Книга о Человеке - Кодзиро Сэридзава

И еще она как-то сказала:

— Митико говорит, что приготовила для мужа какую-то еду и пошла навестить его в Синдзюку. На одной из улочек вблизи того места, где муж снимает жилье, она увидела, что он идет ей навстречу, подождала его и заговорила. «Кто вы, я вас не знаю!» — сказал он и прошел мимо. Она была просто ошеломлена. Наверно, сокрушалась она, ему, небожителю, омерзительно иметь дело с работницей, зарабатывающей на хлеб своими руками!

— А чем он вообще занимается? — спросил я жену.

Оказалось, возглавляет движение за трезвость, но это самостоятельное движение, никак не связанное с религиозной организацией.

Выйдя замуж, Нобэ по всем правилам должна была принять фамилию мужа, но я узнал, что, видимо не без происков семьи Ю., у нее осталась девичья фамилия… И вот теперь она живет в квартире, похожей на свинарник, и, став простой работницей, несчастная, изможденная, трудится не покладая рук, чтобы воспитать троих детей, носящих фамилию Ю.

Самым горестным было то, что я ничем не мог ей помочь в тогдашнем ее положении. Бессилен был что-либо сделать, хотя и пытался.

В сентябре 1957 года в Токио намечалось открытие двадцать девятого Международного съезда ПЕН-клубов. Я был заместителем председателя японского ПЕН-клуба и по этому случаю решил отстроить новый дом на месте сгоревшего. Большую часть денег взял в кредит в банке М.

Жена обрадовалась строительству нового дома. Она заявила, что и в новом доме мы будем жить как батраки, поэтому обойдемся без прислуги, и я сказал своему знакомому архитектору, что полностью доверяю жене планировку дома, а когда был готов проект, я увидел, что получился точь-в-точь сельский дом наших французских друзей, для поддержания которого не было необходимости в дополнительных руках, и это меня успокоило.

Спустя год после нашего переезда в новый дом, в мае, как я уже писал, Митико Нобэ пришла прощаться, сказав, что умирает от рака. Я попытался убедить ее, чтобы она обратилась за помощью к Богу Иисуса, а сам не мог сдержать нахлынувших слез.

Не дождавшись возвращения жены, она ушла тогда с заплаканным лицом.

Я проводил ее до ворот, после чего, взглянув на ясное небо, обратился к Великой Природе с молитвой, прося прийти ей на помощь. Затем, внезапно вспомнив о том, что хотел ей показать только что вырытый фонарь святой Девы Марии, присел перед ним на корточки.

Погрузившись душой в созерцание образа Девы Марии, вырезанной в камне со сложенными молитвенно дланями, я помолился за Нобэ.

И в этот момент неожиданно услышал голос гения Жака:

— Кодзиро! Не надо печалиться… Митико Нобэ сильна в своей правде. Бог Великой Природы признает ее праведность и намерен в ближайшем будущем сделать ее невиданно счастливой. Члены семьи Ю., публично запретившие ей носить свою фамилию, прикрываясь Божьим именем, Иисусом и христианством, преследуют свои эгоистичные, корыстные цели. Бог опечален этим… Когда-нибудь она примет на себя все преступления, все грехи, из-за гордыни совершенные семьей Ю., очистит их и порадует Бога. Так рек Бог. Поэтому можешь больше за нее не тревожиться…

Ну вот и хорошо, — подумал я, облегченно вздохнув.

— Как тебе известно, она необычайно талантлива. Придет время, когда ее задатки получат полное развитие. Следует дождаться этого. Ее нынешние трудности — испытание перед развитием. Поскольку это испытание, его нужно выдержать. Так что успокойся и радуйся за ее будущее…

С этими словами гений Жак исчез.

В тот день за ужином я передал жене то, что мне сказал гений Жак.

— Испытания — слишком громко сказано, — отреагировала жена. — Что касается меня, с тех пор как я стала батрацкой женой и научилась крепко стоять на ногах, моя повседневная жизнь стала проще, да и Митико в душе рада, что стала работницей, и жить ей стало легче… А у нее к тому же еще множество талантов, так что будем с надеждой ждать, когда они принесут плоды.

Шли дни, а от Нобэ не было ни писем, ни звонков, я решил не придавать этому значения, но когда прошло два, три месяца, а известий от нее все не было, я начал беспокоиться и спросил у жены:

— Что с ней случилось?

— Как ты думаешь, легко жить простой работницей, имея троих детей на руках? Но у нее сильное сердце, поэтому она не унывает. Все у нее в порядке.

