовым на допрос, Этингер отказался от этих показаний как вымышленных им в результате требований Рюмина. В связи с этим Рюмин возобновил применение к Этингеру извращенных методов следствия, довел его до полного истощения, от чего Этингер в марте 1951 года умер в тюрьме.

В мае 1951 года Рюмину за то, что он не зафиксировал показаний Этингера, парторганизацией следственной части по особо важным делам МГБ СССР был объявлен выговор. В этот же период времени Управление кадров МГБ СССР потребовало у Рюмина объяснения по существу скрытых им при поступлении в органы МГБ компрометирующих его материалов.

Почувствовав, что под ним заколебалась почва, авантюрист Рюмин, чтобы избежать ответственности за совершенные им преступления, решил пожертвовать своим благодетелем Абакумовым и обратился с письмом к И. В. Сталину, в котором „разоблачил“ Абакумова в смазывании дел и скрытии от партии и правительства показаний Этингера о якобы умышленном умерщвлении А С. Щербакова…

Поставив перед собой цель доказать правильность своего заявления по делу Этингера, Рюмин создал известное дело о так называемых „врачах-вредителях“, по которому был арестован ряд крупных деятелей советской медицины»[483].

Эта записка Берии «тов. Маленкову Г. М.» от 25 июня 1953 года оказалась его последней запиской. На срочно созванном 26 июня 1953 года заседании Президиума ЦК КПСС, на котором председательствовал Маленков, Берия был арестован. Существует хорошо известная версия о подготовке и проведении ареста Берии, которую изложил Хрущев в своих воспоминаниях. Нет оснований сомневаться в ее достоверности.

Судя по этой версии, подготовка ареста Берии потребовала по крайней мере около десяти дней, так как следовало заручиться поддержкой всех членов Президиума ЦК КПСС. Но в первых разговорах речь шла не об аресте, а о смещении с основных постов.

Берия, имевший очень хорошую агентуру во всех структурах власти, в охране самих членов Президиума и среди обслуживающего персонала всех правительственных домов, возможно, уже знал, что против него готовятся какие-то акции. Агенты МВД прослушивали телефоны и квартиры высшей элиты. Берия, безусловно, не доверял Хрущеву и Булганину, но, очевидно, считал, что Маленкова он сможет переубедить. Не исключено, что Маленков не был полностью посвящен во все детали заговора Хрущева, в котором также важную роль в создании «группы ареста» из генералов и маршалов играл Булганин.

В сохранившейся в архивах и недавно опубликованной черновой записи выступления Маленкова на заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 года, которую он сам подготовил как возможный конспект, предлагается не арест Берии, а перевод его на работу министром нефтяной промышленности[484]. По воспоминаниям маршала Кирилла Москаленко, руководившего группой военных, осуществивших арест Берии, подготовка ареста началась именно 25 июня 1953 года без всякого предварительного плана и была явной импровизацией[485].