Так каждый раз отвечала жена.

Прошло еще пол года, и в середине ноября как-то утром Митико появилась у нас в элегантном платье. Я в гостиной пролистывал утренние газеты, когда она вошла и, смеясь, сказала:

— В такую рабочую одежду нынче приходится одеваться работнице, не обращайте внимания.

И сразу же начала рассказывать о своей новой работе. Протестантский пастор и профессор медицины А., не имея собственного прихода, собрал группу из нескольких десятков человек и читает часовую проповедь, после чего отвечает на вопросы; она все это стенографирует, а позже переписывает набело. Как правило, три таких проповеди объединяет одна тема, и если собрать их вместе, получается изящная книжечка карманного формата.

Митико показала нам первую книжку, которую она подготовила. Книжица и впрямь получилась чрезвычайно изящной. Называлась она «В эту бедственную годину Иисус протянул нам руку…».

Работая поденно, Митико ограничивалась стенографией и последующей ее расшифровкой. Текст она отдавала пастору А., и на этом ее задача заканчивалась.

Митико была довольна тем, что пастор А. не имел своего прихода, а потому читал проповеди в разбросанных по всему городу домах верующих, где собирались окрестные жители, взыскующие веры, так что, к радости Митико, ей приходилось работать в самых разных районах.

В тот день, когда она пришла к нам, проповедь должна была состояться в час пополудни неподалеку от нас, и, собравшись идти зарабатывать себе на хлеб, она стала уговаривать мою жену хоть разок сходить с ней и послушать. Поскольку в это время я обычно отдыхал, жена предложила мне присоединиться.

Наскоро отобедав вместе с Митико, мы отправились на религиозное собрание. Заплатив входную плату — пятьсот иен и получив сопроводительные материалы, мы заняли места среди верующих. В сопроводительных материалах были указаны титулы А. — пастор и профессор медицины. Видимо, следовало понимать так, что, будучи пастором, он продолжает заниматься медициной. Началась проповедь. На первый взгляд пастор выглядел ничем не примечательным чиновником лет за пятьдесят.

Проповедь, опиравшаяся на Евангелие, оказалась скучной и долгой, напичканной цитатами из Библии. Наконец, закончив, он спросил, нет ли у кого вопросов. Все сидели молча. Тогда вопрос задал я:

— Судя по вашим титулам, вы, помимо пастора, являетесь профессором медицины. Вы и сейчас продолжаете заниматься ею?

— Нет, не занимаюсь. Я не люблю медицину, поэтому и стал пастором.

— Но в таком случае «профессор медицины» — титул излишний.

— Упоминание медицинского звания внушает людям доверие, понимаете?

Я почувствовал себя глупо, вежливо поблагодарил и, даже не попрощавшись с Митико, удалился.

Примерно через месяц Митико пришла с просьбой. В нашем районе живут несколько человек из паствы пастора А., и она настойчиво просила позволить им дважды в месяц собираться у нас в столовой на двухчасовую проповедь, с часу до трех.

Для Митико это означало, что дважды в месяц у нее будет место работы. Смеясь, я спросил:

— По-прежнему приходится заниматься поденщиной?

— С тех пор как мой старший сын поступил в Токийский университет, приработок, к счастью, увеличился, но все равно от поденной работы никуда не деться, — засмеялась она в ответ.

Мы с женой дали согласие, чтобы дважды в месяцу Митико была работа. В результате нам пришлось дважды в месяц встречаться с пастором А., и, видя, как верующие осаждают его, мы узнали много для нас неожиданного и были просто поражены.

Во время первого собрания, состоявшегося в нашем доме, пришло семь женщин, мы с женой никого из них не знали. Они по ошибке решили, что моя семья тоже принадлежит пастве пастора и что мы по своей инициативе организовали это собрание, поэтому выложили передо мной членские взносы и пожертвования. Я был в растерянности, но все же записал на листке бумаги имена и полученные суммы. С семи человек в общей сложности набралось почти двести тысяч иен.

Вскоре появился пастор А. со своей стенографисткой Митико, в течение часа он читал скучнейшую проповедь, когда же настало время, отведенное для вопросов, никто ничего не спросил.

Тогда одна из пришедших женщин. К., поднялась и попросила жену принести чай. Жена торопливо раздала всем чашки, и, попивая чай, пастор завел с женщинами беседу. Это был самый обычный светский разговор, и Митико, которой не было нужды стенографировать, судя по виду, не находила места от скуки.